Реклама полностью отключится, после прочтения нескольких страниц!
При мысли об этом поэт насмешливо усмехнулся. Жалкие невежды! Все его тайны начертаны в книге его памяти, куда не проникнуть никому!..
Даже загадочное послание, спрятанное между страницами шестой песни «Энеиды», было на месте…
Тем временем самочувствие поэта ухудшилось. Силы стали покидать его. Рухнув на постель, Данте погрузился в долгожданный сон.
азбудил Данте упавший ему на лицо яркий солнечный луч. Солнце было уже высоко в небе, но смертельно уставшего Данте не поднял даже утренний колокольный звон. Весь предыдущий день его мучила лихорадка, перемежаемая странными снами. Вот и сейчас, когда поэт приподнялся на постели, келья начала качаться вокруг него, как корабль, навязчиво преследовавший его в сновидениях, — черная галера с безобразными мертвецами на борту, являвшаяся Данте, лишь только поэт погружался в беспокойный сон.
Зажмурившись, Данте ждал, пока пройдет головокружение. Потом он, шатаясь, добрался до шкафчика и извлек из него список «Энеиды». Между его страницами лежал лист бумаги.
Этот лист нашли стражники в неизвестно кому принадлежавшем тюке шелка. Данте в сотый раз перечел написанное на листе.
«Доверьтесь нам, о приверженцы любви, и примите с распростертыми объятиями того, кто придет исполнить замысел, с какой бы стороны света он ни явился. Сначала будет построен новый Храм. Потом — его великолепные врата. Последним прибудет корабль и привезет чудесное мерило, в котором — ключ к сокровищам Фридриха, открывающим двери Царства Света».
Лист пергамента был скреплен сургучной печатью. На нем не значился получатель, который наверняка заранее знал о прибытии послания на склад и обязательно забрал бы этот пергамент, не найди его случайно стража.
Подняв с сундука сумку, Данте извлек из нее тетрадь, найденную на борту галеры, и начал осторожно листать пропитанные морской влагой страницы. Судя по огромному количеству однообразных навигационных записей, в руках у поэта был судовой журнал. В некоторых местах чернила расплылись, и написанное было не прочитать. Данте разобрал несколько названий средиземноморских портов и списки кое-каких товаров. На одной из последних страниц значились чьи-то имена. Скорее всего, это были члены экипажа. Кроме этого, последние страницы содержали краткое описание ремонта галеры на Мальте.
Речь шла о христианском судне, но с очень странным экипажем на борту. Судя по именам, многие члены экипажа были французами из Лангедока[7]. Кроме того, на галере были пассажиры, значившиеся как «заморские гости».
Почему же на христианском корабле некоторые неверные были не прикованы к веслам, а отдыхали, как почетные гости, в капитанской каюте? А что это за зловещий флаг, под которым плавала эта галера?! Неужели таким людям доверили хранить легендарные сокровища императора Фридриха?! А что это еще за «Царство Света»?!
Впрочем, хотя бы некоторые слова на пергаменте были понятны Данте. Приверженцами любви называли членов тайного общества, созданного для борьбы с деспотизмом римского папы, в которое в молодости входил сам поэт и его товарищи…
Отдалившись от них ради участия в политической борьбе в родном городе, поэт больше ничего о них не слышал. И вот они напомнили ему о себе этим пергаментом и… кораблем с командой мертвецов!
Смерть! Данте уже давно шел с ней рука об руку. Он слышал ее тихие шаги на залитых солнцем улицах Флоренции, ощущал ее дыхание в те моменты, когда у него на голове — как на загривке ощетинившейся собаки — внезапно сами по себе начинали шевелиться волосы…
Смертью дышала каждая строка будущего произведения Данте — огромной поэмы о небесах и о земле — диалога странника с душами величайших из древних мудрецов, повествующего обо всех тайнах потустороннего мира.
Поэт покосился на пачку листов, лежавших на столе. Это были собранные им повсюду бумаги и пергаменты, с которых он старательно соскреб ранее написанное.
Взяв в руки несколько листов, Данте стал разглядывать набросанное им на одной из первых страниц своего произведения изображение Земли, идеально разделенной на воду и сушу. В недрах земли зияла огромная пещера для погибших душ, кругами витавших вокруг ужасного колодца, из глубин которого доносились леденящие сердце завывания Люцифера…
Вот из воды восстает огромная скала, поднявшись на которую, можно очиститься от грехов. А потом?.. Потом — ничего. Фантазия поэта пока была бессильна описать блаженство и небеса в том виде, в каком они могли бы предстать перед человеческим оком.
Изобразить зло ему оказалось гораздо проще.
Вот уже некоторое время Данте слышал из окна необычный шум. Словно где-то у моста Понте Веккьо собралось множество народа. Можно было подумать, что все кители районов на южном берегу Арно решили переселиться на север Флоренции. Погрузившись в чтение собственного произведения, поэт не сразу обратил внимание на этот шум. Однако теперь пропустить его мимо ушей было уже невозможно. Данте инстинктивно покосился на дверь. Что, если это бунт? Или и того хуже — восстание постоянно недовольных чесальщиков шерсти?..
Поспешно покинув монастырь, Данте выскочил на запруженную народом улицу.
В толпе, преимущественно состоявшей из скромно одетых людей, то там, то здесь выделялись богатыми одеждами члены крупнейших гильдий, а также виднелись доспехи стражников. Внезапно Данте узнал в толпе знакомое лицо.
— Мессир Дуччо! Что вы здесь делаете? Что вообще происходит?
Под напором толпы на Данте налетел секретарь городского управления — совершенно лысый мужчина средних лет.
— Все бегут в аббатство Святой Марии Магдалины, приор! — выпалил Дуччо. — Прибыла великая реликвия с Востока!
Данте отпрыгнул от несшейся по улице человеческой лавины.
— И вся эта толпа бежит смотреть реликвию? — недоверчиво спросил поэт.
Секретарь пожал плечами и грубо отпихнул какого-то налетевшего на него крестьянина, но тот не обратил ни малейшего внимания на толчок и помчался дальше вместе со всеми.
— Из Франции прибыл монах Брандан, возвестивший о многих чудесах!
— Из Франции к нам еще не прибывало ничего хорошего. Подражание французам губит наши добрые нравы. Из их страны к нам приходят все самые страшные болезни. Особенно с тех пор, как там воцарился этот еретик Филипп![8] Неужели вся Флоренция сошла с ума?!