Делать мне особо было нечего, заказал повседневные брюки и кожаную куртку, типа летной, в мастерской индпошива военторга. Прикупил приличные кожаные чешские туфли »Цебо», джемпер, пару не марких рубашек, небольшой саквояж и на этом остановился. Читал много газет и от скуки занялся хозяйственными работами по дому. Прочистил дымоходы, починил печь–каменку в бане и русскую печь в доме. Вставил в печи новые колосники и поправил нарушенную кладку. Поправил забор, ворота, калитку, отремонтировал сарай. »Подштопал» крышу времянки и дома, отремонтировал двери, оконные переплеты, ставни. Иван много чего мог делать и это осталось в нашей общей памяти, да и у меня руки росли из нужного места.Виртуально. Работал в охотку, сам от себя этого не ожидал. Постоянно подкупал на всех продукты и за три недели откормился, отмылся и отдохнул душой и телом.
Через три недели взял железнодорожный билет до Москвы отправляющийся утром. И в последнюю ночь проснулся от тепла прижавшегося ко мне, дрожащего от возбуждения женского тела…
Ранним утром в моей кровати никого не было и меня никто не провожал. Положил на тумбочку оговоренную плату за постой. Я понимал, что оставив больше, нанесу смертельную обиду Марье. Другое время — другие люди. Лишь занавеска дрогнула на окне дома, когда я закрывал калитку. Несомненно, что жизнь — это встречи и расставания.
Через трое суток, я высаживался на перрон Ярославского вокзала в Москве и не теряя времени отправился в Медведково. Знал я там местечко в Северном Медведково, которое не попало под застройку ни в 60–ых, ни в 90–ых годах. Это место находилось рядом с Медведковским лесопарком, на Студеном проезде. Совсем рядом с автомобильной развязкой МКАД — Осташковская улица. А если есть колеса и ты живешь рядом с Осташковской, то считай ты живешь рядом с центром Москвы. Вот участок с недостроенным строением я и хотел выкупить в этом перспективном во всех отношениях месте. Жители Медведково знали о генеральном плане застройки района »хрущевками» и многие спешно продавали свои строения. Поэтому я решил воспользоваться своим удостоверением инвалида и тихой паникой среди хозяев частных владений.
Для Ивана Ивановича Найденова, перекупить участок под застройку было бы невыполнимой задачей. Однако Александр Александрович Колесов был прожженным жителем Москвы, с почти пятидесятилетним стажем и он сумел решить эту трудную задачу. Где деньгами, где вызывая жалость инвалидностью и горькой судьбой без родительской ласки, я добился своей цели. В конце июня я уже был законным владельцем льготного участка в 9 соток и недостроенного дома. В одной комнате которого вполне можно было жить даже зимой. Была печь, а так же были подведены все коммуникации. Только газ приходилось привозить в баллонах. С автомобилем для инвалида, меня родного, вопрос был практически решен — я был поставлен в льготную очередь на »Москвич». Кроме всех этих забот, была и радость — я стал говорить. Пока не очень хорошо, но прогресс был очевиден.
Подошло время главного пункта моих планов, а мне было страшно. Но…Хиба хочеш? Мусиш!
Двадцать седьмого июня 1960 года, паренек двенадцати лет отодвинул »хитрую доску» в заборе детского дома и пошел к берегу реки Яуза, на свое любимое место. А на его месте сидит парень лет двадцати, который поворачивается к нему и говорит: »Здравствуй Саня, я твой сводный брат Иван. У нас один отец».
И ведь я сильно приуменьшил, у нас и мама была одна.
В глазах парня боролись надежда и неверие. Кому как не мне знать, что такое для детдомовца сироты родня. Особенно сейчас, когда я прожил жизнь сразу двух сирот.
— Ты мне не веришь и это понятно. Но я знаю, что у тебя была половина фотографии с мамой, а на отрезанной части был отец. Часть с отцом была у меня, но она пропала в медпункте детприемника. Это было пять лет назад.
Не было у меня никакой фотографии с отцом. Я врал, врал во благо. Но парень поверил, так как очень этого хотел. Поверить.
— Саня, я не объявился раньше, потому что бродяжничал. И имей ввиду, по документам я немой от рождения. Говорить научился всего месяц назад и скрываю это. Надеюсь, брат, ты не будешь этого ни кому говорить. В противном случае, ты здорово меня подведешь
— Как скажешь.
— Это будет наша семейная тайна. Я хочу, чтобы у нас был свой дом. Наш с тобой дом. Ты учился в хорошей школе, а далее получил высшее образование. Такое, какое желаешь. Материально я это обеспечу. Вернее обеспечу за средства отца. Отец умер, ты это знаешь?
— Да, мне сказал об этом наш директор, Степыч.
— Я хочу взять тебя под опеку и надеюсь ваш директор мне поможет. Есть для него фраза из прошлого, которую знали только он и отец. Где–то месяц будут выносить решение, а на это время оформим гостевой режим. Может ты и передумаешь, если мы не сойдемся характерами. Да и дом нужно достраивать, работы много.
— Издеваешься? — парнишка внимательно посмотрел мне в глаза.
— Шучу, — серьезно сказал я, не отводя взгляда.
— А про дом? Тоже шутишь?
— Нет, брат, этим я не стал бы шутить. Сегодня сам все увидишь.
Похоже мы стали понимать друг–друга.
С директором получилось все очень просто. Когда я ему написал на листочке, что я немой, но слышу. А отец просил напомнить ему о семнадцатом сентября. Он сказал:
— Я сделаю все, что смогу и даже больше.
А потом, когда я отдал ему свои документы, документы на дом и мое оформленное завещание на Александра Николаевича Колесова. Степ Степыч вздохнул с явным облегчением и тут же отпустил Саню со мной до отбоя. Помог написать заявление в орган опеки и попечительства нашего района и приложил к нему свое разрешение. И еще обещал лично зайти к заведующему районо для ускорения делопроизводства.
