– Ты не хотел наблюдать за мной, – сказала она. – А я не хочу наблюдать за тобой.
Слегка нахмурившись, Матис кивнул. – Я вернусь к себе, когда закончу. – Он подошел к столу и что-то написал. – Вот адрес, если тебе понадобится меня найти. Но сегодня мне дверь больше не открывай, что бы я тебе ни говорил.
Сагреда почувствовала, как бьется капитанский пульс у необработанного края раны. Но опасения Матиса были просто предосторожностью; раньше он ничего подобного не делал, а потому и не знал, чего ожидать.
– Ты же знаешь, что я тебя люблю? – сказала она.
Матис закатил глаза. – В крайнем случае я еще мог бы заинтересоваться кем-то вроде Оскара Уайльда, но вся эта тема с Полковником Мастардом[2] – При этих словах его передернуло.
– Вот ты козлина.
Улыбнувшись, он направился к выходу. Сагреда шла в паре шагов позади, и когда Матис покинул ее квартиру, быстро прикрыла дверь – постаравшись не хлопать, чтобы стук не разбудил миссис Троттер – и заперла ее на засов.
Она стояла у двери и вслушивалась, но до звериного чавканья, которого она так боялась, дело не дошло. Она напряженно ждала, представляя, как дверь разлетается в щепки, и хищный демон с желтыми глазами зажимает ее своих объятьях, чтобы закончить то, что она начала.
Спустя некоторое время кружка с едва слышным звяканьем опустилась на пол, и снаружи донесся мягкий звук осторожных, неспешных шагов, удалявшихся вниз по лестнице.
Сагреде требовалась кобальтовая синь. В реальном мире – если верить изобиловавшим лирическими отступлениями урокам Пейяма – краситель еще с древних времен использовался в китайской керамике и, без сомнения, был доступен европейским художникам девятнадцатого века. В конце концов, это же Лондон, столица целой империи, меркантильное средоточие мира. То, что не производилось прямо здесь, наверняка кем-то ввозилось из-за рубежа.
Потому-то Сагреда и бродила по улицам в поисках магазина, торгующего принадлежностями для художников. Если сплетни, которые она подслушала в кофейнях, были правдой, то все страдающие туберкулезом поэты, от Марло до Йейтса – как живые, так и воскресшие из мертвых – временно ютились где-то в Блумсбери, и каждую ночь собирались в Макабрическом Салоне – пафосное упоминание которого по задумке наверняка должно было вызвать трепет в сердцах тринадцатилетних готов – в то время как о художниках никто, похоже, и не вспоминал. Говоря по справедливости, личности-основатели Сагреды едва ли могли предложить на эту роль кого-то помимо Тёрнера; с другой стороны, должны же быть авторы у всех этих портретов виконтов с их лошадьми, которыми были увешаны стены особняков в Белгравии. Если, конечно, картины не появлялись там сами по себе.
Расширяя зону поисков, Сагреда все больше начинала нервничать. Способы сдерживания варьировались от игры к игре; забредая на территорию, не относящуюся к базовой географии, которая уже тысячу раз была размечена и отрендерена в игровом мире, персонаж мог ощутить ненавязчивый толчок, направляющий его обратно в терра когнита, а мог и просто упасть за край света. Капитан, насколько ей было известно, не входил в число именных персонажей исходного романа, и ни один из клиентов пока что не был хоть как-то заинтересован в непрерывности его существования. Случись ей пересечь ту самую, невидимую черту, и игровой движок, простоты ради, вполне мог стереть ее личность, а затем оживить нового компа в теле того же самого героя, будто бы очнувшегося после ночного кутежа в городе, а новому персонажу, как когда-то Сагреде, пришлось бы по кусочкам собирать свою личность, исходя из содержимого собственной квартиры и людей, которым якобы было известно, кто он такой.
На третий день поисков, уже ближе к вечеру, она покинула мощеные камнем улицы и теперь шагала по грязи рядом с полуразвалившимся деревянным зданием, которое своим запахом напоминало дубильню. Остановившись, Сагреда попыталась сориентироваться и огляделась в поисках Солнца, но неподвижная, серая дымка, затянувшая все небо, казалась одинаково яркой, куда бы она ни посмотрела и сколько бы ни щурилась.
В поле зрения никого не было. Она осторожно приблизилась к зданию; не исключено, что единственными его обитателями были веселые рабочие, которые бы с радостью помогли ей отыскать дорогу, однако «Полночь», как все больше убеждалась на своем опыте Сагреда, уделяла системе снабжения куда меньше внимания, чем деталям, составляющим мрачную атмосферу игры. И если местные произведения искусства могли появляться на света без участия художников и красок, то и местная кожа вовсе не обязательно должна была изначально украшать тело какой бы то ни было коровы, а странный запах мог иметь совершенно иное происхождение.
Ее нога коснулась какого-то упругого, зарытого в грязь предмета, похожего на набухший плод или небольшой воздушный шар; она попыталась сделать шаг назад, но в этот самый момент находка лопнула, и вырвавшаяся из нее струя зловонной желтой жидкости ударила Сагреду прямо в грудь.
Чья-то рука потянула ее за штанину. Рядом с ней стоял маленький мальчик. – Идите за мной! – тревожно прошептал он.
Сагреда последовала за мальчиком, сопротивляясь материнскому импульсу взять его на руки – отчасти и из-за того, что это было бы сложно осуществить, не измазав бедного паренька гноем. Его ноги были вчетверо короче капитанских, и только это не давало Сагреде отстать. Она мельком оглянулась; у входа в здание что-то двигалось, но разобрать его форму в таком тумане было довольно сложно. Существо издало нечеловеческий вопль; от боли или ярости – этого Сагреда понять не смогла.
– Куда мы направляемся? – спросила она.
– Они вас пометили, – ответил мальчик. – Так что нам нужно с этим разобраться.
– Пометили для чего? – недоуменно произнесла Сагреда.
– Ха! – вопрос, как видно, показался ребенку настолько забавным, что он не мог воспринимать его иначе, чем риторически.
Они выскочили на мостовую и, прибавляя шаг, стали лавировать между небольшими аллеями, отчего у капитана обострилась подагра. Неужели именно в этом игра хотела достичь реализма?
– Сколько оно будет нас преследовать? – поинтересовалась Сагреда, жадно хватая воздух ртом.
– Сколько потребуется, если вы не примете меры.
Сагреда представила, как ее одежду сжигают на костре, а зараженную кожу отмывают в кислотной ванне.
Они добрались до водяного насоса.
– Становитесь под струю, скорее! – стал поторапливать ее мальчик.
– А мне нужно снять… – Она указала на свой рвотно-желтый жилет.
– Нет времени.
Сагреда сняла пальто и залезла под слив; паренек тем временем забрался наверх и принялся качать. Комки липкой жижы отделились от ткани и уплыли в канаву, но жилетка была по-прежнему заляпана цветом, которому сам Пейям не давал никакого названия, а составляющие ее личности именовали пчелиными экскрементами. Она прогладила ткань большим пальцем, поворачиваясь так, чтобы попасть под струю воды; метка постепенно начала тускнеть.
