Аграфена Кондратьевна. Что, что, беспутная! Кто вбил в тебя такие скверности? Владыко милосердный! не могу с духом собраться! Ах ты собачий огрызок! Ну, нечего делать! Видно, придется отца позвать.
Липочка. Только и ладите, что отца да отца; бойки вы при нем разговаривать-то, а попробуйте-ка сами!
Аграфена Кондратьевна. Так что же, я дура, по-твоему, что ли? Какие у тебя там гусары, бесстыжий твой нос! Тьфу ты, дьявольское наваждение! Али ты думаешь, что я не властна над тобой приказывать? Говори, бесстыжие твои глаза, с чего у тебя взгляд-то такой завистливый? Что ты, прытче матери хочешь быть? У меня ведь недолго, я и на кухню горшки парить пошлю. Ишь ты! Ишь ты! А!.. Ах, матушки вы мои! Посконный сарафан сошью да вот на голову тебе и надену! С поросятами тебя, вместо родителей-то, посажу!
Липочка. Как же! Позволю я над собой командовать! Вот еще новости!
Аграфена Кондратьевна. Молчи, молчи, таранта Егоровна! Уступи верх матери! Эко семя противное! Словечко пикнешь, так язык ниже пяток пришью. Вот послал Господь утешение! Девчонка хабальная! Мальчишка ты, шельмец, и на уме-то у тебя все не женское! Готова, чай, вот на лошадь по-солдатски вскочить!
Липочка. Вы, я воображаю, приплетете скоро всех буточников. Уж молчали бы лучше, коли не так воспитаны. Все я скверна, а сами-то вы каковы после этого! Что, вам угодно спровадить меня на тот свет прежде времени? извести своими капризами? (Плачет.) Что ж, пожалуй, я уж и так, как муха какая, кашляю! (Плачет.)
Аграфена Кондратьевна (стоит и смотрит на нее). Ну, полно, полно!
Липочка плачет громче и потом рыдает.
Ну, полно ты, полно! Говорят тебе, перестань! Ну, я виновата, перестань только, я виновата.
Липочка плачет.
Липочка! Липа! Ну, будет! Ну, перестань! (Сквозь слезы.) Ну, не сердись ты на меня (плачет)… бабу глупую… неученую… (Плачут обе вместе.) Ну, прости ты меня… сережки куплю.
Липочка (плача). На что мне сережки ваши, у меня и так полон туалет. А вы купите браслеты с изумрудами.
Аграфена Кондратьевна. Куплю, куплю, только ты плакать-то перестань!
Липочка (сквозь слезы). Тогда и перестану, как замуж выду. (Плачет.)
Аграфена Кондратьевна. Выдешь, выдешь, голубчик ты мой! Ну, поцелуй меня! (Целуются.) Ну, Христос с тобой! Ну, дай я тебе слезки оботру! (Обтирает.) Вот нынче хотела Устинья Наумовна прийти, мы и потолкуем.
Липочка (голосом, еще не успокоившимся). Ах, кабы она поскорей пришла!
Те же и Фоминишна.
Фоминишна. Угадайте-ко, матушка Аграфена Кондратьевна, кто к нам изволит жаловать?
Аграфена Кондратьевна. Не умею сказать. Да что я тебе, бабка-угадка, что ли, Фоминишна?
Липочка. Отчего ж ты у меня не спросишь? что я, глупее, что ли, вас с маменькой?
Фоминишна. Уж и не знаю, как сказать; на словах-то ты у нас больно прытка, а на деле-то вот и нет тебя. Просила, просила, не токмо чтобы что такое, подари хоть платок, валяются у тебя вороха два без призрения, так все нет, все чужим да чужим.
Аграфена Кондратьевна. Вот уж этого, Фоминишна, я до скончания не разберу.
Липочка. Ишь она! Знать, пивца хлебнула после завтрака, налепила тут чудеса в решете.
Фоминишна. Вестимо так; что смеяться-то? Каково скончание, Аграфена Кондратьевна, бывает и начало хуже конца.
Аграфена Кондратьевна. С тобой не разъедешься! Ты коли уж начнешь толковать, так только ушами хлопай. Кто ж такой там пришел-то?
Липочка. Мужчина али женщина?
Фоминишна. У тебя все мужчины в глазах-то прыгают. Да где ж это таки видано, что мужчина ходит в чепчике? Вдовье дело – как следует назвать?
Липочка. Натурально, незамужняя, вдова.
Фоминишна. Стало быть, моя правда? и выходит, что женщина!
Липочка. Эка бестолковая! Да кто женщина-то?
Фоминишна. То-то вот, умна, да не догадлива: некому другому и быть, как не Устинье Наумовне.
Липочка. Ах, маменька, как это кстати!
Аграфена Кондратьевна. Где ж она до сих пор? Веди ее скорей, Фоминишна!
Фоминишна. Сама в секунту явится: остановилась на дворе, с дворником бранится: не скоро калитку отпер.
Те же и Устинья Haумовна.
Устинья Наумовна (входя). Уф, фа, фа! Что это у вас, серебряные, лестница-то какая крутая: лезешь, лезешь, насилу вползешь.
Липочка. Ах, да вот и она! Здравствуй, Устинья Наумовна!
Устинья Наумовна. Не больно спеши! Есть и постарше тебя. Вот с маменькой-то покалякаем прежде. (Целуясь.) Здравствуй, Аграфена Кондратьевна! Как встала, ночевала, все ли жива, бралиянтовая?
Аграфена Кондратьевна. Слава Создателю! Живу – хлеб жую; целое утро вот с дочкой балясничала.
Устинья Наумовна. Чай, об нарядах все. (Целуясь с Липочкой.) Вот и до тебя очередь дошла. Что это ты словно потолстела, изумрудная?.. Пошли, Творец! Чего ж лучше, как не красотой цвести!
Фоминишна. Тьфу ты, греховодница! Еще сглазишь, пожалуй.
Липочка. Ах, какой вздор! Это тебе так показалось, Устинья Наумовна. Я все хирею: то колики, то сердце бьется, как маятник; все как словно тебя подманивает али плывешь по морю, так вот и рябит меланхолия в глазах.
Устинья Наумовна (Фоминишне). Ну, и с тобой, божья старушка, поцелуемся уж кстати. Правда, на дворе ведь здоровались, серебряная, стало быть и губы трепать нечего.
Фоминишна. Как знаешь. Известно, мы не хозяева, лыком шитая мелкота; а и в нас тоже душа, а не пар!
Аграфена Кондратьевна (садясь). Садись, садись, Устинья Наумовна, что как пушка на колесах стоишь! Поди-ко, вели нам, Фоминишна, самоварчик согреть.
Устинья Наумовна. Пила, пила, жемчужная; провалиться на месте, пила, и забежала-то так, на минуточку.
Аграфена Кондратьевна. Что ж ты, Фоминишна, проклажаешься? Беги, мать моя, проворнее.
Липочка. Позвольте, маменька, я поскорей сбегаю; видите, какая она неповоротливая.
Фоминишна. Уж не финти, где не спрашивают! А я, матушка Аграфена Кондратьевна, вот что думаю, не пригожее ли будет подать бальсанцу с селедочкой.
Аграфена Кондратьевна. Ну, бальсан бальсаном, а самовар самоваром. Аль тебе жалко чужого добра? Да, как поспеет, вели сюда принести.
Фоминишна. Как же уж! Слушаю! (Уходит.)
Те же, без Фоминишны.
Аграфена Кондратьевна. Ну что, новенького нет ли чего, Устинья Наумовна? Ишь у меня девка-то стосковалась совсем.
Липочка. И в самом деле, Устинья Наумовна, ты ходишь, ходишь, а толку нет никакого.
Устинья Наумовна. Да ишь ты, с вами не скоро сообразишь, бралиянтовые. Тятенька-то твой ладит за богатого: мне, говорит, хотя Федот от проходных ворот, лишь бы денежки водились, да приданого поменьше ломил. Маменька-то вот, Аграфена Кондратьевна, тоже норовит в свое удовольствие: подавай ты ей беспременно купца, да чтобы был жалованный, да лошадей бы хороших держал, да и лоб-то крестил бы по-старинному. У тебя тоже свое на уме. Как на вас угодишь?
Те же и Фоминишна, входит, ставит на стол водку с закуской.
Липочка. Не пойду я за купца, ни за что не пойду! Затем разве я так воспитана: училась и по-французски, и на фортопьянах, и танцевать! Нет, нет! где хочешь возьми, а достань благородного.
Аграфена Кондратьевна. Вот ты и толкуй с ней.
Фоминишна. Да что тебе дались эти благородные? Что в них за особенный скус? Голый на голом, да и христианства-то никакого нет: ни в баню не ходит, ни пирогов по праздникам не печет; а ведь хошь и замужем будешь, а надоест тебе соус-то с подливкой.
Липочка. Ты, Фоминишна, родилась между мужиков и ноги протянешь мужичкой. Что мне в твоем купце! Какой он может иметь вес? Где у него амбиция? Мочалка-то его, что ли, мне нужна?
Фоминишна. Не мочалка, а Божий волос, сударыня, так-то-сь!
Аграфена Кондратьевна. Ведь и тятенька твой не оболваненный какой, и борода-то тоже не обшарканная, да целуешь же ты его как-нибудь.
Липочка. Одно дело тятенька, а другое дело – муж. Да что вы пристали, маменька? Уж сказала, что не пойду за купца, так и не пойду! Лучше умру сейчас, до конца всю жизнь выплачу: слез недостанет, перцу наемся.
Фоминишна. Никак ты плакать сбираешься? И думать не моги! И тебе как в охоту дразнить, Аграфена Кондратьевна!
Аграфена Кондратьевна. А кто ее дразнит? Сама привередничает.
Устинья Наумовна. Пожалуй, уж коли тебе такой апекит, найдем тебе и благородного. Какого тебе: посолидней али поподжаристей?
Липочка. Ничего и потолще, был бы собою не мал. Конечно, лучше уж рослого, чем какого-нибудь мухортика. И пуще всего, Устинья Наумовна, чтоб не курносого, беспременно чтобы был бы брюнет; ну, понятное дело, чтоб и одет был по-журнальному. (Смотрит в зеркало.) Ах, Господи! а сама-то я нынче вся, как веник, растрепана.
Устинья Наумовна. А есть у меня теперь жених, вот точно такой, как ты, бралиянтовая, расписываешь: и благородный, и рослый, и брюле.
Липочка. Ах, Устинья Наумовна! Совсем не брюле, а брюнет.
Устинья Наумовна. Да, очень мне нужно на старости лет язык-то ломать по-твоему! как сказалось, так и живет. И крестьяне есть, и орген на шее; ты вот поди оденься, а мы с маменькой-то потолкуем об этом деле.
Липочка. Ах, голубушка, Устинья Наумовна, зайди ужо ко мне в комнату: мне нужно поговорить с тобой. Пойдем, Фоминишна.
Фоминишна. Ох, уж ты мне, егоза!
Уходят.
Аграфена Кондратьевна и Устинья Наумовна.
Аграфена Кондратьевна. Не выпить ли нам перед чаем-то бальсанцу, Устинья Наумовна?
Устинья Наумовна. Можно, бралиянтовая, можно.
Аграфена Кондратьевна (наливает). Кушай-ко на здоровье!
Устинья Наумовна. Да ты бы сама-то прежде, яхонтовая. (Пьет.)
Аграфена Кондратьевна. Еще поспею!
Устинья Наумовна. Уах! фу! Где это вы берете зелье этакое?
Аграфена Кондратьевна. Из винной конторы. (Пьет.)
Устинья Наумовна. Ведрами, чай?
Аграфена Кондратьевна. Ведрами. Что уж по малости-то, напасешься ль? У нас ведь расход большой.
Устинья Наумовна. Что говорить, матушка, что говорить! Ну, уж хлопотала, хлопотала я для тебя, Аграфена Кондратьевна, гранила, гранила мостовую-то, да уж и выкопала жениха: ахнете, бралиянтовые, да и только!
Аграфена Кондратьевна. Насилу-то умное словцо вымолвила.
Устинья Наумовна. Благородного происхождения и значительный человек; такой вельможа, что вы и во сне не видывали.
Аграфена Кондратьевна. Видно, уж попросить у Самсона Силыча тебе парочку арабчиков [1].
Устинья Наумовна. Ничего, жемчужная, возьму. И крестьяне есть, и орген на шее, а умен как, просто тебе истукан золотой!
Аграфена Кондратьевна. Ты бы, Устинья Наумовна, вперед доложила, что за дочерью-то у нас не горы, мол, золотые.
Устинья Наумовна. Да у него своих девать некуды.
Аграфена Кондратьевна. Хорошо бы это, уж и больно хорошо; только вот что, Устинья Наумовна: сама ты, мать, посуди, что я буду с благородным-то зятем делать? Я и слова-то сказать с ним не умею, словно в лесу.
Устинья Наумовна. Оно точно, жемчужная, дико сначала-то, ну а потом привыкнешь, обойдетесь как-нибудь. Да вот с Самсон Силычем надо потолковать, может, он его и знает, этого человека-то.
Те же и Рисположенский.
Рисположенский (входя). А я к вам, матушка Аграфена Кондратьевна. Толконулся было к Самсону Силычу, да занят, вижу; так я думаю: зайду, мол, я к Аграфене Кондратьевне. Что это, водочка у вас? Я, Аграфена Кондратьевна, рюмочку выпью. (Пьет.)
Аграфена Кондратьевна. Кушай, батюшко, на здоровье! Садиться милости просим: как живете-можете?
Рисположенский. Какое уж наше житье! Так, небо коптим, Аграфена Кондратьевна! Сами знаете: семейство большое, делишки маленькие. А не ропщу; роптать грех, Аграфена Кондратьевна.
Аграфена Кондратьевна. Уж это, батюшка, последнее дело.
Рисположенский. Кто ропчет, значит, тот Богу противится, Аграфена Кондратьевна. Вот какая была история…
Аграфена Кондратьевна. Как тебя звать-то, батюшко? Я все позабываю.
Рисположенский. Сысой Псоич, матушка Аграфена Кондратьевна.
Устинья Наумовна. Как же это так: Псович, серебряный? По-каковски же это?
Рисположенский. Не умею вам сказать доподлинно; отца звали Псой – ну, стало быть, я Псоич и выхожу.
Устинья Наумовна. А Псович, так Псович! Что ж, это ничего! и хуже бывает, бралиянтовый.
Аграфена Кондратьевна. Так какую же ты, Сысой Псович, историю-то хотел рассказать?
Рисположенский. Так вот, матушка Аграфена Кондратьевна, была история: не то чтобы притча али сказка какая, а истинное происшествие. Я, Аграфена Кондратьевна, рюмочку выпью. (Пьет.)
Аграфена Кондратьевна. Кушай, батюшко, кушай.
Рисположенский (садится). Жил старец, маститый старец… Вот уж я, матушка, забыл где, а только в стороне такой… необитаемой. Было у него, сударыня ты моя, двенадцать дочерей – мал мала меньше. Сам работать не в силах, жена тоже старуха старая, дети еще малые, а пить-есть надобно. Что было добра, под старость все прожили, поить, кормить некому! Куда деться с малыми ребятами? Вот он так думать, эдак думать – нет, сударыня ты моя, ничего уж тут не придумаешь. «Пойду, говорит, я на распутие: не будет ли чего от доброхотных дателей». День сидит – Бог подаст, другой сидит – Бог подаст; вот он, матушка, и возроптал.
