Выбор за него сделала война. Хорошо еще, что остались живы дети и их удалось отправить из Варшавы в деревню, к дальним родственникам жены. А Янина не убереглась. Судьба? Когда-нибудь, видимо, не скоро, война закончится, подрастут дети.
Смогут ли они понять его, принять Зосю, если, конечно, к тому времени все останутся живы? Стоит ли сейчас надрывая сердце думать об этом? Кто знает, что ждет впереди?..
Размышления оборвал стук входной двери. Вошел тот самый, в длинном темном пальто и широкополой шляпе. Ничем не примечательное лицо. Скосив глаза, пан Викентий бросил взгляд на его ноги — хорошая обувь. Сохранилась с довоенной поры или его подозрения верны? Такие ботинки обычно носят немцы.
Тем временем мужчина в широкополой шляпе прошел в глубь зала, присел за столик, достал из кармана пальто дешевые сигареты. Сняв шляпу, он обнаружил рано полысевшую голову с редкими рыжеватыми волосами. Протянув длинную руку, взял с соседнего столика оставленные кем-то газеты.
Снова стукнула дверь. Вошел еще один посетитель. Цепко прошелся глазами по стоявшему у стойки Марчевскому и присел за столик у двери, вытянув ноги в хорошо начищенных сапогах.
Пан Викентий успел перехватить его быстрый и вроде бы равнодушный взгляд, брошенный на лысого. Тот едва заметно кивнул в ответ. Или показалось? Но все равно, пора уходить. Если второй из тех, кто взялся за ним следить, то его обкладывают серьезно.
— Эти двое идут за мной, — тихо сказал Марчевский хозяину. — Пан может показать второй выход.
Ответа он ждал с замиранием сердца — сейчас, в оккупации, наступило время недоверия, и кто знает, как поведет себя хозяин кафе? Сделает вид, что ничего не слышал? Тогда придется снова петлять по улицам, и еще неизвестно, чем все закончится. Очень плохо, что второй в начищенных сапогах — ведь на улице грязь, значит, он вышел из машины. Если есть второй выход, можно попробовать оторваться от слежки. Ну!..
Хозяин, опустив голову с ровным пробором в седых волосах, почти не разжимая губ, прошептал:
— Идите в туалет. Крайняя левая кабинка… — И уже громко добавил: — Маю надзею, пан надолго застанется? По цели замовиц?[2]
— Кавы…[3] — небрежно бросил Марчевский, благодарно поглядел в глаза хозяину кафе и пошел к скрытой потертыми плюшевыми занавесками двери, ведущей в туалет.
Мужчина в начищенных сапогах проводил его настороженным взглядом, лысый отложил газеты.
Пан Викентий быстро захлопнул за собой дверь кабинки туалета и увидел в стене, почти под потолком, небольшое оконце. Без решеток, без рамы, просто вентиляционная дыра, в которую, хоть и с трудом, можно было попробовать протиснуться. Он встал ногами на унитаз и подтянулся, схватившись за край отверстия. Да, можно пролезть.
Свернув потуже пальто, он вытолкал его наружу, потом вылез сам и очутился в захламленном дворе, выводившем в развалины. Не отряхивая грязного пальто, на ходу влезая в рукава, Марчевский торопливо пошел по тропинке между разбитыми стенами домов, стараясь уйти как можно дальше от кафе. Жаль, что не расплатился с хозяином, но если будет все в порядке, он отдаст ему свой долг. И за пиво с бутербродом, и за указанный путь к спасению.
Мужчина в начищенных сапогах подошел к стойке. Брезгливо сдвинул в сторону кружку с недопитым пивом и тарелку с нетронутым бутербродом, ухватил хозяина за вязаный жилет, притянул к себе и уставился ему в лицо немигающими светлыми глазами.
— Знаешь его? Отвечай, свинья! — спросил он по-польски с немецким акцентом. — Часто здесь бывает?
Старик взглянул через его плечо в зал. Лысый уже успел убедиться, что там никого и прошмыгнул мимо них на улицу. И сразу же под окнами громко заурчал мотор автомобиля.
— О, тен пан? — хозяин сделал слабый жест в сторону потертых плюшевых занавесей.
— Да, да! — заорал немец. — Быстро!
— Тен пан перший раз об эту пору трапезуе…
Пальцы мужчины в начищенных сапогах скрутили жилет на груди хозяина туже, потом вдруг разжались, сильно оттолкнув старика. Не удержавшись на ногах, тот упал; зазвенев, посыпалась на пол мелочь из сбитого им при падении ящика деревянной кассы, стоявшей на табурете за стойкой.
