Начался сентябрь… В школе, куда меня привели, пахло свежей краской, и этот запах всю мою жизнь, даже сейчас, ассоциируется с неким томлением ожидания, предчувствием перемен в жизни и чем-то светлым и хорошим. Так вот, первого сентября меня, проведя по гулким коридорам школы, усадили за парту, за которой предстояло просидеть несколько лет, и… начались дожди. Я, полный восторга от мысли, что теперь учусь в школе, что теперь первоклассник, смотрел с восхищением на учительницу, объяснявшую, как себя вести в этих стенах, но не мог отказать себе в непреодолимом желании смотреть в окно класса. Впоследствии это будет самым любимым занятием моим в школьные годы и Тани, которая через семь лет придет и сядет также за парту школы № 4. А за окном шел дождь, который будет без остановки идти еще неделю, по серому небу ползли волнами темные тучи, отражаясь в тихой глади Авачинской бухты. Они уползали к другому ее берегу и, задевая своими мокрыми тушами гребень вулкана, уползали дальше за горизонт. Никогда… никогда в своей жизни я не видел более прекрасного и величественного зрелища, нежели из окна моей школы — океан, бескрайнее небо, сопки и над ними вулканы. Об этом я, придя, с восторгом рассказывал маме. Она слушала и стирала, стирала руками в корыте Танины пеленки и слушала. Казалось, она радуется вместе со мной этим впечатлениям моего детства. Слушала, иногда хмурилась, но хмурилась скорее не моим словам, а своим женским мыслям о нелегкой судьбе жены военного, оказавшейся в неустроенном мире на краю Земли. Не знаю как, но я это понимал. Поэтому для меня не было чем-то неприятным или зазорным выполнение маминых просьб гулять с сестрой… Вернее, так это называлось, а на деле… вначале по каменным ступенькам надо скатить коляску на первый этаж подъезда, пахнущего кошками, потом, прижимая к груди «наше сокровище», укутанное молодой мамой, снести его вниз, уложить и катать это ухмыляющееся чудо, преисполненное сознанием своей значимости, туда-сюда, туда-сюда на пятачке метров 15 перед домом, так как дальше было опасно и мне бы влетело. Влетало постоянно… и все из-за «нее»… то не заметил, что она раскуталась, то долго не могла дозваться мама. Влетало… Но зато… моя сестра была самая красивая сестра на свете, ну… по крайней мере на нашей улице, и я гордился ею перед мальчишками из соседних дворов. И еще… она была прекрасный слушатель. Первый раз в первый класс, первая драка, первая любовь… все это, суча ручками, ухмыляясь и хихикая, слушала с готовностью моя сестренка Танечка.
По ночам в городе постоянно отключали свет. Вначале потому, что экономили электричество, потом потому, что что-то где-то ломалось. И наш мир погружался в ночную тьму. Я прижимал к груди свою сестренку, пока мама зажигала свечи. Слышал, как бьется ее маленькое сердечко, чувствовал, как ее ручонки меня обхватывают за шею, смотрел на разгорающиеся огни свечей и… слышал, как радостно под полом суетятся крысы. Иногда они раньше срока, не дожидаясь полуночи, когда все заснут, предпринимали попытки выбраться из подпола, норовя прогрызть дыры между половицами, чтоб добраться до лакомых продуктов. Крыс мы никогда не видели, но, слыша их злобное перешептывание и вспоминая балет «Щелкунчик», мы отчетливо представляли себе это подпольное царство теней.
Мама, подкинув поленьев в топку «буржуйки», приоткрыв ее дверцу, чтоб свет ее огня дополнял огоньки свеч, забирала у меня Таню и садилась на табурет у огня. Рядом устраивался и я. Так мы и ждали, прижавшись друг к другу в темноте, нашего папу, который, как правило, рано со службы не приходил. Мама пела вполголоса песни, часто русские народные, часто украинские, читала сказки. Таня, слушая, замирала, и в темноте, в паузах маминого голоса, было слышно ее тихое дыхание и видно, как двигаются ее глаза, рассматривая что-то на стенах. А на стенах нашей кухни огни плясали вместе с тенями, ветерок в печи подпевал маминому голосу, потрескивали дровишки, а за окном небо, звезды… мир детства, он так похож в воспоминаниях на сказку.
Однажды, после недели дождей, вдруг наступила передышка, и еще через неделю неожиданно пошел снег. Он шел и шел. Такого я еще не видел. Не видел я, не видела моя мама, не видел мой самый лучший и все видавший на свете папа. Это был не просто снегопад, это был снегопадище, он шел всю пятницу, субботу, воскресенье и понедельник. Шел так плотно, что из-за его огромных снежных хлопьев, размером с Танькин кулачок, уже метрах в десяти не было видно ничего… А еще в понедельник впервые задул камчатский ветер… задул по-настоящему. Утром меня, как обычно, разбудили в школу. Папа стоял в дверях и немного нервничал, ожидая, пока я зашнурую ботинки. Чтоб выйти из подъезда дома, папа несколько раз плечом сильно ударил по двери, трамбуя снег, ее заваливший. Отец хромовыми сапогами утоптал, борясь с осыпающимся снегом, ступеньки. И мы, скользя по ним, я держа папу за руку, другой опираясь на склон, карабкаясь вверх, выбрались на свет. Оказалось, что снега навалило уже около метра, и он плотно завалил входную дверь. В мой рот сразу ворвался ветер с колючими снежинками. Я стал задыхаться. Ветер, казалось, рвет мои легкие и не дает сделать вдох. Мела сильная метель. Я, чтоб не задохнуться, уткнулся лицом, ртом в папину шинель и сделал вдох. Как это было приятно… вместе со вздохом я почувствовал тепло отцовского тела и запах сигарет, впитавшийся шинельной тканью. Преодолевая порывы ветра, мы добрались до школы, где и узнали, что такое камчатские будни — на полуостров обрушился циклон, предприятия региона закрыты и главное… занятия в школах на неопределенный срок отменены. Моей радости не было границ. Отец отвел домой. Обратный путь показался легче, то ли потому, что под горку, то ли потому, что меня ждало продолжение самого приятного на свете — выходные. А отец, утопая по колено в снегу, побрел по центральной улице областной столицы на службу, воинская служба в такие дни не то что отменялась, а, как раз наоборот, усиливалась… Ведь «враг не дремал» и мог напасть в любой момент, а такой момент, когда все спрятались от непогоды, самый подходящий. Вот такой она была, наша жизнь в первые полгода вдали от родины. А потом… несколько лет спустя именно этот край навсегда станет и для меня, и для Тани на всю жизнь настоящей и единственной родиной.
А пока я взял за правило, просыпаясь утром, первым делом включать радио, специально с улыбкой повешенное папой у меня над кроватью, в ожидании слов: «Метель со снегом… сила ветра 25–30 метров в секунду. Занятия в школах города Петропавловска-Камчатского временно отменены. Повторяем…»
Когда бывает грустно,
Я свечу зажигаю
И в темноте мечтаю,
Под «Битлз» стихи пишу.
А если все же грустно,
То я слезу роняю
И свечке помогаю
Излить свою тоску.
Свеча иссякает,
Слезинки стекают
По зябко-слепому
Квадрату окна.
Хочу смотреть на этот мир
Во всех цветах и красках,
Но не хочу я видеть в нем
Людей с оружием и в касках.
Подумать только! Мощный взрыв,
И сгинет все на этом свете!
И белый голубь, в небо взмыв,
Уже не оживит планету.
Не верю я и не хочу,
Чтоб повторилась Хиросима.
Войне все горы по плечу…
У мира все же больше силы!
Что стоит всем нажать стоп-кран
И прекратить вооруженье!
Но вот не хочет кто-то там,
Кого-то там берет сомненье!
Вооруженье в пользу им,
Не выгодно разоруженье.
Так что ж, нам ради денег Мир
Отдать войне злой на съеденье?!
В камине огонь треплет клочья письма,
В огромном доме я снова одна.
Гости разъехались уже давно,
Погасли свечи, вечер смотрит в окно.
Дует ветер на улице сильно,
В комнате холодно невыносимо.
Потух камин и уголь тлеет,
Котенок во сне на подушечке млеет.
Месяц усталый смотрит в окно,
Устал он улыбкою быть уж давно,
Он всем улыбается очень светло,
А люди не видят, им все равно!
Им все равно, потому что он мал,
Но как полнолуние в ночь выходило,
Каждый кто мал, луну замечал.
Ведь людям большое все мило.
В ночь полнолуния кто-то гадает,
Ведьма на бал сатаны прилетает,
Волшебные травы колдун собирает
И с жадностью свой эликсир выпивает.
И тот, кто не ростом, душою кто мал,
Ничтожность свою, как умел, прикрывал,
Пред грозным владыкой, пред полной луной
Он выглядел нищим, терял свой покой.
Куда же девался тот властелин,
Что накануне ходил как павлин?
Куда же девался рост тот огромный,
И взгляд тот надменный, всех превосходней?!
Так шли дни за днями. Быт наладился, появились друзья, появились радости жизни на Камчатке. Снега за зиму насыпало по край нашего подоконника на втором этаже с тыльной стороны дома. Менее удачливые соседи с первого этажа копали специальные туннели для прохода света к окнам квартир. А мы, мальчишки, копали «тайные ходы», армейские землянки, строили крепости и замки, благо материала — снега было в избытке.
