— Должен попросить извинения, — сказал он. — Сегодня утром я впервые в жизни столкнулся со столь странными явлениями. Да, мистер Холмс, вы угадали — от переживаний я сделался несколько рассеянным. А сразу после этого имел удовольствие увидеть в деле ваши сверхъестественные таланты…
Он сделал большой глоток чая. Я налил еще и не пожалел бренди. Сэр Артур пил, подставляя лицо горячему душистому пару. Румянец понемногу возвращался.
— Сверхъестественные таланты? — Мой друг хмыкнул. — Безусловно, очень развитые. Пожалуй, даже выдающиеся. Однако ничего сверхъестественного в них нет.
— Если Джон не сказал вам, кто я, и вы не узнали меня в лицо, остается одно — вы прочитали, как меня зовут, в моих мыслях! — отвечал Конан Дойл.
— Как вас зовут, я прочитал на рукояти вашей трости, — сухо ответил Холмс. — Гравировка там разборчивая.
Еще в конце мая в газетах появилось множество статей о загадочной порче посевов на полях: пшеница полегла огромными ровными кругами, которые пересекали прямые линии и углы — будто какой-то циклон решил преподать простым смертным урок небесной геометрии. Этим явлениям часто сопутствовало странное свечение в небе, хотя погода стояла ясная. Даже если считать, что то были молнии, они сверкали без грома! На поля не выпадал ни дождь, ни град, и списать порчу посевов на непогоду не получалось. Тем более что осадки не оставляют после себя идеальные геометрические фигуры.
Странные чертежи пытались объяснить самыми разными обстоятельствами — от смерчей до геомагнитных возмущений. Однако виновника так и не нашли. Рисунки на посевах стали сенсацией года. Газетчики прозвали их «полевыми теоремами», тем самым расписавшись в непонимании основ современной науки вообще и теории Максвелла в частности.
Холмс вырезал и хранил статьи, тщательно копировал чертежи. Он подозревал, что, если бы рисунки возникали под воздействием природных сил, сравнение выявило бы некую закономерность.
Однажды утром, зайдя в гостиную, я обнаружил там Холмса, заваленного измятой бумагой. В воздухе висел густой едкий дым, а персидская туфля, в которой мой друг хранил табак, валялась перевернутая у камина среди последних табачных крошек.
— Ватсон, вот он! — Холмс помахал в воздухе чертежом. — Я уверен, что это основной рисунок, из которого выводятся все остальные полевые теоремы!
Брат Шерлока Майкрофт не оставил от его выкладок камня на камне и отчитал за то, что тот не сумел доказать несколько лемм, связанных с этой задачей. Раздосадованный элементарной — по собственным меркам — ошибкой, Холмс, казалось, утратил интерес к полевым теоремам. Однако из разговора с сэром Артуром стало ясно, что мой друг никогда о них не забывал.
Мы с Холмсом быстро собрались, отправились с Конан Дойлом на вокзал и сели в поезд до Андершоу — его имения близ деревни Хиндхед в графстве Суррей.
— Расскажите мне, сэр Артур, — попросил Холмс, когда поезд устремился сквозь леса и поля, окрашенные в зеленое с золотом, как всегда в конце лета, — почему вы принимаете участие в этом расследовании?
Я испугался, что мой друг обижен: о теоремах заговорили в мае, уже близилось время сбора урожая, а к единственному в мире сыщику-консультанту обратились только сейчас.
— Дело в том, что от этого явления больше всего пострадали мои арендаторы, — ответил сэр Артур, немного оправившийся от потрясения. — Конечно, полевые теоремы очень интересны, но посевы действительно портятся. А я чувствую себя ответственным за случившееся. Нельзя же допустить, чтобы из-за моих опрометчивых действий люди теряли средства к существованию!
— Значит, вам кажется, что целью вандализма являетесь вы? — спросил я.
Конан Дойл неоднократно участвовал в расследованиях, как правило, на стороне подозреваемого, которого считал невиновным. Собственно, этим же занимался и Холмс — с той лишь разницей, что если расследования моего друга завершались судом, тот был исключительно справедливым. Поэтому неудивительно, если кто-нибудь из тех, кому сэр Артур не сумел помочь, не проявил должной благодарности и так выразил свое недовольство.
— Вандализм? — сказал сэр Артур. — Нет, это куда значительнее и сложнее. Несомненно, те, кто налаживает со мной связь, находятся по ту сторону…
— Чего? — спросил я. — Границы? Не проще ли отправить письмо по почте?
Конан Дойл, нервный и напряженный, подался ко мне.
— Нет, не границы. По ту сторону… жизни и смерти.
Холмс рассмеялся. Я украдкой вздохнул. Мой друг — человек необычайно умный и воспитанный, но иногда пренебрегает приличиями. При выборе между истиной и вежливостью Холмс неизменно предпочитает истину.
— Вы полагаете, — спросил он у сэра Артура, — что полевые теоремы вызваны вмешательством духа? Помятая пшеница — деревенский эквивалент эктоплазмы и столоверчения?!
В голосе Холмса явно слышалась издевка, однако сэр Артур выслушал его спокойно: с тех пор как он обратился к спиритизму, ему приходилось сталкиваться с неверием бесчисленное множество раз.
— Разумеется, — сказал он, и в его глазах вспыхнула надежда. — Наши близкие, оказавшиеся по ту сторону рубежа, жаждут общения. А лучший способ привлечь внимание — предложить нам доселе недоступные знания, которые невозможно получить в научной лаборатории. Мы могли бы побеседовать с духом самого Ньютона!
— Не знал, что ваше семейство в родстве с сэром Исааком, — заметил Холмс.
— На подобное родство я не претендовал. — Сэр Артур с достоинством выпрямился.
Холмсу дозволялось высмеивать его веру и убеждения, однако честь семьи была превыше всего.
— Нет-нет! — поспешно вмешался я. — Об этом речь не идет!
Оставалось лишь надеяться, что Холмс сдержится и не укажет на очевидную ошибочность моего высказывания. Холмс косо глянул на Конан Дойла из-под полуопущенных век и промолчал.
— Известно, что с людьми контактируют духи из самых разных времен и мест, а не только родственники, — продолжал я. — Как было бы поразительно, если бы Исаак Ньютон вернулся к нам после двух веков бестелесного мысленного существования!
