Реклама полностью отключится, после прочтения нескольких страниц!
…В эмиграции Шмелева, вероятно, можно причислить к продолжателям, славянофильской традиции. Для нас важно, что это «неославянофильство» начало зарождаться в начале века, в противоположность также определенным «неозападническим» тенденциям. Но ему еще предстояли значительные испытания.
СОЛДАТСКАЯ тема возникла у Шмелева вместе с. деревенской, в годы первой мировой войны: развиваться же и углубляться она стала позднее – после февраля, а затем октября 1917 года (потому что вопрос о солдате небезразличен революции).
Как известно, 1 марта 1917 года Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов издал «Приказ № 1»[19]: с него начался развал армии. Уже 30 апреля Сергей Шмелев пишет отцу с фронта, как к ним в артиллерийский полк приходил прапорщик из пехоты и обвинял офицеров в измене и трусости, подобные неприятности были и у других воевавших знакомых Шмелева.
Что же отвечает отец сыну? Почти в каждом (!) (а их 29) письме он пишет одними и теми же словами: «Народ не виноват». «Мне больно за народ. Он не виноват. Он так много и теперь терпит. Только все трудные экзамены ему закатывают: то держали на месте тысячу лет, с завязанными глазами, то сразу сняли повязку, открыли свет на сто дорог, и по какой надо – не могут указать. Да еще по-итало-англо-санскритски с ним разговаривают»[20]. И Шмелев советует своему Сергею: «разговаривать с солдатами, объяснять им ситуацию, читать газеты – „Русские Ведомости“, „Власть народа“» (в них – его позиция, в них печатается он сам).
Эту же цель – разъяснять, предостерегать, пропагандировать, говоря с народом «живым словом», – Шмелев прямо провозглашает в очерках «В Сибирь за освобожденными» и «Набросках». 14 марта 1917 года как корреспондент «Русских ведомостей» вместе с писателем Б. А. Тимофеевым Иван Сергеевич едет с поездом за освобожденными политкаторжанами и описывает свои впечатления с дороги. (Именно тогда произошло убийство, которое он неоднократно вспомнит впоследствии[21], пока же его настроение в общем радостное и приподнятое[22].)
Далее он сам начинает эту цель осуществлять – в «Пятнах» и ряде очерков, примыкающих к ним. Он говорит с народом и о народе; солдаты становятся одними из главных героев его произведений (может быть, к ним в первую очередь и обращенных). Поэтому его форма – живые сценки, разговоры, наблюдения с натуры. Эффект присутствия – полный! Иногда мы даже можем проследить, как «материал жизни» переходит в очерки (см., напр., «Суд Соломона» и письмо к сыну: «Была вчера Руфина из Серпух. <…> У монастыря отняли покос слободские. Поп является лётом на слободские митинги и бьется за свои права, угрожая карой Владычицы»[23]).
В двух последних «Пятнах» форма уже несколько изменена: это почти что «сказ» от лица определенного персонажа (библиотекаря, старообрядца), с характерной лексикой, сравнениями, логикой. Правда, бывает, начнет герой, а закончит все-таки явно Иван Сергеевич[24]. Все это произведения, конечно, с отчетливой политико-публицистической тенденцией.
Шмелев выступает против «шкурного», на котором «заиграли» «идеологи-социалисты»[25], ратует за сохранение хозяйства и хозяев, всего веками накопленного русского богатства[26]. Поддерживает Временное правительство, идею Учредительного собрания (по письмам видно, что считает Керенского «госуд. складки человеком»[27]), радуется уничтожению старых порядков, но полемизирует с большевиками. Все это, в общем, совпадает с программой «Власти народа», руководимой Е. Л. Кусковой, женой министра Временного правительства С. Н. Прокоповича.
Когда большевики закрыли и «Русские ведомости» (еще три месяца выходившие под названием «Свобода России»), и «Власть народа», и «Родину» («Нашу Родину» М. Осоргина), где печатался Иван Сергеевич; когда сын вернулся с фронта, отравленный газами, – в июне 1918 года Шмелевы уехали в Крым. И в конце этого же года Сергей был мобилизован в Добровольческую армию. Шмелевскую политическую позицию на тот момент пока мы просто не знаем; статья в эсеровской газете «Народ» больше запутывает, чем проясняет. Во всяком случае, «душевное состояние» у него «отвратительное»[28]:
«Понимаете ли, жизнь не на-ла-дится! Таков наш народ, что хоть улицу им мети. И долго будут им мести, пока эта метла не измотается или пока метельщики не потер, охоты. А сам. страшные метельщики – убитые Богом гг. левейшие социалисты. И все же: кровь (гениальный прогноз Толстого в сказочке об Ив. Дур., но отчасти)»[29].