Жил в пруду зелёный лягушонок Прыг-Скок. По вечерам он любил петь. Только пел он постоянно одну и ту же песенку собственного сочинения:
Привыкли петь лягушки летом
Дуэтом и ква-ква-квартетом.
А я всегда один пою
Вот эту песенку свою.
У этого лягушонка была подружка — Жёлтая Кувшинка. Хорошая подружка, но очень любопытная. Дня не проходило, чтобы она лягушонку хитрых вопросов не задавала. А он ей тоже хитро отвечал.
— Почему ты зелёный? — спросит Жёлтая Кувшинка.
— Потому что не синий, — отвечает Прыг-Скок.
— А почему ты маленький?
— Потому что небольшого роста.
— Скажи, лягушонок, где лучше: на земле или в воде?
— Мне везде хорошо. Лишь бы цапля не увидела да не съела.
Неизвестно, сколько бы ещё всяких вопросов задала лягушонку Жёлтая Кувшинка, если бы она из любопытства сама не прицепилась к чужому незнакомому Веслу.
Чужое Весло увезло Жёлтую Кувшинку. А зелёный лягушонок Прыг-Скок перестал с той поры свою песенку петь.
Жили два страусёнка — Фу и Фи.
Фу был ужасно капризным. А братец Фи ничуть ему в этом не уступал. Сварит им на завтрак мама Ама манную кашу, поставит на стол тарелки и зовёт громко:
— Дети, манная каша готова!
А в ответ раздаётся:
— Манная? Фу!
— Каша? Фи!
Придут страусята из школы, портфели бросят — и бегом на улицу мяч гонять.
— Пора уроки готовить! — напоминает мама Ама.
— Уроки? Фу!
— Готовить? Фи!
— Помогите мне посуду помыть, — просит мама страусят после обеда.
— Мыть ложки? Фу!
— Мыть вилки? Фи!
— Тогда давайте стихи учить.
— Стихи? Фу!
— Наизусть? Фи!
И так повторялось каждый день. Теперь вам стало ясно, почему страусят звали Фу и Фи.
Однажды мама Ама решила проучить своих малышей и как следует взяться за их воспитание.
— Мне предложили сниматься в кино, — сказала она. — Правда, не в главной роли, но это не важно. Билет на поезд я уже купила. Приеду через три дня.
— А мы что будем делать без тебя? — захныкал Фу.
— Кто нас будет кормить? — испугался Фи.
— Вы у меня уже совсем большие. Справитесь. Хлеб, крупа и кофе — в шкафу, масло и сыр — в холодильнике. Запомнили? А теперь давайте я вас обниму — и до свидания!
Повесила мама Ама на шею кожаный саквояж и ушла, хотя ей было очень жалко оставлять страусят одних дома.
И начали страусята сами хозяйничать. Фу варил манную кашу, которая часто пригорала. А Фи жарил картошку, которая всегда почему-то была сыроватой. Но есть-то хотелось. Вот они и ели. И пригорелую кашу. И недожаренную картошку. Ели и не кривились.
Фу не говорил «Фу!».
А Фи не говорил «Фи!».
Говорить ведь некому было.
Только вот посуду они не мыли. Но когда все чистые тарелки и ложки кончились, пришлось и за мытьё посуды приниматься.
А к тому же ещё и телевизор испортился. И по вечерам, чтобы не умереть от скуки, страусята читали стихи. И даже учили их наизусть.
Через три дня приехала мама и совершенно не узнала своих страусят.
— Хочешь, я сварю тебе манную кашу? — предложил ей Фу.
— А может, нажарить для тебя картошки? — спросил Фи.
Очень удивилась мама Ама и только головой покачала.
— Хорошо. Покормите меня. Я немного проголодалась. Но найдётся ли у вас хоть одна чистая тарелка?
— У нас все тарелки чистые! — гордо сказал Фу.
— И все ложки… и все вилки тоже! — добавил Фи. Правда, картошка была чуть-чуть сыровата, а манная каша чуть-чуть пригорелая, но мама ела и похваливала:
— Молодец, Фу! Молодец, Фи!
А потом Фу прочитал наизусть без запинки стихотворение из страусиного букваря:
Каша манная вкусна
И питательна она.
Честь и слава манной каше!
Укрепим здоровье наше!
Фи споткнулся всего лишь разочек. Зато он читал громко и с выражением:
Для чего читают книжки
Страусята, львы и мышки?
Тут и думать не о чем —
Ведь нельзя быть неучем!
Это был самый счастливый день в жизни у мамы Амы.
Каждый раз, когда наступал вечер, мама кенгурёнка Авоськи вздыхала. Почему она вздыхала? Потому что надо было снова укладывать в постель своего сынишку и укачивать, укачивать, укачивать…
Кенгурёнок привык, чтобы его укачивали. Иначе он не засыпал. Стоило маме отойти от кроватки — и сразу Авоська поднимал такой крик, такой плач, что хоть уши ватой затыкай.
Пригласила мама доктора — дикобраза Христофора. Узнал доктор, в чём дело, и покачал головой:
— Тут никакие уколы не помогут. От такой болезни может вылечить только…
— Микстура? — спросила мама.
— Нет.
— Примочка?
— Нет.
— Компресс?
— Что вы! Вашего больного не спасут никакие микстуры, никакие примочки и никакие компрессы. Но не надо огорчаться. Я уже не раз встречал подобных больных. И все выздоравливали.
— Доктор, скорей выписывайте свой чудесный рецепт — и я побегу в аптеку!
— В аптеку идти не придётся. От болезни, которой страдает ваш кенгурёнок, есть одно средство — Самое Интересное Слово…
— Какое Самое? Какое Интересное? Какое Слово? — переспросила взволнованная мама кенгуру.
Доктор ничего не ответил и стал выписывать рецепт.
— Здесь всё указано, — сказал он на прощание.
Когда доктор ушёл, мама кенгуру надела очки, заглянула в рецепт и прочла одно-единственное слово:
— Однажды…
Вечером, как обычно, она уложила кенгурёнка спать, но укачивать не стала.
Только маленький Авоська начал хныкать, как мама произнесла Самое Интересное Слово.
— Однажды…
Кенгурёнок сразу успокоился и спросил:
— Что было однажды? Мама, расскажи, пожалуйста!
И мама стала рассказывать сказку:
— Однажды одному лягушонку захотелось мороженого…
Едва сказка закончилась, кенгурёнок крепко-крепко заснул. И ему снился маленький зелёный лягушонок, который съел целых десять порций эскимо и едва не превратился в ледяную сосульку…
На другой вечер Авоська сам разделся, сам улёгся в постель и терпеливо принялся ждать, когда же мама, наконец, снова произнесёт Самое Интересное Слово, с которого обычно начинаются все сказки на свете.
Козлёнок Мармеладик подошёл к цыплёнку Фью и стал прощаться.
— А куда ты уезжаешь? — спросил цыплёнок.
— К бабушке в деревню. На все летние ме-ме-месяцы. Смотри не забывай меня. А эту книжку с картинками я дарю тебе на память. Бери! Будешь читать — и время пролетит незаметно…
— Ладно… — сказал цыплёнок. — Только я не знал, что ты уезжаешь, и никакого подарка тебе не приготовил. Что же тебе подарить, Мармеладик?
Задумался Фью, а потом говорит:
— Я дарю тебе на память… солнышко…
— Солнышко? — удивился козлёнок.
— Солнышко. Обыкновенное. Которое в небе горит. Ты посмотришь в деревне на солнышко — и меня вспомнишь!
Как-то вечером щенок Тявка и кот Чернобурчик сидели на скамейке и рассказывали друг другу сказки. Вдруг Чернобурчик толкнул щенка лапой в бок и шепнул прямо в ухо:
— Посмотри на крышу соседнего дома…
— Ну, смотрю. Обыкновенная крыша… Черепичная…
— А ты ещё посмотри.
— Какая разница, сколько я буду смотреть? Крыша как крыша. И что на ней в темноте разглядишь?
— Трубу видишь? — не унимался Чернобурчик.
— Трубу-?? я вижу. Вон она. И дым из трубы идёт.
— А рядом с трубой?
— Ой! Светится что-то!
— То-то и оно, что светится. А что?
Тут они оба вскинули мордочки и увидели над крышей яркую, похожую на большущий лимон луну.
— Послушай, Чернобурчик! Может, от луны отломился кусочек и упал на крышу? — размечтался щенок Тявка.
— А почему бы и нет? — согласился Чернобурчик. — Наверно, это и вправду осколочек луны. Упал и светится…
С тем и пошли приятели спать. А рано утром Чернобурчик проснулся, умылся и прямёхонько отправился на соседскую крышу, чтобы на лунный камешек поглядеть.
Взобрался он по лестнице на крышу, но ничего, кроме маленького стёклышка, не нашёл.
«Вот, значит, что вчера ночью светилось», — подумал Чернобурчик.
Но щенку он об этом не сказал.
«Пускай Тявка по-прежнему мечтает, пускай верит, что мы видели вечером на черепичной крыше самый настоящий осколочек луны! — решил Чернобурчик. — Ведь это так грустно, если вдруг отнимают мечту…»
У одного хозяина были петух и курица.
Петух носил жёлтые штанишки, а курочка ходила в рябеньком платьице.
Жили они дружно. Петух в чужие дворы не заглядывал и целыми днями гулял с курочкой.
Как только найдёт зёрнышко ячменя или овса, сразу начнёт звать: «Ко-ко-ко! Нашёл, нашёл!» — до тех пор, пока курица не услышит и не прибежит.
Весной курочка изо дня в день несла яички, а хозяйка их забирала.
Однажды курочка задумалась, как бы ей вывести цыплят. А в это время петух в жёлтых штанишках взлетел на забор, захлопал золотистыми крыльями и запел:
Кукареку! Слушай, народ!
Тучка в небе — дождик пойдёт!
Кукареку! Поворачивай дышло[1]:
Дождик прошёл, солнышко вышло!
Вот и все его дела.
Тогда курочка отряхнулась, подняла не спеша ножку и шагнула. Подняла другую, подумала и снова шагнула. Идёт, напевает:
Как бы мне яички собрать,
яички собрать…
Как бы наседкою стать, наседкою стать…
А в углу двора стоит старая берёза.
Она ко всему прислушивается. Курочка идёт и поёт, а старая берёза и говорит:
— Я тебе, курочка, дам совет. В моих ветвях есть пустое гнездо. Аист построил его, а потом покинул. В этом гнезде ты можешь спрятать яички.
Курочка поблагодарила старую берёзу, осмотрелась, не подслушивает ли кто, и взлетела на дерево — в самую гущу листвы. Вот она кое-как примостилась в гнезде и снесла яичко. А потом от радости расхвасталась:
— Ко-ко-ко! Яичко снесла! Ко-ко-ко! Яичко! Яичко!..
— Так-то ты хранишь тайну! — зашумела ветвями старая берёза.
И курочке стало стыдно. Больше она так никогда не сделает.
День за днём курочка неслась в гнезде, спрятанном на дереве. Она уже много яичек нанесла.
Сидит на яйцах, а сама думает: то-то петух обрадуется, когда увидит её с детьми.
В сумерках курочка поднималась с гнезда, чтобы поклевать, схватить несколько зёрнышек, запить свежей росой, — и назад к яичкам.
А петух не мог понять, куда исчезла курочка. В уголке двора он задумчиво стоял на одной ноге, прикрыв один глаз.
— Нет больше на свете нашей курочки! — говорила хозяйка.
— Жаль её! — отвечал хозяин.
Курочке нравится, что никто не догадывается, где она. А дни идут. Берёза ей сказки рассказывает. Курочка слушает и думает про своё: вот обрадуется петух, когда увидит её с такой кучей детей!
И однажды… вдруг под ней пискнуло!
У курочки от радости дух захватило.
А тут снова и снова пискнуло — с одной стороны под крылом, потом с другой. Кто-то где-то осторожно ударил клювом, и раздался треск.
Это было ночью. А к рассвету вылупились цыплята. Старая берёза тоже не спала в эту ночь. Она видела, как курочка клювом выбросила из гнезда пожелтевшие половинки яичной скорлупы, а мокрых малюток укрыла своими крыльями.
К утру они уже просили есть: «Пи-пи!»
Значит, пора с ними в свет показаться.
Слетела курица с гнезда на ветку.
— Ко-ко-ко, цыплятки мои, — зовёт она, как будто и вправду что-то нашла.
А хозяйка схватила лесенку и большое решето и побежала к берёзе. Она насчитала двадцать четыре цыплёнка — пушисто-жёлтых, пушисто-белых и пушисто-чёрных.
Малютки махали голыми крылышками и пищали. Наседка прыгала то с дерева, то на дерево, то на лесенку, то с лесенки, била крыльями и клохтала. А петух от волнения норовил выклевать хозяйке глаза.
Потом все вместе пошли в дом. Когда хозяйка выпустила цыплят из решета, они в одних рубашонках выбежали из дому. А как они пищали!
Тут хозяйка накрошила им хлебушка, налила воды в баночку: учитесь, дети, как надо клевать, как надо пить. Идёт курочка, а вокруг неё детишки.
А на петухе сверкают жёлтые штанишки.
Утром котёнок проснулся и захотел есть.
Он побежал к хозяйке, но вдруг забыл, как надо сказать по-кошачьи, что он голоден. Поэтому хозяйка не поняла, зачем он пришёл, и котёнок с плачем выбежал во двор. Во дворе он увидел гнедую лошадь.
— Ты чего плачешь? — спрашивает его лошадь.
— Я плачу, потому что очень хочу есть, — отвечает котёнок, — но забыл, как по-кошачьи попросить.
— Не плачь, — говорит лошадь, — я тебя научу, как надо просить. Скажи: «Гы-гы-гы…» — и тебе сразу дадут есть.
— Что ты! Котята не ржут, — заплакал пуще прежнего котёнок и побежал дальше.
На лужайке он встретил чёрную корову.
— Ты чего плачешься? — спрашивает его корова.
— Я плачу, потому что забыл, как просят есть, а я очень голоден.
— Подумаешь! Стоит из-за этого плакать. Скажи: «Му-у-у!» — и тебе сразу дадут есть.
— Ах, нет! Котята не мычат. Они говорят по-другому, — сказал котёнок и побежал в поле.
Услыхала овца, что котёнок плачет, и спрашивает:
— Ты чего плачешь, котёнок?
— Я забыл, как кошки просят есть, — твердит своё котёнок.
— Идём, я тебя научу, — сказала овца. — Скажи: «Ме-е-е!» — и тебе сразу дадут есть.
— Нет, нет! — закричал котёнок. — Это только овцы блеют. Котята говорят по-другому.
И он побежал обратно к дому.
У забора котёнок увидел белую курицу.
— Чего ты плачешь? — спрашивает его курица.
Когда котёнок сказал ей, почему он плачет, курица стала его утешать.
— Сейчас тебе дадут поесть. Скажи только: «Кудах-тах-тах», — сказала она.
— Нет, что ты! Котята не кудахчут, — залился слезами котёнок, — а как они говорят, я позабыл…
И он побежал дальше.
Но тут вышел из избы чёрный кот и сказал:
— Один я тебе скажу, как надо голодному котёнку попросить есть. Пойди в кухню к хозяйке, которая сейчас цедит молоко в крынки, и скажи: «Мяу!»
— Вот это верно! — обрадовался котёнок. — Так и только так просят есть!
Он побежал в кухню и жалобно стал просить:
— Мяу-у-у!
Девочка поняла, что котёнок сильно проголодался.
— Бедный котёнок! Почему ты целый день молчал и не напомнил мне, что ты хочешь есть?
И маленькая хозяйка налила котёнку молока в мисочку. Котёнок вылакал молоко и больше уже не забывал, что надо говорить, когда захочешь есть. «Мяу, — говорит он, — мяу-у-у!»
В одном лесу жил заяц со своей женой-зайчихой и детками-зайчатами. Жили они в большой нужде. Частенько зайцы лакомились травой, обыкновенной зелёной травой, хоть свежая, хрустящая капуста и морковка были им больше по вкусу. Потому бедняга заяц и заработал себе прозвище Зайка — траву поедайка. И даже его детей в лесу называли не иначе, как Зайчики — траву поедайчики.
Вдруг случилась такая история, которая изменила жизнь заячьего семейства.
В одно холодное осеннее утро зайчиха жаловалась зайцу.
— Все звери уже давным-давно утеплили свои жилища на зиму, — говорила она, — и только у нас в доме дует из всех углов. У деток от холода зуб на зуб не попадает.
— Ну, ну! Хватит! — успокоил её Зайка — траву поедайка. — Сегодня же наш дом станет не хуже всех других. Ты свари-ка хороший обед, а я начну чинить крышу и заделаю дыру в стене.
— Где ты возьмёшь такую большую доску? — спрашивает зайчиха.
— Подумаешь, доска! Нужна всего только дощечка. Одну подходящую я уже приметил… у огорода, где мы берём капусту для праздника. Не беспокойся! Всё будет хорошо!
Заяц и старший зайчонок украдкой пробрались к огороду. Ну и натерпелись они страху! Что и говорить! То вдруг пробежит кто-то по лесу, то ветка хрустнет, а то деревья от ветра зашумят. Но папа-заяц, когда говорил, он знал, что говорил: действительно на огороде, у самого забора, лежала доска.
Не долго думая, зайцы притащили доску и ещё засветло забили дыру в стене.
Потом вся заячья семья, отступив на несколько шагов, любовалась новой заплатой.
И только тогда заяц-папа увидел, что на доске нарисован большой сапог! В первую минуту он огорчился: почему он этого сразу не заметил, тогда бы он прибил доску так, чтобы сапога не было видно. Но потом сказал детям с великой беззаботностью:
— Ха! Так ещё лучше! Пусть в лесу знают, что Зайка — траву поедайка украсил свой дом картинами!
Только теперь он почувствовал, как он устал. Зайчиха подала ему горячих щей с капустой — пальчики оближешь!
— Спасибо тебе, дорогая, за чудесный обед! — сказал он и прилёг отдохнуть.
— И тебе спасибо за труд! — ответила зайчиха. — Такого тёплого жилья, как наше, теперь и не сыщешь в лесу!
И она укрыла зайца и наказала детям, чтобы было тихо, — папа спит!..
Но вдруг раздался стук в дверь, раз и другой…
Зайчиха сунула лапки в комнатные туфли и пошла на цыпочках к двери.
— Кто там? — спросила она тихо.
— Это я! Младший сын старой медведицы.
— Что тебе надо? — спросила зайчиха не без страха.
— Мне нужно к сапожнику.
У зайчихи отлегло от сердца. Она выглянула из дверей и ответила с милой улыбкой:
— Ты ошибаешься. Здесь живём мы, простые зайцы…
— Не может быть! — сказал медвежонок. — Вот уже три дня и три ночи, как я ищу дом с вывеской, где нарисован сапог. Там должен быть сапожник. Пусть он починит мой левый башмак. За это мама пришлёт вам горшок мёду.
— Да, но где ты видел такую вывеску?
— А это что? — сказал медвежонок.
Зайчиха хотела объяснить медвежонку, в чём дело, но в эту минуту около дома опустился длинноногий журавль:
— Где там сапожник? Я хочу, чтобы он сшил мне непромокаемые сапожки. Пусть сделает их хорошо, и в рыбе у него недостатка не будет. Даже лягушек не пожалею!
Только хотела зайчиха возразить, как пришёл горностай.
— Хозяйка! — сказал он. — Пусть твой муж сошьёт мне такие башмаки, чтобы они не оставляли следов на свежем снегу. Только живо, потому что зима на носу!
К этому времени вышел сам заяц и увидел, что возле его дома собралась толпа.
— Сапожника нам, сапожника!
Тогда он почесал лапкой за ухом и довольно твёрдо произнёс:
— Уважаемые звери и птицы! Что правда, то правда. Когда-то мои предки имели кое-какое отношение к сапожному делу. Я сам к этому имею некоторые наклонности, но…
— В чём дело, скажи скорей!
— Нужны инструменты.
Принесли инструменты, и Зайка — траву поедайка взялся за дело.
Скоро по лесу был дан приказ, чтобы звери не смели обижать зайца-сапожника.
Теперь, когда приходит осень, у зайца много работы. Ему помогают и жена и дети. Дом их — полная чаша.
Иногда в тёмную осеннюю ночь к ним зайдёт погреться старый медведь. Зайчиха угощает его горячими капустными щами. На дворе воет ветер, а в доме тепло-тепло.
Медведь почёсывает о сапожный верстак лохматую спину и дремлет. А зайчиха пристраивается против него с работой в лапках и рассказывает ему чуть ли не в сотый раз историю с сапожной вывеской — историю о том, как заяц обеспечил детей и детей своих детей.
