Вдруг раздался резкий звонок. Мама вскочила и побежала отпирать дверь. Мака присела и навострила уши. Котя-Братя перестал мурлыкать. Стало тихо-тихо… Щелкнул ключ… Дверь открылась… Потом захлопнулась… Кто-то вскрикнул: «А!»
Потом послышалось, как что-то упало, кто-то толкнул стул… Кто-то заплакал. Мака быстро откинула одеяло и опустила ноги на пол. Мама не позволяет бегать босиком… Но все-таки Мака пробежала по комнате и распахнула дверь в переднюю.
В первую минуту Маке показалось, что на стуле, как-то странно откинувшись на спинку, сидит не мама, а совсем чужая женщина. Широко открытые глаза были чужими… Открытый рот, лицо… Но волосы были мамины… Платье было мамино… А глаза не видели Маку, потому что иначе мама, конечно, крикнула бы:
«Мака! Не смей бегать босиком!»
Но мама молчала. Рот у нее то открывался, то закрывался. А на полу около мамы лежала маленькая четырехугольная бумажка.
И вдруг мамины глаза увидели Маку. В одно мгновение мама очутилась на полу возле Маки и обхватила ее теплыми руками. Целуя Маку, мама, задыхаясь, прошептала:
— Детка моя! Детка моя! У нас нет больше папы…
Это была страшная ночь. Мака засыпала, просыпалась и снова засыпала… То у себя в кроватке, то около маминого мокрого лица, и на Маку капал теплый дождь, хотя была зима и в углу стояла елка.
— У нас больше нет папы, — говорила мама. — Он не вернется никогда. Его убили.
И Мака сквозь сон слыхала эти слова.
А на улице мимо фонарей пролетал бесконечный легкий снег. И сыпался и сыпался на спящий город Петроград, и на большие дома, и на дворцы, и на маленькие домики… Он покрывал белым одеялом и мосты, и церкви, и железные дороги, и широкие русские равнины, и дремучие леса…
Третий раз шла зима по полям сражений русско-германской войны. Третий раз декабрь встречал немцев на русской земле. Третий раз декабрьский снег засыпал могилы русских солдат. И в этот раз он засыпал маленький холмик, под которым лежал папа.
«В некотором царстве, в некотором государстве…» — так начинались мамины сказки. В этих сказках были добрые, храбрые царевичи, маленькие заботливые карлики, девочки, которых спасали из беды неизвестно откуда взявшиеся феи… В сказках все кончалось хорошо. Слезы выступали у Маки на глазах посередине сказки, а к концу ее совсем высыхали.
В сказках все девочки в конце концов становились счастливыми. В некотором царстве, в некотором государстве жить было очень легко и приятно.
В том царстве, в том государстве, где жила Мака, жить было гораздо труднее. Там не было добрых волшебников и добрых фей, которые могли бы исполнять желания. Не было скатерти-самобранки, не было ковра-самолета…
Там, правда, был царь и был даже царевич… Царя можно было видеть на картинках. У него были прилизанные волосы и странное, размякшее лицо с усиками и с бородкой.
Царевич тоже был совсем не такой, как в сказках. Не улыбаясь, глядел с картинок одетый в матросский костюмчик, иногда в военную форму, некрасивый стриженый мальчик. А около него ровненько в ряд всегда стояли или сидели девочки в белых одинаковых платьях.
Это были царевны. Их было много, и все они выглядели одинаково и скучно.
Царица была очень красивая и очень злая. Видно было, что и царевич и царевны ее очень боятся. Все они стояли около нее, вытянувшись, замерев с каменными лицами.
Все они жили в большом дворце, но нельзя было пойти к ним попросить о чем-нибудь. Например, помочь маме устроиться на работу…
Нельзя было пойти к ним, потому что вокруг дворца стояла царская стража — жандармы и городовые. Они стояли везде, на всех площадях и перекрестках…
И, конечно, они не пустили бы к царю маму и Маку. Какое ему было дело до того, что Макина мама не может себе найти работу?
С утра мама брала Маку за руку, и они целый день вместе ходили по каким-то лестницам, по каким-то грязным коридорам, заглядывали в какие-то окошечки, в какие-то двери.
— Вы с ребенком? — спрашивали маму, и Мака чувствовала, что маме хочется, чтобы Мака стала невидимкой. Чтобы в эту минуту ее не видали рядом с мамой.
— Нет, с детьми не берем.
— Мама! — вдруг обрадовалась Мака, когда они как-то стояли на тротуаре и мимо них парами проходили девочки и мальчики. Они держали корзиночки с завтраками в руках.
— Отдай меня в детский сад. Видишь, как хорошо: я тоже буду вот так гулять с девочками и мальчиками!
Но мама грустно покачала головой.
— Нет, детка. Я не могу тебя отдать в детский сад. За это надо платить очень много денег. Я не знаю, что мне с тобой делать. — И они тихо зашагали домой.
Перед ними медленно шла высокая женщина. Она несла большой узел. Узел волочился по земле, и женщина несла его странно, на вытянутой руке.
Мама и Мака поравнялись с женщиной. Вдруг женщина тихо, но сердито сказала узлу: «Ну, иди сам». И Мака поняла, что женщина эта — волшебница. Мака увидела, что она выпустила узел из руки, что узел не упал, а продолжает потихоньку двигаться за женщиной. Мака остановилась, открыв рот. Женщина шла по тротуару, высокая и прямая, а за ней медленно двигался узел. Наконец он остановился. Тогда остановилась и женщина. Она сердито обернулась и громко сказала:
— Ну… что же ты стоишь? — Узел опять зашевелился и тихонечко запищал. Мама засмеялась. Тогда Мака расхрабрилась и подошла к узлу. Она увидала два больших серых глаза, круглых и блестящих. Мокрые, слипшиеся ресницы торчали вокруг них. А больше ничего не было видно. Все остальное было упаковано в большой теплый клетчатый платок. Мокрые серые глаза жалобно смотрели на Маку.
— Ты кто? — спросила Мака.
Глаза раскрылись еще шире, и откуда-то из-под мягкого платка раздался тихий тонкий голос:
— Я Павлик… Я устал…
Вдруг серые глаза улыбнулись, и Павлик из узла весело сказал:
— Мне пять лет. А тебе сколько?
— Мне шесть, — ответила Мака. — Мама! — закричала Мака, подпрыгнув. — Это не узел. Это Павлик. Он маленький и плачет…
Она обернулась и увидела, что мама уже разговаривает с высокой женщиной.
— Кто эта тетя? — тихонько спросила Мака у Павлика.
— Это моя мама… — ответил он и хлопнул мокрыми ресницами.
— Вот там, — сказала женщина и показала рукой на маленький красный дом. — Вот там мы живем. Видите, окошко рядом с дверью — наше окошко.
Оказалось, что они живут совсем близко друг от друга. Нужно было выйти из Макиного дома, перейти через улицу, и тут же рядом стоял маленький Павликин дом. Павлик забыл, что он устал, и потихоньку вместе с Макой зашагал вслед за мамами. Они дошли до Макиного дома.
Женщина нагнулась к Маке и, улыбаясь, положила ей руку на плечо. У нее были такие же серые глаза, как у Павлика. Только ресницы не были мокрые.
— Ну, Мака… меня зовут тетя Катя… Приходи к нам в гости. Будешь играть с Павликом. — И женщина повернулась к маме. — Так завтра же непременно приведите к нам девочку. Я жду!
Тетя Катя с утра уже сидела перед окном за маленьким столом, быстро шевеля ногой, и из-под рук ее выползали белые рукава, белые воротники. Швейная машинка стрекотала и жужжала под тети Катиными руками. Потом рукава и воротники прирастали к большим белым кускам. На столе появлялись рубашки. За день они ложились горой одна на другую, белые и аккуратные. Тетя Катя приглаживала их своими большими руками.
