— Ты уже позавтракал? — мимоходом спросила Алиса, излишне заботящаяся о мелочах.
— Нет, — у него был слегка виноватый вид. — Но это неважно. Необязательно меня кормить.
Она пододвинула к нему коробку рисовых хлопьев, а также миску и ложку. Он молча положил себе хлопьев, позабыв, казалось, нужные слова.
— Молока? — спросила она.
— Спасибо.
Подперев подбородок рукой, Алиса смотрела, как он ест. Обычно он не возражал, чтобы на него смотрели.
— А что у тебя с волосами? — спросила Райли, проходя из кухни в прачечную.
— Отросли, — ответил он, с удовольствием хрустя хлопьями.
— И так сильно?
— Угу, так сильно.
— Мои так не отрастают, — заметила Алиса.
— Потому что ты, вероятно, их моешь и расчесываешь.
— В общем, да.
— Ну вот.
— Они у тебя не так уж хорошо выглядят, — сказала Райли вполне обыденным тоном, держа под мышкой полотенце.
— Я знаю, — ответил Пол, нащупав пальцами один из свалявшихся комков. — Немного чешутся. Думаю, на лето постригусь. — Положив ложку, он взглянул на Алису. — У тебя все еще есть парикмахерские ножницы?
Она потрясла коробку с хлопьями, чтобы посмотреть, хватит ли еще на одну тарелку.
— Да. Хочешь их одолжить?
— А ты могла бы это сделать? — спросил он.
Она поставила коробку на стол.
— Ты хочешь сказать, могла бы я тебя постричь?
— Ага.
Иногда она стригла его, и Райли тоже. Время от времени стригла и других ребят. В качестве услуги вынимала из волос комки жевательной резинки и репьи. И не потому, что хорошо умела стричь, но потому только, что однажды дядя Пейтон подарил ей парикмахерский набор с хорошими ножницами. А иначе приходилось бы уезжать с острова.
Может ли она его постричь? А почему бы и нет?
— Что-нибудь простенькое, — сказал он.
— Сделай ему пышную шевелюру, — предложила Райли.
— Думаю, что смогу.
Он встал, выжидающе глядя на нее.
— Прямо сейчас? — спросила она.
Лучше было бы немного повременить, и тогда он об этом забудет.
— Да. Это ничего?
Она почти машинально поднялась вслед за ним по лестнице. У них была лишь одна ванная комната, и они с Райли подолгу препирались о том, чья очередь ее убирать. Пол сел на край ванны, как привык это делать.
Райли встала в дверном проеме с усмешкой на лице.
Ножницы лежали в шкафчике, все в том же пластиковом футляре. Алиса предпочла бы, чтобы они на нее не глазели. Ее смущала такая приверженность Пола к ее ножницам.
— Ладно. Так… — начала она. — Просто, гм…
— Просто отстриги их.
Он стянул через голову футболку, что только усилило ее неловкость. Она заставила себя сосредоточиться на его голове. Теперь его лицо находилось на уровне ее груди, а обычно было наоборот. Он посмотрел на нее снизу вверх, и у нее возникло ощущение, будто она состоит из одних ноздрей.
— Не все, конечно…?
Она не смогла бы постричь его наголо.
— Смелее. Делай, как хочешь.
— Думаю, ты найдешь там какую-нибудь живность, — прокомментировала Райли.
Алиса кивнула. Не это ее беспокоило. Невозможно было вырасти вместе с Райли и быть ханжой.
Смешно подумать, о каких вещах они втроем только ни говорили. Часто их интересовали вполне конкретные вещи. Конкретные или метафизические, а иногда нечто среднее. Еще один пережиток, своего рода прерогатива ребенка. Они говорили о рыбе, и они говорили о Боге. Но по мере того как ребенок подрастал, его начинало занимать то, что посередине.
Прошлым вечером, когда по кровельной дранке барабанил дождь, они несколько часов проговорили, сидя на усыпанном песком полу в их гостиной. Они говорили о сильных штормах, смытых волной домах, о старой прогулочной дорожке, проходившей некогда по берегу океана и лежащей теперь глубоко под водой. Они говорили о неизменности своего острова, вопреки тому, что он постоянно менял очертания. Алиса испытывала облегчение от того, что родителей нет дома, что они втроем, как и прежде. Поэтому разговор их перескакивал с предмета на предмет, иногда заходя в тупик. Они могли позволить себе не обсуждать серьезные темы — например, то, чем каждый из них занимался за прошедшие три года.
Алиса подняла ножницы и несколько раз щелкнула ими в воздухе. Для начала она дотронулась рукой до теплой макушки Пола. Алиса чувствовала, как руку ей покалывает его щетина. К горлу подкатили рыдания. Как же она по нему скучала! Иногда человек до конца не осознает всю печаль оттого, что его забыли, пока не утешится тем, что его снова вспомнили.
— Ладно, начнем, — сказала она слабым голосом.
Захватив прядь его коричневых волос, она отстригла ее. Острые ножницы, встретившись с волосами, издали чудесный звук: мягкое многоголосое поскрипывание. Алиса припомнила, что ей всегда нравился этот звук.
Под слоем грязи волосы Пола, несмотря на плохое с ними обращение, были такими же хорошими, как в детстве. Каждая прядь, которую она отстригала у спутавшихся кончиков, симпатично завивалась и ровно ложилась на голове. В отличие от него самого, волосы Пола были более послушными и податливыми.
— Ну, что скажешь? — спросила она, обращаясь к Райли.
Райли дольше обычного стояла не шевелясь. Она взглянула на ворох спутанных волос на линолеуме.
— Ему придется прибраться.
Произнесла она это дружелюбно, похоже, с одобрением.
Райли спустилась вниз, и они услышали, как хлопнула входная дверь.
Алиса взялась за прядь у него на затылке, отчего он вздрогнул. Она осторожно стригла волосы вокруг уха, восхищаясь бледным шелковистым пушком, росшим по краю. Она заметила это уже давно. Такие вещи всегда имели для нее значение.
— Ты так спокойно сидишь, — похвалила она его.
Ей показалось, он не сразу ее услышал, хотя она была в нескольких дюймах от его уха.
— Стараюсь, — сказал он наконец.
Под конец она, обретя уверенность в своем парикмахерском искусстве, стала стричь его спереди. Чтобы рабочая рука не дрожала, Алиса оперлась о его подбородок. Впрочем, в этом не было особой надобности. Она смотрела на его щеки, челюсти, чувствуя, как его близость успокаивает ее.
Она вспомнила, как после пятого класса бабушка Рут научила ее вязать. Всю зиму Алиса вязала Полу шапку. Ей хотелось, чтобы во время этих холодных месяцев, когда его не было рядом, когда натянутые отношения их родителей отдалили Пола от Алисы, их что-то объединяло. На следующую зиму Алиса, чтобы напомнить ему об океане, связала ему шарф в зеленовато-серо-голубых тонах. Она вспомнила, как послала ему шарф в школу-интернат, куда он только что поступил. Ее вязание должно было заместить ее, прикасаясь к нему и согревая его, должно было заставить его помнить ее.
Алиса впала в задумчивость, убаюканная звуком стригущих ножниц. Она подравнивала, подрезала, придавала форму и приглаживала. Сердце ее переполнялось радостью. Она чувствовала, как мышцы его шеи расслабляются и он, расслабляясь, начинает ей полностью доверять.
