— Но я тебе все-таки доверяю, Морион. Надо же кому-то доверять, пусть мы и принцы.
Фаенна ушла. Я снова взял отложенную книгу — очень древнюю, с рассыпающимися страницами, но и она была всего лишь списком, наверняка не единожды искаженным. Ее автор — Рен Альтерн, легендарный колдун, был проклят. А сама книга возглавляла все старинные перечни запрещенных книг. Потом она исчезла даже из них — считалось, что все экземпляры уничтожены.
Я никогда не мог понять, что в этой книге такого уж ужасного. По-видимому, в Альтерне была сильна кровь принцев — его книга была о цвете, об огне и жаре, породивших мир, а затем чуть не разрушивших, и о тьме и холоде, и последних временах. У всех предсказателей все ведет к последним временам. Вот что есть, что видите, то вам и будет крышкой!
Я фыркнул, захлопнул книгу, поднявшись прошел к полкам и поставил том в ряд совершенно одинаковых переплетов, среди бездарных сочинений о морали какого-то очередного Хранителя Башни. В основном о том, почему есть лишь один Город, град избранных, окруженный тьмой внешней.
Бред еще почище колдовских пророчеств.
Фаенне удалось взволновать все мои мысли и чувства. Прежде, чем сделать что-то еще, я прошел к потайной двери за полками, и вышел из библиотеки никем не увиденный. Прошел пустующей галереей к себе, сбросил дорогие одежды и выискал что попроще, скорее подобающее какому-нибудь пусть относительно благородному, но маленькому человеку, не имеющему ни значения, ни забот. И пошел прогуляться, используя для выхода, в основном, ходы в стенах.
Надолго исчезать я, конечно, не рисковал, но несколько часов в неделю мне было просто необходимо чувствовать себя никем, выбираться из-под бремени дворца и навязчивых мыслей.
При моей молодости, роль бездельника хорошо мне удавалась. Когда я того хотел. Но и в таком обличье я не желал привлекать внимания. Я хотел быть незаметным как тень, как серый призрак, скользящий между смертными, и не имеющий к ним никакого отношения.
Время склонялось к темным часам. Улицы быстро дичали. Девицы известного промысла, с губами, начерненными или ярко посеребренными, зазывали клиентов. Я редко пользовался их услугами — с таким же успехом можно любить неодушевленные предметы — сухие, холодные, безжизненные… Я на мгновение смежил веки и вздрогнул. Небеса… видали ль вы еще такого труса? Которого ужас перед смертью не отпускает ни на минуту. Постоянно во всем видеть ее тень, слышать неотступно ее ледяное дыхание и сдерживать дрожь, едва не срываясь в безумие. Безумие вскипает как ненависть, стремится вырваться с каждым ударом сердца. Страх и ненависть. Замирание — и удар. Но удар не выходит наружу. Давление нарастает, и однажды разрушит свой сосуд. Было бы о чем сожалеть. Что стоит потерять то, что ничего не стоит?
Грязная маленькая таверна, ничтожная, как сама жизнь, гостеприимно зияла в ночь отверстым зевком, а то и кой чем похуже. Оттуда отчетливо разило перегаром, дымом и несварением желудка. Я поморщился и прошел мимо. Жизнь червя суетна, но не полна. Слишком много, и слишком мало одновременно. Возня букашек над еще не окаменевшей крошкой, в ожидании тяжелого башмака, и не больше. Я вижу его тень над Городом. Фаенна, Фаенна, зачем ты разбередила мою душу? Зачем я сразу не сказал тебе «да»? Что я делаю в этой клоаке?
Я отговорился тем, что не могу оставить людей просто так. Но продолжать рассыпаться прахом они будут прекрасно как со мной, так и без меня. Я не могу принести им ни малейшей пользы своим существованием, тогда как мое отсутствие будет хоть чем-то. Я повернулся, поднял голову, и увидел невдалеке нежный переливающийся шпиль Дома Опала. Потом мысленно представил себя. Уже почти час я брожу никем не узнанный. Моя одежда годится как для прогулок по подворотням, так и для дальней дороги. Все, что может удостоверить мою личность, это перстень с печаткой, и прикрытый черным плащом Ринальдин, с которым я умру, а не расстанусь. Может ли выдаться случай лучше?
Я почти бессознательно сделал первый шаг, потом ухмыльнулся, и легко зашагал по выщербленной мостовой, скользко то нырявшей вниз, то взмывающей вверх по бесчисленным холмам. Почему бы не позволить себе раз в жизни потерять голову? Нельзя так много рассуждать, бегая сужающимися кругами. Вокруг мертвой точки.
