Талалаев презрительно махнул рукой:
— Выйдет какой-нибудь сопляк с раскидушкой, а Иван Никанорыч его на трешку оштрафуют, квитанцию ему выпишут, вот те и все браконьерство.
Он посерьезнел и внушительно добавил:
— Колхознику-рыбаку нет никакого резону себя же обманывать да власти своей очки втирать. Ныне другое время, товарищ инспектор. Река, обратно же, как и земля, стала теперь социалистическая собственность. Кому ж интересно обкрадать свое рабоче-крестьянское государство?
В голосе бригадира звучали насмешливо-покровительственные нотки, он явно поучал инспектора.
Марфа не вмешивалась в разговор. Присев на кровать, она вязала варежки. Серый клубок шерсти перекатывался по чистому глиняному полу, спицы мелькали в проворных руках женщины, и она, пряча улыбку, исподлобья поглядывала то на бригадира, то на Зубова.
— Ну, хорошо, — сказал Василий, — посмотрим все это на месте. Вы лучше расскажите мне, Пимен Гаврилович, о рыбколхозе. А с Иваном Никаноровичем мы потом отдельно побеседуем.
Свертывая толстыми пальцами цигарку, Талалаев ухмыльнулся:
— А чего рассказывать? Колхозишко у нас небольшой, не то что в низовых станицах. Две неводные бригады, одна сетчиковая, женская. Дед Малявочка ею заправляет, хозяйке вашей свекром доводится. Ну, конечно, флотик свой имеем — штук шесть дубов, баркасы, каюки. Тони у нас никудышные, кажен год затопляются, веснами чистить надо. Правда, есть одно местечко под шлюзом, да оттуда ваш брат инспектор гоняет: запретное место. Ну, чего еще можно сказать? Есть у нас транспортная бригада для доставки рыбы с берега в цех. Обратно же подсобное хозяйство имеется.
— А люди?
— Люди как люди. За председателя у нас Мосолов Кузьма Федорович, в войну сержантом служил в танковых частях. Он сам не из тутошних будет, но хороший человек, колхозники его уважают. В первой бригаде за бригадира Антропов Архип Иванович. Его тут все знают. В гражданскую партизанил, с Подтелковым по степям мотался…
— Он сейчас партийным секретарем в рыбколхозе выбран, — робко ввернул Прохоров, — член партии с восемнадцатого года. Кремневый мужчина.
— Что значит кремневый?
— Тяжелый человек, грубый, неуважительный. Начальство ни в грош не ставит, во все дела вмешивается, приказывать любит, а ему слова не скажи: сейчас на дыбки — и понес…
— А как его бригада работает? — поинтересовался Василий.
Прохоров посмотрел на Талалаева.
— Ничего работает, как и все, — сдвинув брови, отозвался бригадир. — План выполнила на сто три процента.
— А ваша бригада?
— Моя первенство по колхозу держит, — степенно и строго сказал Талалаев, на сто тридцать процентов вытянула, благодарность из области имеет…
Марфа усмехнулась, и Талалаев дернулся, оглядываясь на нее:
— Чего ты? Неправда, може?
— Правда, правда, — отмахнулась женщина, — недаром же твое фото в красном уголке красуется!
Василий понял, что Марфа чего-то не договаривает, и вопросительно глянул на хозяйку, но она, ничего не сказав, вышла в сени.
— Как доехали, товарищ инспектор? — осведомился Талалаев.
— Ничего, спасибо. Холодно было, но ваш дед Малявочка мигом домчал меня до станицы.
Слегка приподнявшись со стула, Талалаев сказал:
— Мы вам, товарищ инспектор, свежачка подкинули. Рыбца отборного. Рыбец сейчас жирный. Там, в сенях, лежит, нехай хозяйка приберет, чтоб, случаем, собачонка не нашкодила.
Густо покраснев, Василий махнул рукой:
— Что вы, товарищи! Для чего это?
— Как же так «для чего»? — удивился Талалаев. — Вы тут покудова чужой человек, еще не обжились, есть-пить вам надо. А рыбец у нас, слава богу, не ворованный, и река от него не обеднеет. Можно сказать, ваше хозяйство, так чего ж…
— Нет-нет, — нетерпеливо перебил Зубов, — рыбца вы возьмите, он мне ни к чему.
Талалаев поднялся, застегнул сначала стеганку, потом плащ и обиженно проговорил:
— Зря вы, товарищ инспектор, обижаете колхозников. Или же вы, может, думаете, что рыбаки вам взятку дают, рыбцом паршивым задобрить вас хочут? Люди до вас от чистого сердца, удовольствие вам хочут сделать, а вы их обижаете и навроде с высоты на их глядите.
— Ладно, Пимен Гаврилович, — хмуро сказал Зубов, — оставьте рыбу. Спасибо. Но только попрошу вас передать колхозникам, тем, которые прислали рыбца, чтоб они этого больше не делали. Неудобно это, товарищи, честное слово! Вы не обижайтесь, но у меня на этот счет есть свои правила. Понимаете?
Гости поднялись.
— Ладно, Василь Кириллыч, — застенчиво сказал Прохоров, — вы уж на нас не обижайтесь. Раз вам не нравится, больше повторяться не будет.
Они простились с Зубовым и вышли на улицу.
Проводив бригадира и досмотрщика, Марфа сердито захлопнула за ними дверь, повозилась у печки, осмотрела надевшего полушубок Василия и сказала, усмехаясь:
— Погодите, всю спину убрали мелом, почистить надо.
Взяв щетку, она стала чистить полушубок и, зайдя вперед, заглянула Василию в глаза:
— Вы не дюже им доверяйте, этим друзьям.
Почему?
Марфа кинула щетку на кухонный шкафчик.
— Потому. Пишка Талалаев — этот и вовсе сволочной мужик, а помощник ваш, Иван Никанорович, — вроде и неплохой человек, да им всякий руководствует как хочет, никакой твердости в нем нет…
— Ладно, — тряхнул головой Зубов, — придет время, я каждого из них узнаю. А за предупреждение спасибо.
Спросив у хозяйки, как найти председателя рыбколхоза, он надел перчатки и вышел во двор.
Стояло тихое морозное утро. Тронутые сверкающей изморозью, вдоль заборов высились свежие, как видно недавно поставленные, столбы, на которых белели пушистые от снега радиотелефонные провода. Из высоких труб станичных домов поднимались к небу ровные, как свечи, дымки. Размахивая сумками, по улице бежали румяные от мороза ребятишки-школьники. Закутанные в шерстяные платки женщины несли на коромыслах обледенелые ведра с водой. Увидев Зубова, они останавливались, степенно давали ему дорогу и, проводив его любопытным взглядом, негромко переговаривались между собой:
— Это чей же такой?
— Кажись, инспектор новый вчерась приехал.
— Его у Марфеньки Сазоновой поставили.
— Гляди, какой молоденький…
— Видать, до председателя пошел…
Председатель рыбколхоза Кузьма Федорович Мосолов, бывший сержант танковых войск, коренастый сорокалетний мужчина, сидя в правлении, нетерпеливо дожидался нового инспектора. Мосолов держал изуродованную руку на черной перевязи, постоянно носил военный китель, галифе и хромовые сапоги и никогда не снимал орденов и медалей, а было их у него много: орден Ленина, два ордена Красного Знамени, орден Отечественной войны и пять медалей.
То, что Кузьма Федорович с нетерпением и даже с тревогой ожидал нового инспектора, имело свои причины.
С Лихачевым, старым инспектором, были установлены отношения, которые позволяли председателю почти бесконтрольно хозяйничать на реке. Мосолов умело пользовался этим: будучи человеком честным, он не брал себе лично ни одной рыбешки, но если колхозный план выполнялся плохо, Кузьма Федорович шел к Лихачеву, договаривался с ним и посылал одну-две бригады в те места, где рыболовство вообще запрещалось.
