Защита прошла как будто успешно, хотя доктора мне не дали. Действительно, вроде бы еще рановато. Откровенно сказать, я не рассчитывал даже и на кандидата, но, видно, эта моя брошюра и впрямь что–то значила.
Вскоре после защиты ушла Ирина, хотя у меня намного повысился заработок да и отпускных дней набегало за «кандидатство» куда больше. Но сколько бы их ни было, на долю Ирины досталось бы маловато. Она так и подумала. Она знала мою натуру.
Так вот — мастера! Звание, знаете ли, обязывает. Но и мастера не боги, они не гарантированы от неприятностей в горах. Горы дураков не любят, но и умных они зачастую не щадят.
Я знаю одного заслуженного мастера спорта — это действительно выдающийся альпинист. Так вот однажды он выбрал для ночевки на первый взгляд вполне благополучное местечко. А утром прошел несколько шагов от палатки в сторону и вдруг почувствовал, что ледоруб легко скользнул вниз. Он его выдернул и отпрянул: в узкой дыре были видны… леса Сванетии! Оказывается, палатка стояла на довольно тонком карнизе, и только чудом восходители не провалились.
Вот что такое горы, когда они смеются. Но иной раз, смотришь, они не прочь и поиздеваться над смельчаками, посягнувшими на их вершины. Однажды с четырьмя альпинистами произошел редчайший казус. Они опоздали спуститься в лагерь в дневное время и вынуждены были спускаться ночью, преодолевая при этом скальную вертикаль, переходящую в плоскость. Есть такой способ Бауэра для подобных стенок: надеваешь кошки, берешь в руки по скальному крюку и, цепляясь попеременно то кошками, то крюками за неровности скалы, вроде бы на четвереньках спускаешься. Что и говорить, работенка незавидная. Кто–то из ребят посмотрел вниз и вдруг увидел между ногами звезды. Он подумал, что либо обалдел от усталости и ему^же что–то мерещится, либо форменным образом сходит с ума. Между тем все они давно ползли на четвереньках не по стенке, а по плоскости, уже не соображая этого.
При смутном свете нарождающейся луны мы наблюдали — за ними, онемев, и не могли взять в толк: уж не медведи ли это или еще какие–нибудь звери? И чего они там топчутся?.. Мы не решались спугнуть их криком.
Горы шутят и даже издеваются. Но горы и мстят. Они ужасны в гневе. В одиночку с ними не сладить (хотя известен единственный в мировой практике случай, когда одиночка покорил не просто случайную какую–нибудь вершину, а исполинский семитысячник Памира, высшую точку страны; в сущности, тот одиночка не был даже альпинистом, он работал в экспедиции завхозом; и хотя он погиб при спуске и нам неясны мотивы его странного подвига, перед столь незаурядным мужеством и силой духа остается лишь склонить голову). Нет, в одиночку в горах нельзя, на них нужно наступать лавиной, массой. Научите нас приемам, которыми владеете в совершенстве, мастера. Но не очень–то задавайтесь. Перед лицом гор эго по меньшей мере бестактно.
На занятиях по скалолазанию получаю высший балл — значит, не прошел без следа старый опыт, есть еще порох в пороховнице!
Наблюдаю за товарищами: у них результат немного хуже. Правда, шустро преодолел стенку длинный Петр Ухо, горло, нос. Оборотистый, видно, парень, семижильный. Шахтер…
На что уж Тутошкин крепок и сбит, но здесь он в иные минуты выглядит совсем беспомощно. Вот и сейчас — сорвался и повис на страховочной веревке, как марионетка. А чтобы опять ухватиться за выступ скалы, нужно раскачать себя, что он и делает, побагровев от натуги. Кошки время от времени жалко царапают скалу.
Пробует шутить:
— Тут держишься, как на проклятье: того и гляди загремишь в тартарары.
Но Тутошкин упрям и, покачавшись маятником, все равно взбирается наверх.
Самедовой тоже не везет. Сорвавшись, она долго описывает амплитуды и не может ухватиться за ближайшую скальную закорюку.
— Подсади‑и…
Она просит именно меня, а не Кима или Тутошкина.
Волна внезапной нежности к ней и благодарности за то, что она именно мне дает возможность ей помочь, распирает грудную клетку.
Я легко подсаживаю Катю.
Она кивает мне уже сверху вместе со вздохом облегчения: мол. все в порядке, спасибо.
Нас тренируют усиленно, не давая роздыху.
После того как мы одолели скалу и каждый в отдельности прошел вокруг нее траверсом чуть ли не во взвешенном состоянии (страхуясь при помощи крючьев и веревки), начинается отработка спуска. Опять все с той же скалы.
Есть такой способ спуска — дюльфером. Если потренироваться. он несложен. Прежде всего становишься лицом к скале. Схватываешь веревочной петлей какой–нибудь выступ, пропускаешь затем веревку между ног, как бы садясь на нее, выводишь наперед и перебрасываешь через плечо. Конечно, для страховки нужно пристегнуть ее к грудной обвязке скользящим узлом. Как будто хитро, если на словах. А на деле сидишь себе, скрученный этой веревкой, и только легонько потравливаешь ее, пока не достигнешь подножья.
Однако Янковская при первой же попытке непостижимым образом переворачивается вниз головой и, обжигая о веревку руки, пронзительно крича кому–то: «Страхуй меня всю!», мешком шлепается на устланный прелыми иглами грунт.
Думаю, к тому времени, когда ей действительно понадобится для спуска дюльфер, она его отработает как следует. Новичкам знать его нужно, хотя воспользоваться на практике не придется.
Сегодня инструктор у нас — учительница из Киева, Ольга Семеновна, перворазрядница. Обидно, что она чем–то сродни Беспалову. Она долго и сосредоточенно орет на сникшую Янковскую, такая красивая, такая даже элегантная в своем черном тренировочном костюме. Не утерпев, я что–то говорю в защиту проштрафившейся.
Ольга Семеновна тотчас бросает свою жертву и оборачивается ко мне. Ее глаза — раскаленные угли. Вся она как черная пантера перед прыжком (если допустить, что в природе существует пантера столь мрачного цвета; кажется, да).
Она знает, что я был разрядником, она это вовремя вспомнила — и если хотите, солидарность истинного спортсмена не позволяет ей обрушить на мою голову поток грохочущих, далеко не блистательных ругательств. Я не завидую ее школьникам.
Говорю, однако, как можно мягче:
— Вы были бы выдающейся альпинисткой и неотразимой женщиной, если бы не ваш темперамент, Ольга Семеновна. Он вас погубит.
Ким становится между нами и с достоинством басит:
— Зачем зря сотрясать атмосферу, товарищи?
По натуре он миротворец. Непротивленец злу. О таких говорят: «Мне война как нож козлу». Но, может, это даже к добру, потому что опасно было бы высвобождать на волю случая ту грозную силовую энергию, которая, несомненно, в нем таится. Природа мудро распоряжается подвластными ей существами.
