Реклама полностью отключится, после прочтения нескольких страниц!
Став во главе страны, Цеденбал долго боролся с противниками в ЦК: их снимали с должностей, отправляли на периферию, причисляли к «антипартийной группе», и за этим часто стояла волевая жена добродушного монгольского премьера. Старый друг Цеденбала, член ЦК, однажды бросил ей в лицо: «Ты пользуешься тем, что стала женой мягкого человека!» — и это ох как недёшево ему обошлось. Все, кто не потрафил Анастасии Ивановне, впадали в немилость. Академик Дамдинсурэн перестал руководить Союзом монгольских писателей. Поэт, написавший о Цеденбале сатирические стихи, был осуждён, отправлен на рудники, а после освобождения умер в нищете. Может, за дело? Поэт вообще, как и художник, должен ходить голодный.
У неё были свои люди и в госучреждениях, и в Министерстве общественной безопасности, она знала всё, что происходит в стране, и калёным железом выжигала малейшую угрозу Цеденбалу. Она пеклась и о его здоровье: когда муж отправлялся «в народ», в поездки по дальним аймакам, за ним по пятам следовал офицер Министерства общественной безопасности с флаконом спирта и полотенцем. Монголы любили своих правителей — и великого хана Богдо-гэгэна, и маршала Чойбалсана, и Цеденбала. Вокруг него толпились люди, и каждый старался дотронуться до начальника-дарги, веря, что это приносит удачу. Цеденбал пожимал протянутые руки, но после каждого рукопожатия сотрудник охраны поливал правую ладонь дарги спиртом и вытирал её полотенцем. Цеденбалу это не нравилось, он пытался возражать, однако жена настояла на своём: разве можно тащить в дом микробов, у них же дети! Принимая во внимание жуткую антисанитарию, Настю можно понять.
И всё же одному мужчине удалось завоевать сердце этой женщины. И этот человек сейчас волею судьбы вознёсся на Олимп. Был Генеральным Секретарём ЦК КПСС. Началось давно. Относительно.
Приехавший в Монголию с официальным визитом зампредсовмина Александр Шелепин, известный сердцеед, влюбил жену Цеденбала в себя по уши! Ради него она была готова на многое. В Москве Анастасия Ивановна предложила Шелепину встретиться, но тот сразу пошёл на попятный — обоих просматривали и прослушивали, карьера была ему дороже.
До этого был ужин в доме Цеденбалов, злополучный для Шелепина и его друзей. Кричали здравицы за будущего Генсека, «железного Шурика» — и все за это поплатятся. Сейчас, правда, колесо истории опять назад крутанулось. Большая часть «комсомольцев» снова в строю.
Ужин запомнился Анастасии Ивановне как один из самых чудесных в её жизни. Перед приездом гостей первая леди послала машину за парикмахером из советского посольства, он сделал ей причёску, гладко зачесав назад её льняные волосы и водрузив на них высокий накладной шиньон с завитушками.
Анастасия Ивановна самой себе затруднялась объяснить, какое сумасшествие нашло на неё в тот вечер, почему за столом один только Шелепин привлекал её внимание. Он был вежлив, красив, статен, остроумно поддерживал разговор…
Характер Анастасии Ивановны, способный к мгновенному куражу, уживался с доверчивым сердцем, беззащитным перед грубоватой мужской лестью. «Ты посмотри, какие у неё глаза! Посмотри, какие волосы!» — шептал Шелепин сидевшему рядом Месяцеву, не привлекая чужого внимания. Бедная Настя делала вид, что не слышит, сосредоточенно ухаживала за другими гостями, но Шелепин останавливал проходившего мимо Майдара, давнего Настиного воздыхателя, брал его под локоть и указывал глазами на хозяйку дома: «Скажи, ты видел где-нибудь ещё такие глаза?!»
Наутро Месяцев сказал Анастасии Ивановне: «Слушай, Шурик всю ночь о тебе говорил, ты его сразила…»
На следующий день они с Шелепиным о чем-то разговаривали. Он рассказывал, как снимали Хрущева, и смотрел ей в глаза. Настя считала, что у них начался красивый роман. Ездили на рыбалку, фотографировались. Шелепин сказал как-то: «Зачем нам деньги давать Египту? Мы должны поднять Монголию, она нам ближе и нужнее». Вернувшись в Москву, он написал положительный отчёт о поездке и добился для монголов новых кредитов. Потом говорил Анастасии: «Знаешь, сколько ты стоила России?!»
Их роман проходил на людях, они ни разу не были наедине. Продолжения «Железный Шурик» боялся. «Нас застукают…» — говорил. «У вас же друг Семичастный…» — «Нет, — вздохнул Шурик, — я ему не доверяю».
Сейчас всё изменилось. Не в смысле флирта — он стал только опасней. В смысле того, что нужна была Анастасия Ивановна Цеденбал-Филатова для продавливания очень непростого решения. Нужно было подвигнуть Монголию напасть на Китай. И Шелепин позвонил тайной возлюбленной.
Событие третье
Идёт торговое судно. Рядом всплывает подводная лодка. Из открывшегося люка появляется пьяный подводник и кричит:
— Эй кэп, где здесь Дарданеллы?
— Зюйд-зюйд-вест держи.
— Что ты мне зюзюкаешь, ты пальцем покажи.
— Лия, как начинается-то? — дети спали, Пётр себя хреново чувствовал.
— Что начинается? — тоже как спросонья голос.
— Ну, кислородное голодание. Как там называется. Гипоксия? Асфиксия?
— Началось уже. Симптомы простые: головокружения, головные боли, сонливость, вялость, слабость, повышенная раздражительность и плаксивость, тошнота, тремор рук и ног.
— Тремор?
— Это — непроизвольные, быстрые, ритмичные колебательные движения частей тела, — как наизусть.
— Меня вроде пока не трясёт. Ну, чего ждать — пойду, выпущу кислород из баллонов.
Пётр спустился вниз. Так вот и никакой разницы — воздух и воздух. Голова, и правда, уже сутки болела — и за анальгином не пошлёшь. Пять суток утром будет. Какого чёрта их до сих пор не откопали? За пять дней могли бы тут кольскую скважину на десять километров пробурить. Дверь еле открыл. С домом, вернее с подвалом, что-то происходит. Масса грязи и камней, что принёс сель, скорее всего, давит на перекрытие подвала, и плиты проседают — вот дверь и заклинило. Могут ведь и не выдержать! Тогда похоронят не заживо, а расплющенными.