Расставаясь с этим болотом, мы крикнули Кенту, которая разбиралась в каких-то следах в осоке. Я крикнул, потому что думал, она шьет носом по наброду кроншнепов, но от моего крика из куста возле болота вылетело два петуха. Лесная тетеревиная база была довольно далеко от болота, и можно было удивляться смелости этих петухов, бродящих под дождем открытыми местами.
Потом мы перешли Вытравку и подобрались к тем местам, где вчера я встретил много бекасов. К сожалению, тут их было немного теперь, и потом на пути к нашей тропе встретил только одного. Я упражнял Ромку в подводке, следом за матерью и один раз пустил одного, и он тихо подводил, хотя окончательной стойки не сделал. Потом я пустил его в поиск свободно вместе с матерью, и он работал отлично. Ввиду безгорячности матери и его большого послушания, мне кажется, можно его на таких совместных поисках учить с большим успехом. К сожалению, пустовка Кенты хотя и кончилась и она отбивает, но для самцов еще продолжается влияние пола, так что, когда долго не находилось следов, Ромка начинал свое бесплодное ухаживание, а раз увлекся до такой степени, что воспользовался стойкой Кенты по коростелю, и мы были свидетелями собачьего пастораля: она стояла, гипнотизируя глазами невидимую дичь в траве, а Ромка сзади облизывал ее ляжки около хвостика.
27 июля.
Хмурое утро. Клеверное сено горит. У амбара ток ежедневный. Девушки выкрикивают песни свои, часто сентиментальные и напевные, стараясь отсрочить страшно грубое наступление хора мужчин. Вероятно, озорство парней рождается от ужасной скуки выслушивания тетерок. Сначала тихо и глухо, потом смелей и смелей, наконец, хор начинает свое наступление, и частушки умолкают <…>
Шел дождь. Тетерева прятались под кустами. Прояснивало, они опять выходили и давали наброд, и новый дождь частью смывал следы, частью они оставались под деревьями и в густых кустах. Вот почему на Острове было очень утомительно и скучно следить за Кентой, и в конце концов часто мы оставались в дураках.
Немыслимо было пустить Ромку и вредно: в наброде необходимо разбираться нижним чутьем, и только очень опытная собака может на таком наброде не горячиться, а постепенно сдерживать себя, поднимать голову и проверять по воздуху, нет ли их уже где-нибудь вблизи.
Недалеко от того места, где я в тот раз нашел матку, мы и теперь нашли ее с одним маленьким, в воробья, тетеревенком, и было смешно смотреть, как за большой, почти в курицу, птицей спешил воробей. И тут же недалеко найден был выводок с двумя тетеревами в черном пере. По сырой погоде тетеревята так далеко разбежались, что, очень возможно, в этом выводке и еще были нами не найденные. Это был первый выводок, доказавший нам возможность встречи с уцелевшими от весенних морозов ранних гнезд. Потом, под конец, с правой стороны первой просеки, около тропы, Кента подвела к чернышу.
Слово «елань» я услыхал здесь впервые от Федора Ивановича и просил повторить его. Но редко можно бывает добиться от туземца повторения специального слова, потому что таких слов своих коренных он как бы стыдится, их можно произносить как бы нечаянно, но сознательно нельзя. Я стал наводить Федора.
– Да вот ты сейчас рассказывал мне дорогу на Остров, что когда я пройду поле между льном и клевером, то будет тропинка в Подмошник, и потом вскоре откроется…
Я вдруг вспомнил слово:
– Ты сказал, откроется большая елань, что значит «елань»?
– Лохань, – ответил Федор.
Я потом проверил значение слова у своего хозяина, и он объяснил мне, что «елань» значит поляна в ближнем лесу и что Федор ведь немного шепелявит, вот он застыдился, когда я пристал к нему, и так поправился на «лохань».
Я совершенно уверился в справедливости объяснения своего хозяина и, увидев на пути своем из Подмошника елань, смело пошел по ней, принимая за лесную поляну. Но не прошел я и половины, как вдруг погрузился в трясину до пояса. Вокруг не было ни одного кустика, ни одной веточки, чтобы ухватиться рукой и выбраться.
Ромка, разыскивая меня, вылетел из леса, остановился, всмотрелся в человека как бы с отрезанными ногами и принялся брехать на маленького… Никогда я не заставал себя в таком беспомощном положении. К счастью, Ромка узнал меня скоро, бросился ко мне, я схватил его крепко за шею, он испугался, думал, что я хочу его утопить, сильно рванулся раз, два… и в третьем своем порыве вытащил меня из лохани, и я тут понял раз навсегда, что «елань» значит не лесная поляна, а просто лохань.
