Благодаря совокупным исследованиям датских ученых, объединенным и блестяще представленным господином Габриэлем Гравье, секретарем Руанского географического общества, мы достаточно хорошо знаем этот в каком-то смысле героический период арктических путешествий, и не остается ничего лучшего, как проследить за событиями по труду господина Габриэля Гравье, из которого мы сделаем немалые заимствования[9].
Первым отважным мореходом, который бросил вызов наводящему ужас Ледовитому океану, был норвежец Отер; описание его походов сохранилось в летописях времен царствования короля англосаксов Альфреда Великого. Отер, или Оттар, владел богатым княжеством на крайнем севере Норвегии. Нам известно, что он обладал бесчисленными стадами оленей, не чурался охоты на тюленей и китобойного промысла и обожал мореходное дело. Особенно интересной деталью является тот факт, что он предпринял свое великое путешествие из чистой любознательности, вне всяких меркантильных соображений. Он прошел вдоль берегов Норвегии, Финмарка[10], Лапландии, пересек Белое море до устья Северной Двины, то есть обогнул Европу по маршруту, который Ричард Ченслер[11] повторил только шесть веков спустя.
В то время как Альфред Великий внимал из уст самого Отера рассказ о его приключениях в стране льдов, началась колонизация Исландии норвежцами. Смутно известную во времена Плиния, а затем забытую Исландию вновь открыл в 861 году норманнский пират Наддод[12], обследовавший вулканическую поверхность новой земли и назвавший ее Снёланд, то есть страна снегов. Несколько лет спустя еще три норвежца — Флуки-Рафна, Херьольф и Турольф — прибыли с Фарерских островов, чтобы обосноваться на острове Наддода вместе с домашней живностью. Естественно, они пережили здесь очень суровую зиму, и скот пал из-за недостатка кормов. В 873 году Ингольф, также норвежец, невзирая на мрачные описания Флуки-Рафны, вернувшегося на родину после неудачной попытки, окончательно обосновался на острове, названном Флуки-Рафной Исланд, или Землей Льдов. Вскоре сюда переправились многочисленные его последователи, и новую территорию быстро колонизовали. К 930 году вся пригодная к обитанию часть страны была заселена, и Исландия превратилась в довольно процветающую республику.
Так норвежцы преодолели самый трудный этап на пути в Гренландию. Хотя первооткрыватели Исландии и видели мельком берега этой американской земли, но по доброй воле никто не отваживался к ней даже приблизиться. Только трагические обстоятельства заставили Эйрика Рыжего, опасавшегося мести за убийство, покинуть Исландию, что и послужило началом массового переселения на таинственные берега. Случилось это в 983 году. Эйрик направился на запад, обнаружил на 64° северной широты восточный берег Гренландии, проследовал вдоль него к югу, обогнул мыс Фарвель и остановился в заливе, который он назвал Эйриксфьорд; позднее на западном берегу, признанном им куда более гостеприимным, он основал поселение Братталид. Он набрал колонистов, и в 985 году тридцать пять кораблей взяли курс на Гренландию. К несчастью, две трети эмигрантов не увидели новую родину, расписанную Эйриком как землю обетованную. Ужасная буря пустила ко дну двадцать одно судно из тридцати пяти. Тем не менее освоение продолжилось, и западное побережье Гренландии до 73-й параллели усеяли датские и норвежские укрепления; по крайней мере, так гласит руническая надпись на камне, откопанном на этой широте и датированном 1135 годом.
Лейв, один из сыновей Эйрика Рыжего, узнав о том, что Бьёрн Херьюлфсон, унесенный течением, обнаружил сушу на юге, отправился в экспедицию вместе с самим Бьёрном и тридцатью пятью матросами. Он нашел вышеупомянутые земли и назвал их Хеллюланд[13] и Маркланд: то были Лабрадор, Ньюфаундленд и Новая Шотландия. Проследовав вдоль побережья, он дошел до территорий современных штатов Массачусетс и Род-Айленд, поднялся вверх по реке, называемой сегодня Покассет-Ривер, и построил на ее берегах жилище, где путешественники перезимовали. Обнаружив по соседству дикие виноградники, он окрестил этот край Винланд, а весной вернулся в Братталид на корабле, груженном плодами благодатной земли.
На следующий год брат Лейва, Турвальд, продолжил его дело; он пережил зиму в том же, никем не тронутом убежище и продвинулся летом 1003 года до Лонг-Айленда, то есть до того места, где сегодня гордо возвышается Нью-Йорк. Но жестокое обращение с местными эскимосами стоило ему жизни. Он погиб в бою и был похоронен на полуострове Кейп-Код. Его спутники вернулись в Гренландию в 1005 году.
Третий сын Эйрика, Торстейн, отправился в путь вместе с женой, прославленной старинными исландскими легендами красавицей по имени Гудрид, с целью привезти домой останки брата. Двадцать пять моряков составляли его экипаж. Встречные ветры отнесли корабль почти к Полярному кругу; Торстейн вскорости умер, а команда, лишившись капитана, сочла за лучшее вернуться в Гренландию.
Его вдова вышла некоторое время спустя замуж за норманна по имени Турфинн Карлсэвн, который решил повторить героический путь сыновей Эйрика. Экспедиция состояла на этот раз из трех кораблей с экипажем в сто шестьдесят человек и пятью женщинами, включая Гудрид. Турфинн прибыл в Винланд и в течение четырех лет тщательно изучал этот край. Следуя вдоль берега на юг, он достиг устья Потомака и познакомился со страной, названной Ибритраманноланд, или Землей Белых Людей (видимо, людей в белых одеяниях). Скорее всего, это современная Каролина, Джорджия или даже Флорида, где находились, как говорят, ирландские колонисты.
В общем, не вызывает никаких сомнений, что в XI веке, за пятьсот лет до Колумба и Кабота, норманнские пионеры побывали на северо-восточном побережье Америки. Как говорит господин Вивьен де Сен-Мартен, для них это было всего-навсего несколькими островами дальше в огромном северном море, где они в течение многих веков обживали архипелаг за архипелагом — Оркнейский, Шетландский, Фарерский, затем Исландию и Гренландию — и не находили ничего особенного в открытии пары, тройки новых земель; они не сознавали ни важности, ни последствий этого события, и познания, которые подарил им случай, утратились так же, как и появились, не оставив после себя ничего, кроме легенд. В общем, эти нечаянные открытия скандинавов никоим образом не умаляют славы Колумба, не имевшего никаких сведений о них, и не наносят ни малейшего ущерба гению великого генуэзца. Они не имели никакого отношения к космографическим исчислениям, послужившим отправной точкой для экспедиции Христофора и открытия Нового Света.
