Я приближаюсь к киоску Питера, и он, завидев меня, машет рукой. Сегодня он принарядился не в гороховый, а морковный костюм. Из-под зеленой ботвы выглядывает копна его темных волос. У него славянский тип лица с широкими скулами, в отличие от моей узкой, как бурундучья мордочка, физиономии. Окна закрыты, чтобы не растрачивать тепло. Вчерашнюю зазывную вывеску «Охлажденный лимонад» сменило предложение «Горячего шоколада».
Питер впускает меня через заднюю дверь. Внутри киоска довольно тесно, но вполне можно двигаться между грилем, холодильником и прилавком. Зеленая ботва его головного убора задевает потолок.
Перед моим мысленным взором вдруг мелькает образ моего отца, собирающего урожай моркови. Он очень гордился, что его овощи прижились на нашей каменистой почве. Наверняка он никак не ожидал, что я предпочту жить с человеком-овощем. Интересно, как бы он отнесся к этому. Наверное, поддержал бы меня, как поддерживал во всех моих начинаниях. Мы с ним обсуждали все «за» и «против», как два взрослых человека. Питер такой же.
– Я пролил шоколад на мой гороховый костюм, – говорит Питер. Его руки высовываются из прорезей костюма, и из-за темных рукавов рубашки они похожи на корни. Его объятие возвращает меня к реальности. Он похож на обнимающегося плюшевого рыжего медведя.
– Мы уйдем, как только придет Мухаммед. Мухаммед работает у Питера уже год, и его смена – с четырех вечера до шести утра – предоставляет нам возможность провести вместе вечер и ночь.
В окошко стучит покупатель, вероятно врач, судя по стетоскопу, болтающемуся у него на шее. Питер отодвигает оконное стекло, чтобы принять заказ на гороховое пюре и горячий сидр. Я выдаю заказ, когда приходит Мухаммед. Стайка листьев впархивает вместе с ним.
– Простите, я слегка припозднился. – Они с Питером ровесники, им по двадцать девять лет. Я не только влюбилась в овоща, мой возлюбленный на десять лет моложе меня. Мухаммед облачается в свой сельдерейный костюм, а Питер разоблачается, превращаясь обратно в человека.
Мой любовник живет недалеко от киоска. Он отказывается покупать машину, говоря, что не хочет добавлять грязи в городскую атмосферу. Мы срезаем путь к его дому, проходя через речку Мадди. Несколько уток, переваливаясь, ковыляют по берегу, чтобы подкрепиться принесенными Питером хлебными корками. Мы держимся за руки, забывая о том, что вокруг нас большой город.
Моему горошку принадлежит перестроенный каретный сарай. Ключ от двери такой огромный, что напоминает ключи от тюрьмы из ковбойского фильма. Чтобы открыть замок, ему приходится одновременно изрядно помучиться с дверной ручкой. Наконец ключ поворачивается, и входная дверь распахивается, пропуская нас в огромное помещение.
Стены покрыты книгами. Я не доверяю людям, которые не читают книг. Многие супружеские пары, знакомые нам с Дэвидом, используют книги для украшения интерьера.
Дэвид по крайней мере читает, хотя в основном книги, связанные с рабочей тематикой. Питер покупает мне антикварные книги, выловленные в «Букинисте». Мы оба любим эту книжную лавку, пропахшую старой бумагой и затхлой кожей. Моего мужа книги интересуют как вид вложения капитала.
А меня? Мне интересно, чьи глаза блуждали по строчкам старых книг, до того как они попали мне в руки. Кого любили их прежние читатели? Кого ненавидели? Когда я сказала об этом Дэвиду, он с недоумевающей скукой повел глазами. А Питер сказал, что ему близки мои чувства.
