Все это, впрочем, не означает, что нацистский режим не совершал преступлений, или что перед ним следовало капитулировать. Массовое истребление евреев — уже достаточная причина, по которой этот режим должен был быть ликвидирован, да и другим народам он нес хотя и, по всей видимости, меньше зла, чем коммунизм (и тем паче не тотальное уничтожение, как утверждает советско-российская пропаганда), но и не свободу. (Вполне возможно, что в будущем этот режим, избавившись от наиболее одиозных лидеров, реформировался бы в нечто более приличное, но мы сейчас не будем строить умозрительные гипотезы.) Однако истинные «воины-освободители», «спасители Родины от порабощения», «защищавшие не Сталина, а Отечество», попросту обязаны были — чтобы называться этими именами заслуженно — свергнуть силой попавшего им в руки оружия оба преступных режима, нацистский и советский. Не особенно даже важно, в какой последовательности: сначала в союзе с Германией покончить с большевиками, а потом повернуть оружие против нацистов, как хотели власовцы, или же сначала уничтожить фашизм, а потом — коммунизм, как предлагал Солженицын. В любом случае, задача отнюдь не была невыполнимой, и более того — разделаться с коммунизмом было намного проще, чем с фашизмом, ибо если второе требовало сокрушения могучей германской армии (что в итоге и было сделано, пусть и чудовищной, совершенно несоразмерной ценой), то большевикам, против которых повернулась бы их собственная армия, попросту нечем было бы защищаться (ну разве что — дивизиями НКВД, из которых половина, привыкнув воевать лишь с покорными и беспомощными, просто разбежалась бы, а остались бы лишь самые заляпанные кровью выродки, понимающие, что им нечего терять; они, конечно, дрались бы с отчаяньем обреченных, но их сила была бы ничтожной в сравнении с совокупной силой бывшей Красной армии).
Но вместо этого, вместо того, чтобы освободить свою собственную страну, советские солдаты принесли коммунистическое рабство в другие.
При этом у них и у тех, кто использует их в своих пропагандистских целях, размахивая жупелом «Великой Победы», до сих пор хватает наглости именовать этот завоевательный поход освободительным и возмущаться, когда жители порабощенных ими стран, с большим трудом обретших свободу лишь десятилетия спустя, после крушения советского режима, не выражают оккупантам достаточно благодарности за «освобождение от фашизма»! Это все равно что благодарности требовал бы бандит, отобравший награбленное у другого бандита — и, конечно же, присвоивший его себе, а не вернувший жертве. 9 мая — позорная дата не только потому, что чествуемые ныне как ветераны, даже получив оружие, остались сталинскими рабами (и, кстати, многие из них остаются убежденными сталинистами до сих пор); эта дата дважды позорна, поскольку они поработили и другие народы Европы. И сколь гнусным лицемерием выглядят гневные истерики по поводу единичных памятников солдатам, воевавшим под германскими знаменами, и мероприятий, проводимых еще живыми такими солдатами, на фоне бесчисленных монументов советским оккупантам и мероприятий в их честь! При этом устроители и благосклонные слушатели этих истерик регулярно «забывают» (а то и в самом деле слишком невежественны, чтобы знать) о разнице между карателями и персоналом концлагерей, с одной стороны, и обычными солдатами, исполнявшими свой воинский долг, с другой. В СС, в частности, за первое направление отвечали SS-Totenkopfrerbaende, а за второе — Waffen SS, совершенно другая организация, и памятники ставят именно вторым, а не первым (заметим кстати, что советских карателей-НКВДшников никто из почетных списков ветеранов не вычеркивает). Хотя вполне возможно, что службу под нацистскими знаменами, даже если она совершалась ради благой цели борьбы с большевиками, не следует прославлять, памятуя о преступлениях фашистского режима; но пусть сперва прекратится прославление еще более преступного коммунистического режима, его ветеранов и его символов, и пусть все это будет названо своими именами столь же явно и нелицеприятно, как это было сделано в отношении нацизма в Германии после Второй мировой. До тех же пор, пока стоят эти памятники, пусть стоят и те.
Кстати говоря, все это позволяет констатировать, что не только Россия, но и западные союзники не победили в этой войне. Для них ее результат оказался в лучшем случае патом. Пойдя на сделку с дьяволом — большевиками — они, как и положено персонажам соответствующих легенд, вынуждены были заплатить за желаемое слишком дорогую цену. За уничтожение нацизма им пришлось отдать коммунизму пол-Европы.
Но Запад не вправе гордиться результатами войны не только поэтому.
Мало того, что они сотрудничали с преступным коммунистическим режимом — последней и самой гнусной страницей этого сотрудничества стал один из протоколов Ялтинской конференции, по которому западные союзники выдали на растерзание Сталину не только искавших у них спасения власовцев и других бывших советских граждан, боровшихся против большевиков, но даже многих эмигрантов первой волны — в частности, казаков — которые вообще никогда не были гражданами СССР и не подпадали под советскую юрисдикцию даже формально (кстати, из четырех с лишним миллионов советских граждан, отправленных на работы в Германию, добровольно вернуться в СССР захотели лишь 15 %, а 85 %, соответственно, были выданы насильственно — к вопросу об «ужасах германского рабства» и прелестях «освобождения»; в то же время — еще один замалчиваемый советско-российской пропагандой факт — по меньшей мере сотни тысяч жителей Германии, не считая военнопленных солдат, были угнаны в рабство, на принудительные работы, уже советскими оккупантами, и большинство из них вернулись домой — если вернулись — лишь в середине пятидесятых). Причем нельзя сказать, что выдающие не ведали, что творят; к американским властям обращался генерал Деникин, нередко выдаваемые на глазах у выдающих совершали самоубийства целыми семьями, лишь бы не попасть в руки большевиков, но гуманных и демократических американцев и британцев это ничуть не смущало. Но, как уже было сказано, это не все — западные союзники совершали и собственные военные преступления, причем массово и систематически. А именно — варварские ковровые бомбардировки (преимущественно зажигательными бомбами) мирных жилых районов. В качестве целей специально выбирались именно жилые кварталы и города, не имевшие военных объектов и потому хуже прикрытые ПВО. Автором концепции был британский маршал авиации Артур Харрис; ему принадлежат слова «Мы должны уничтожить как можно больше бошей еще до того, как выиграем эту войну», и он специально настаивал на таком комплектовании бомбового груза для самолетов, чтобы число убитых мирных жителей Германии было приоритетным по отношению к размерам разрушений (зажигательные бомбы подходили тут наилучшим образом: при массовом применении пожары сливались в единый огненный ураган столь чудовищной силы, что люди сгорали заживо даже в подвальных убежищах). Наибольшую известность в этой серии военных преступлений получила бомбежка Дрездена, уничтожившая больше народу, чем атомные бомбы в Хиросиме и Нагасаки — но, на самом деле, это был лишь один эпизод из многих; в общей сложности англо-американскими бомбардировками было уничтожено два миллиона человек гражданского населения (из них 600 тысяч — британцами); и если мы возмущаемся варварством нацистских карателей, заживо сжигавших население целых деревень, то западные союзники проделывали то же самое с городами. Два миллиона — число, конечно, меньшее, чем шесть миллионов евреев — жертв нацизма (впрочем, насколько точно подсчитано число последних, тоже вопрос неоднозначный), но тоже, согласитесь, внушительное. И ответственность за этот Холокост — а этот термин здесь хорошо подходит, ибо означает «всесожжение» — не понес никто; в 1992 году Харрису в Великобритании поставлен памятник. (За меньшее свое преступление — тотальное интернирование этнических японцев-граждан США — американцы хотя бы покаялись.) Если бы Нюрнбергский процесс был объективным и беспристрастным судом над военными преступниками — а не судилищем победителей над побежденными, проведенным по правилам, от которых у любого порядочного юриста волосы встанут дыбом (регламент, по которому проводился процесс — прелюбопытнейший документ, главный смысл которого — «вина подсудимых и так очевидна, и наше дело — не терять время на ее доказательство, а поскорее вынести обвинительный приговор») — тогда, несомненно, на одной скамье подсудимых с лидерами Третьего Райха должны были оказаться и воевавшие против них союзники.
Но вернемся к советским солдатам. Их «подвиги» по отношению к «освобождаемым» народам тоже более чем внушительны: так, на территории Польши и Германии они изнасиловали не менее двух миллионов женщин.
Сейчас, когда отрицать эти факты уже трудно, официальная пропаганда пытается заявлять, что, дескать, виновные несли суровое наказание по приговорам военно-полевых судов, но на самом деле к ответственности были привлечены считанные единицы «для галочки». Как пишет фронтовик Солженицын, «три недели уже война шла в Германии, и все мы хорошо знали: окажись девушки немки — их можно было изнасиловать, следом расстрелять, и это было бы почти боевое отличие». Причем «обычными» изнасилованиями, даже групповыми и многократными, «подвиги» советских «освободителей» отнюдь не ограничивались. Насиловали с особой жестокостью, не глядя на возраст и физическое состояние жертв, истязали, пытали до смерти, убивали мирных жителей, включая детей, изуверскими способами, неслыханными со времен средневековья, а там, где на подобные «изыски» не было времени, просто давили колонны беженцев танками и расстреливали их в упор. И хотя приказов, поощряющих подобное поведение, в открытом доступе нет, есть серьезные основания полагать, что запредельный уровень жестокости в Восточной Пруссии, Силезии и Померании (на прочих территориях в основном ограничивались «обычным» насилием и грабежом) был санкционирован сталинским режимом, дабы полностью очистить эти территории от германского населения и тем самым получить повод для их аннексии. Мародерство же и вовсе носило тотальный и по сути официальный характер: солдаты везли домой «трофеи» (то бишь награбленное имущество) чемоданами, генералы — вагонами и эшелонами; существовали приказы, регулировавшие «нормы» награбленного («отправляемых домой посылок») пропорционально чину грабителя (каковые нормы, впрочем, регулярно превышались, а уж маршал Жуков нахапал столько, что не выдержали даже высшие партийные начальники, и против «великого полководца» было начато следствие — однако он был слишком распиаренной, как сказали бы сейчас, фигурой и потому отделался «покаянием перед партией»). Конечно, не все советские солдаты вели себя одинаково, были и те, кто, напротив, защищал мирных жителей от бесчинств собственных сослуживцев; однако в целом советский режим и Красная армия виновны в массовых военных преступлениях, которым нет и не может быть оправдания. В том числе, разумеется, эти преступления против мирного населения не могут быть оправданы преступлениями нацистов, которых, кстати, никто не чествует как «воинов-освободителей». К тому же есть данные, что из всех основных воюющих сторон во Второй Мировой войне у германских войск был самый низкий показатель изнасилований и грабежей.
Наконец, в какой мере события тех времен можно считать победой — и тем более победой, которой можно гордиться — в чисто военном отношении?
Точные цифры советских потерь неизвестны до сих пор, по этой части официальная ложь была не менее великой, чем в отношении других аспектов войны. Последнее признанное еще советской властью число — 27 миллионов, реально, вероятно, их было около тридцати. Число, абсолютно беспрецедентное. Конечно, это не только фронтовые потери, но и мирные жители, в отношении которых, кстати, опять-таки существует большая ложь: по официальным источникам, основные потери приходятся именно на гражданское население (тем самым вина за них перекладывается с бездарного советского командования на «зверства оккупантов»), однако в «Центральном банке данных по безвозвратным потерям Вооруженных Сил в годы Великой Отечественной войны», созданном при Всероссийском НИИ документоведения и архивного дела, на сегодняшний день значатся почти 20 миллионов персональных записей о погибших, пропавших без вести, умерших в плену и от ран военнослужащих. Поразительно (впрочем, есть ли еще чему поражаться, учитывая масштабы великой лжи о той войне?), но держатель официальной точки зрения на военные потери СССР в годы Второй Мировой войны — Институт военной истории Министерства обороны РФ — никак не реагирует на эти данные и продолжает тупо твердить о 8,6 миллионах. Вот что пишет историк Борис Соколов: «Недавно я побывал на конференции в Дрездене, посвященной потерям СССР и Германии во Второй мировой войне.
Когда по ходу обсуждения выяснилось, что официальные цифры безвозвратных потерь Красной Армии занижены примерно втрое, представитель одной из российских официальных исторических структур, признав резонность сомнений в официальных цифрах, прямо заявил, что, поскольку его учреждение существует на государственные деньги, свой патриотический долг он видит в том, чтобы придерживаться официальных цифр, тогда как научная истина должна существовать сама по себе». По другим методикам оценки (к.и.н. К. Александров, демографы Е. Андреева, Л. Дарский и Т. Харькова), военные потери СССР выше официальных не в три, а «только» в два раза — 16–17 миллионов. В свою очередь, военные потери Германии за всю Вторую мировую на всех фронтах (скрупулезно учитывавшиеся вплоть до 1945 года, но в последние месяцы и тем более дни войны по понятным причинам возникает разнобой), по всей видимости, составили около трех-трех с половиной миллионов. Еще раз подчеркнем — на всех фронтах.
При этом на западных союзников приходится 2/3 потерь Люфтваффе и четверть потерь Вермахта. То есть соотношение потерь советской и германской армий там, где они воевали друг с другом — порядка 6–7:1. В отдельные периоды бывало и больше, например, в январе 1942 г. соотношение было 25:1! СССР просто завалил Германию трупами своих солдат. И это называется победой?
О полнейшей бездарности и хаосе на советской стороне фронта в первые месяцы войны, о панике и бегстве, о целых армиях, брошеных в «котлах», написаны горы литературы. И, кстати, уже одно это позволяет возложить вину не только за военные потери, но и за миллионные жертвы среди мирного населения, на советское руководство и командование, с такой легкостью отдавшее врагу чуть ли не полстраны. Собственно, для любой нормальной страны война на этом бы и закончилась. СССР спасли только его чудовищно гипертрофированные размеры. Любая другая страна в аналогичной ситуации вынуждена была бы капитулировать, то есть фактически Красная армия в 1941 году проиграла войну. И удержаться на плаву ей позволила не мудрость недобитых предвоенным террором командиров и даже не доблесть бойцов (во многом, как мы теперь знаем, преувеличенная пропагандой, придумывавшей красивые сказки типа «героев-панфиловцев» — реально же заградотряды, при всей их гнусности, появились не от хорошей жизни), а исключительно внешние факторы — избыток ресурсов и, таки да, необычайно суровая зима, ослабившая решающее наступление вермахта на Москву.
