Он поднялся и пошел навстречу тому бесцеремонному битюгу, что грубо потащил девушку в круг.
— Постой-ка, парень. Повежливее ты не мог обратиться к девушке? Что ты таскаешь ее по залу, как вещь какую?
Парень оторопело глянул на Бессонова и, видимо, сообразив, кто перед ним, забасил извиняющимся тоном:
— Да я… Ничего такого. Знакомая она…
Подошел лейтенант милиции в форме.
— Знаете парня? — спросил Бессонов.
— С вагонзавода я, Сорокин фамилия, — с готовностью ответил парень.
— Тебе бы в дружинники надо, хулиганов одной фигурой испугаешь.
Леденёв увидел Лилю, одну из подруг Лены:
— Не видела того парня?
— Что-то его нет последнее время, — сказала Лиля.
— Если увидишь, куда сообщить, знаешь. А сейчас пойдем танцевать. Я, кажется, еще не разучился.
И майор пошел танцевать. Ребята проводили его улыбками. Корда потянул Бессонова за рукав.
— Смотри, вот две девушки на тебя своим парням показывают. Популярный ты человек, Веня…
— Эти? Знаю, профилактику с ними проводил. Пока вроде ничего, только на танцульки бегают.
— Послушайте, — сказал Корда, — что можно сделать вот из этого танцпавильона? Ведь в таком виде это просто скотский загон, а не культурное учреждение.
— Знаешь, есть хорошие слова: «Кадры решают все». Вот и здесь все решают кадры, те, что смогут поставить все эти танцы-манцы на новую основу. А пока…
Бессонов безнадежно махнул рукой.
Вечер близился к концу. И был, по всем данным, удачным. Кое-что прояснилось, установлен ряд интересных моментов, вышли на определенные связи, словом, группа поработала неплохо. И потанцевать успели, так, между прочим.
Контролеров у входа уже сняли, ребята не клянчили «контры», оркестр «добивал» последние аккорды. Топтавшаяся толпа начала редеть, когда Корда склонился над ухом майора и прошептал:
— Юрий Алексеевич, посмотрите налево. Туда, где пиво…
У пивного киоска с кружкой, прикрытой шапкой пены, стоял высокий светловолосый парень в черном костюме и белой рубашке без галстука. Он стоял боком к оперативной группе и его профиль отчетливо вырисовывался.
— Быстро найдите Свету, — сказал Толстиков, — и издали покажите ей парня.
Парень спокойно пил пиво, изредка поглядывая по сторонам.
— Сивый? — спросил Корда.
— Да, — кивнула она.
— Он, товарищ майор, — сказал Корда.
— Спасибо, Света. — И товарищам — Ребята, будем брать…
С утра полковник Бирюков ездил в район, проводил там совещание. Дорога длинная, вернулся после обеда, как следует не поел, где-то еще продуло в пути, чувствовал себя неважно. И тут Леденев доложил, что вот уже второй день бьются с Сивым и все без толку. То врет, то в молчанку играет.
Бирюков выпил в кабинете стакан крепкого чая, закурил «любительскую», посмотрел те куцые протоколы, которые смогли составить его сотрудники, сказал Леденеву:
— Давайте-ка его мне. Я на свежую голову с ним потолкую.
Итак, Ростислав Лапин, светловолосый, нос прямой, с горбинкой, двадцать лет.
— Место работы?
— Судоремонтный завод.
— Лену знаешь?
— Эту… ту, которую…
— Вот именно, которую убили. Кто убил?
— Н-не знаю…
— Видел ее в тот вечер?
— Да.
— Танцевал с ней?
— Танцевал.
— Домой шел провожать?
— Нет.
— А как твое уменьшительное имя?
— Славка. Или…
— Или Сивый. Известно. Кстати, известно и еще кое-что. Ты видел Лену после танцев? Не торопись с ответом, внимательно выслушай вопрос: ты видел Лену после танцев?
— Н-нет, не видел.
— Хорошо…
Василий Пименович Бирюков положил ручку на чернильный прибор, поправил очки, встал из-за стола, подошел к сейфу, открыл его и достал увесистую папку с бумагами. Вернулся к столу и стал медленно рассматривать содержимое папки.
Лапин сидел на стуле посреди кабинета, вытянувшись и положив руки на колени.
— Можно закурить?
— Подожди. Не время курить, подожди.
Прошло полчаса. Бирюков не задавал вопросов, казалось, совсем забыл о том, что в комнате не один. «Надо поймать его на лжи, да поэффектнее, — думал полковник. — Это вызовет соответствующий психологический резонанс…»
Было точно установлено, что именно Ростислав Лапин встретил Лену и Свету у кинотеатра «Заря» и о чем-то говорил с Леной минут десять.
— Ты, говорят, радиолюбитель? У тебя приемник есть?
— Есть, «Грюндиг».
— Хорошо берет? Удобная штучка, правда? По грибы там или на рыбалку взял его и наслаждайся? Рыбалку-то любишь?
— Езжу иногда, с ребятами.
— Да… Сейчас техника далеко ушла. Вон какие транзисторы делают: сунул в карман, вышел на улицу, и музыка при тебе. Твой «Грюндиг» только великоват, на улицу его не возьмешь.
— Почему не возьмешь? Я всегда беру.
— Всегда берешь? А когда с Леной у «Зари» говорил, приемник у тебя был?
— Был…
— Ну вот, а ты говорил, что Лену после танцев не видел. Как же так? Видел или нет?
— Видел…
— Вот что, давай все начистоту, Ростислав. Зачем отозвал, что говорил, что отвечала она, все по порядку и подробно.
Лапин долго еще выкручивался, петлял, каждое слово приходилось вытаскивать у него словно клещами. Он утверждал, что встретил Лену случайно, говорил с ней о ее подруге, которая ему понравилась на танцах, хотел, чтобы Лена ее с ним познакомила.
— Как зовут подругу?
— Не знаю.
— Ну, а как же ты мог говорить о ней с Леной, если ты не знаешь имени подруги?
— Ну, Валя…
— Сейчас придумал или на самом деле?
— На самом…
— Проверим. Теперь дальше. Чем окончился разговор?
— Она обещала помочь познакомить.
— Больше ничего?
— Ничего.
— А почему ты сразу не сказал, что видел Лену после танцев?
— Не знаю.
— Посиди в коридоре.
Лапин вышел. Бирюков позвонил Леденеву.
— Юрий Алексеевич, зайдите ко мне.
— Не знаю, не знаю… Двойственное чувство у меня, — сказал полковник. — С одной стороны как будто зелень-парень, а с другой, сдается, хитрую играет роль этакого растерявшегося простачка. Приятелей его допросили?
— Почти всех, — сказал майор. — И вот что интересно. Некий Володя Щекин показывает, что Лапин уже в день убийства Лены рассказывал про это своему другу Толику со всеми подробностями, будучи осведомленным даже о характере нанесенных девушке ран.
— Действительно, интересно. Фамилия Толика установлена?
— Более того, уже допросили. Все отрицает, ни о чем ему Лапин, мол, не рассказывал. Сидит сейчас у меня в кабинете. Есть у меня одно предложение…
— Хорошо, я согласен, — выслушав, сказал Бирюков. — Давайте попробуем. Пусть Лапин войдет.
— …Значит, так: поговорили вы с Леной, а потом?
— Попрощались, она сказала, что идет домой.
— И все?
— Да.
— Но как же ты мог попросить ее познакомить с подругой, когда ты сам дружил с Леной?
— Не дружил я…
— А вот эти письма кто ей писал, угрожал рассчитаться, если она не станет с тобой снова ходить? Кто их писал? Ты? Не отпирайся, заранее говорю, что мы сличили их с образцами твоего почерка.
— Я писал… Мы дружили, потом она не захотела.
— И ты угрозами пытался вернуть ее расположение? Итак, о чем ты беседовал с Леной? Не хочешь говорить?
Лапин низко опустил голову.
— Ну ладно. Ответь на другой вопрос. Куда ты пошел после разговора с Леной?
— Домой.
— И пришел?
— В половине первого.
— Интересно у тебя получается, Лапин. Ты что? Дважды за ночь домой приходил?
— Почему дважды?
— А потому, что вот передо мной показания твоей соседки Мамонтовой, которая в четвертом часу встала кормить ребенка и слышала, как ворчала твоя мать, отпирая входную дверь. А это сообщила твоя мать: «Мой сын пришел в ночь с воскресенья на понедельник минут 10–15 четвертого. Я заметила, что он был выпивши». Где был, Лапин? Куда пошел после разговора с Леной?
Лапин молчал.
— Будешь отвечать?
— Гулял… По улицам.
— Наивно, наивно, парень. Посмотри, как получается. Около двенадцати ты расстался у «Зари» с Леной. Простились вы или договорились встретиться, после того как уйдет Света, неизвестно. Лена мертва, а ты не говоришь правды. В первом часу Лену видели у подъезда с высоким блондином в черном костюме и белой рубашке. У тебя светлые волосы и одет ты так же. Дома в это время тебя не было — факт доказанный. В час ночи Лена была убита. Улавливаешь? Теперь отвечай: где ты был в промежуток времени между тем, как ты расстался с Леной и тремя часами ночи? В то, что ты гулял, позволь мне не поверить, ибо врал ты уже предостаточно. Подумай, подумай, Лапин.
— Я не могу…
— Что не можешь?
— Сказать… Где был, сказать…
— Что ж, тем хуже для тебя.
— У нее был…
— У кого?
— Ну, есть у меня знакомая. Я не хотел, чтоб знали… Муж у нее в море…
— Понятно. Фамилия, имя, отчество, адрес — быстро!..
Бирюков позвонил. Вошел Корда.
— Вот по этому адресу, возьмите машину. Установите: когда, во сколько пришел и ушел от нее Лапин.
— Может, не надо, напугаете там, — сказал Лапин, — поздно уже…
— Во-первых, еще только начало десятого, во-вторых, работники у нас достаточно тактичны, а в-третьих, Лапин, почему тебя не беспокоило, что твоя знакомая может испугаться, когда ты стучишься к ней в час ночи? А? — спросил Бирюков.
Давно погас свет в окнах на этажах управления, и только на третьем, в кабинетах угрозыска, горел свет.
Корда вернулся быстро. Он искоса взглянул на сидевшего посреди кабинета Лапина и положил перед полковником листки бумаги.
— Так, так… Ладно. Что ж, Лапин, вы как будто показали свое алиби. Около часу, показывает Родионова, вы пришли к ней и ушли ровно в три часа ночи. Неофициально тебе скажу: сволочь ты, Лапин. Хорошему парню, который в море ходит, в душу гадишь… Жаль, что в законе нет статьи для таких пакостников…
Он снова перечитал привезенные Кордой показания.
— А ну-ка, разувайся, — неожиданно приказал полковник.
Лапин изумленно глядел на него.
— Живо-живо разувайся, говорю!
Лапин нагнулся, расшнуровал ботинки и подал Бирюкову. Тот молча передал их Корде. Корда вышел, полковник сел за стол и поверх очков пристально глянул на Лапина.
Оба молчали. Через пятнадцать-двадцать минут вошел Корда. Он поставил туфли на стол, подстелив сначала газету, показал пальцем на один ботинок и положил перед полковником стеклышко, на котором виднелось небольшое пятно.
— Спасибо, идите, — сказал Бирюков.
Он долго рассматривал указанный Кордой ботинок, принесенное стеклышко, раскрывал папку, просматривал какие-то схемы, снова вертел, будто к чему-то примеряя ботинок. Лапин со страхом смотрел на все это, словно догадываясь о чем-то, глаза его округлились, рот приоткрылся, руки беспокойно ерзали по коленям.
Полковник отложил в сторону стеклышко, поставил ботинок на газету рядом со вторым и отряхнул руки. Встал из-за стола и подошел к Лапину вплотную.
— Значит, ты доказал свое алиби, Ростислав Лапин. Это хорошо… А теперь объясни, почему у тебя кровь на ботинке и откуда ты знаешь характер ран на трупе Лены?
Когда выдавалась свободная минута, это бывало редко, но бывало, шеф собирал сотрудников на чашку чая. Чай, хороший крепкий чай, и сопутствующие ему беседы в отделе любили.
И это не было пустой «травлей» на перекуре. Все знали, что под каждый случай из своей или чужой практики шеф обязательно подведет теоретическую базу, сделает вывод в назидание, так сказать, потомкам. Начальник угрозыска никогда не повторялся, истории были интересны, а молодые, так те слушали с раскрытыми ртами. Шеф пользовался старой терминологией и называл беседы «предметными уроками», а кто-то из управленческих острословов окрестил их попросту притчами. Вот некоторые из них:
— Недавно узнал я, что в школах милиции курс психологии ввели, — начал шеф, прихлебывая чай из стакана. — Это хорошо. Без психологии в нашей работе — никуда. Да только по учебнику одному не научишься в людях разбираться… Такое умение складывается годами.
