— Совсем не уверен, что эту лужайку можно использовать подобным образом, — уклончиво ответил Макдональд.
Казалось, он лишь выразил некоторое сомнение, но на самом деле садовый диктатор добивался, чтобы леди Кут сама отказалась от этой затеи.
— А если ее как следует почистить, подрезать траву и.., в общем, сделать все, что полагается? — с надеждой в голосе продолжала леди Кут.
— Это можно, — медленно заговорил Макдональд, — но тогда придется снять Уильяма с нижнего бордюра.
— А-а, — неуверенно протянула леди Кут, решительно не понимая, что он имеет в виду.
Загадочный “нижний бордюр”[3] наводил ее разве что на мысль о воинственных шотландских песнях. Понятно было одно: для Макдональда этот таинственный бордюр служил неопровержимым доводом в их споре.
— А это было бы очень некстати, — продолжил Макдональд.
— Конечно, конечно, — тут же согласилась леди Кут, удивляясь собственной покладистости. Макдональд еще строже посмотрел на нее.
— Но коли миледи прикажет… — Садовник умолк, но явственная угроза в его голосе заставила леди Кут тут же капитулировать:
— Нет-нет, пусть уж Уильям продолжает работать над нижним бордюром.
— Вот и я так думаю, миледи.
— Да-да, конечно.
— Я знал, что вы со мной согласитесь, миледи, — добавил, преисполненный чувством превосходства, Макдональд.
— Конечно, — покорно повторила леди Кут. Макдональд дотронулся рукой до края шляпы и удалился. Посмотрев ему вслед, леди Кут печально вздохнула. Тут к ней подошел Джимми Тесиджер, расправившийся с почками и беконом. Он тоже вздохнул, но скорее весело.
— Великолепное утро, не правда ли? — заметил он.
— Что? — рассеянно переспросила леди Кут. — Да, наверно. Я не заметила.
— А где остальные? Катаются на лодках?
— Скорее всего. Я как-то не обратила внимания. Леди Кут повернулась и быстро вошла в дом. В столовой Тредуелл как раз проверял, есть ли в кофейнике кофе.
— Боже, а где же мистер.., мистер…
— Уэйд, миледи?
— Да, мистер Уэйд. Он что, до сих пор не спускался к завтраку?
— Нет, миледи.
— Но ведь уже очень поздно.
— Да, миледи.
— Но он же должен когда-нибудь спуститься, правда, Тредуелл?
— Безусловно, миледи. Вчера, например, он сел завтракать в половине двенадцатого.
Леди Кут посмотрела на часы, они показывали без двадцати двенадцать.
— Как вам, Тредуелл, должно быть, тяжело, — посочувствовала она. — Надо успеть все убрать, и почти сразу снова накрывать — в час обед.
— Я привык к причудам молодых джентльменов, миледи.
Сказано это было с очень тонким намеком: дескать, откуда леди Кут может знать привычки настоящих джентльменов. И с укором. Должно быть, так кардинал осуждает мусульманина или язычника, который по неведению нарушил одну из христианских заповедей. И уже второй раз за это утро леди Кут покраснела.
Тут их очень кстати прервали. Дверь отворилась, и в нее просунулась голова серьезного молодого человека в очках:
— Вы здесь, леди Кут? Вас спрашивает сэр Освальд.
— Сейчас иду, мистер Бейтмен. — Леди Кут поспешно вышла.
Руперт Бейтмен, личный секретарь сэра Освальда, тоже удалился, но в противоположную сторону, через застекленную дверь, у которой, добродушно улыбаясь, все еще стоял Джимми Тесиджер.
— Привет, Понго, — поздоровался Джимми. — Надо бы пойти развлечь наших девиц. Ты со мной?
Бейтмен отрицательно покачал головой и поспешил скрыться в библиотеке. Джимми ухмыльнулся вслед его удаляющейся спине. Когда они вместе учились в школе, Бейтмена, серьезного очкарика, Бог весть почему, прозвали Понго. По мнению Джимми, Понго остался такой же дубиной, каким был в годы их детства. Заповеди вроде “Жизнь не греза. Жизнь есть подвиг” были написаны Лонгфелло[4] как будто специально для него.
Джимми зевнул и медленно побрел к озеру. Девушки были здесь. Девушки как девушки — с короткой стрижкой, две темненькие, третья — светловолосая. Одну, которая больше всех хихикала, звали, кажется, Элен, другую — Нэнси, а третью все почему-то называли “Лакомкой”. Здесь же находились друзья — Билл Эверсли и Ронни Деверукс, которые “служили” в Министерстве иностранных дел, но, по сути, скорее лишь числились там.
— Привет, — сказала Нэнси (а может, это была Элен). — Вот и Джимми. А где же… Ну, как его?
— Уж не хочешь ли ты сказать, что Джерри Уэйд еще не вставал, — удивился Билл Эверсли. — Пора с ним что-то делать.
— Если так будет продолжаться, — заметил Ронни Деверукс, — то в один прекрасный день он проспит не только завтрак, но и обед, а то и вечерний чай…
— Как ему не стыдно, — сказала Лакомка. — Так огорчать леди Кут. Бедняжка все больше становится похожа на курицу, которая никак не может снести яйцо. Нет, это просто ужасно.
— Давайте вытащим его из постели, — предложил Билл. — Пошли, Джимми.
— Нет-нет, надо придумать что-нибудь классное, — потребовала Лакомка.
Слово “классный” ей очень нравилось, и она повторяла его к месту и не к месту.
— Поскольку у меня мозги совсем не классные, — ответил ей Джимми, — я ничего классного придумать не в состоянии.
— Давайте подумаем, как поднять его завтра в семь утра, — нерешительно предложил Ронни. — Все домочадцы будут потрясены. Тредуелл потеряет накладные бакенбарды и выронит чайник, у леди Кут начнется истерический припадок, потом она потеряет сознание и рухнет в объятия Билла. После чего завидная карьера ему обеспечена! Сэр Освальд скажет: “Ха!”, и акции на сталь в мгновение ока поднимутся на один и пять восьмых пункта. Ну а Понго от избытка эмоций хряснет об пол свои очки, да еще раздавит их каблуком.
— Вы не знаете Джерри, — усмехнулся Джимми. — Могу поклясться, что тут не поможет даже ушат холодной воды — он перевернется на другой бок и захрапит дальше.
— Мы должны придумать что-нибудь более классное, чем холодная вода, — не отступала Лакомка.
— И что же? — тупо поинтересовался Ронни. Все молчали.
— Неужели ничего не придумаем? Не может такого быть! — сказал Билл. — Ну, кто самый изобретательный?
— Понго, — тут же ответил Джимми. — А вот и он, всегда торопится, занятый человек, сразу видно. Он просто создан для того, чтобы думать. Таков его тяжкий жребий. С детских лет мучается. Давайте позовем его.
Мистер Бейтмен терпеливо выслушал их бессвязный рассказ и, не теряя драгоценного для него времени, с ходу предложил:
— Будильник. Я всегда им пользуюсь, если боюсь проспать. Ведь утренний чай приносят так тихо, что можно и не услышать.
И поспешил дальше.
— Будильник. — Ронни покачал головой. — Одним будильником здесь не обойдешься. Чтобы разбудить Джерри Уэйда, понадобится целая дюжина.
— А почему бы и нет? — оживился Билл. — Отличная идея. Давайте съездим в магазин, и пусть каждый купит по будильнику.
Вволю насмеявшись, начали обсуждать план действий. Билл и Ронни побежали к машинам, а Джимми было поручено выяснить обстановку. Он быстро вернулся.
— Он в столовой. Наверстывает упущенное, лопает тосты с мармеладом. Надо как-то помешать ему увязаться за нами.
Решили посвятить во все хозяйку дома, чтобы она заняла Джерри разговором. Джимми, Нэнси и Элен объяснили леди Кут, что от нее требуется. Однако азарт молодых гостей смутил и напугал ее.
— Розыгрыш? Но вы, мои дорогие, постараетесь не ломать мебель, не бить посуду и не лить на пол воду? Вы же знаете, через неделю мы должны освободить этот дом, и мне бы не хотелось, чтобы его владелец, лорд Кейтерэм, подумал…
Тут в разговор вмешался Билл, только что вернувшийся из гаража:
— Все будет в порядке, леди Кут. Бандл[5] Брент, дочь лорда Кейтерэма, моя давняя приятельница. Можете мне поверить, она ни к чему не станет придираться, правда-правда! Да мы и не собираемся ничего такого делать. Совершенно безобидная шутка.
— Классная шутка, — добавила девушка по прозвищу Лакомка.
Как только Джерри Уэйд вышел из столовой, леди Кут с грустным видом последовала за ним на террасу. У Джерри было такое милое, ангельское лицо, что даже Джимми, казалось бы, сама святая невинность, выглядел бы рядом с ним сущим пройдохой.
— Доброе утро, леди Кут, — приветствовал ее Джерри Уэйд. — А где все?
— Отправились в магазин.
— Зачем?
— Затевают какую-то шутку, — ответила леди Кут очень безразличным тоном.
— Шутка? В такую рань?
— Да уж не так и рано. — В голосе леди Кут прозвучал явный намек.
— Я, кажется, немного припозднился, — с очаровательной непосредственностью посетовал мистер Уэйд. — Просто напасть какая-то: где бы я ни гостил, вечно опаздываю к завтраку, правда странно?
— Да, действительно очень странно.
— Ума не приложу, как это у меня так получается, — недоумевающим голосом продолжал мистер Уэйд.
— А почему бы вам просто не вставать пораньше?
— Вы думаете? — Эта мысль явно не приходила ему в голову.
А леди Кут настойчиво гнула свое:
— Сэр Освальд совершенно справедливо говорит:
“Пунктуальность — залог будущих успехов”. Это он о вас, о молодых.
— О, я согласен, — ответил мистер Уэйд. — В городе, на службе, хочешь не хочешь, а будешь пунктуальным. Ведь ровно в одиннадцать я обязан быть в чудном нашем министерстве. Не думайте, что я безнадежный лентяй, леди Кут… Какие чудные цветы, те, у нижнего бордюра. Не могу вспомнить их название, но у нас дома есть точно такие же, знаете, эти, розовато-лиловые с пупырышками… Моя сестра тоже страшно увлечена садом.
Леди Кут сразу забыла про все обиды и переключилась на тонкости садоводства.
— А что у вас за садовники?
— У нас всего один. Так, старый недотепа. Знает не так уж много, но хотя бы не перечит, делает все, что ему скажут. А это не так уж и плохо.
Леди Кут с горячностью его поддержала, в ее голосе было столько чувства и выразительности, что она вполне могла бы соперничать с хорошей драматической актрисой, и они долго еще обсуждали эту животрепещущую для нее тему.
Тем временем начатое предприятие шло полным ходом. Молодые люди энергично атаковали Торговый центр “Маркет Бэйсинга”, немало озадачив его владельца внезапным спросом на будильники.
— Жаль, что с нами нет Бандл, — пробормотал Билл. — Разве ты с ней не знаком, Джимми? Она бы тебе понравилась. Потрясающая девчонка, вот с кем не соскучишься. Кстати, у нее-то мозги что надо. А ты ее знаешь, Ронни?
Ронни покачал головой.
— Как, и ты не знаешь Бандл? Да вы что, с Луны свалились? Ее все знают.
— Было бы классно, Билл, — перебила его Лакомка, — если бы ты перестал распространяться о своей подружке и занялся делом.
Мистер Мергатройд, владелец магазина, был сама любезность:
— Если позволите дать вам совет, леди и джентльмены, то не берите те — за семь фунтов одиннадцать пенсов. Это неплохие часы, ничего дурного сказать о них не могу, но все-таки настоятельно рекомендую вон те — за десять фунтов шесть пенсов. Поверьте, они стоят этих денег, очень надежные… Мне бы не хотелось, чтобы вы потом говорили…
