Граф опустился в кресло рококо, жалобно заскрипевшее под его весом, и развернул штабную карту.
— Его величество желает выращивать вайду[16] в районе Тулузы, Альби, Флоренции... — продолжал он. — Что ж, раньше она росла там отменно, но у нас нет времени! Кстати, вы видели наших рекрутов? Они служат всего второй год, а выглядят, как ветераны! За нас воюют переодетые дети, полковник...— Дарю взглянул на карту и снова сменил тон: — Где вы хотите строить свой мост?
Лежон указал на остров Лобау. Дарю вздохнул еще громче, чем прежде:
— Хорошо, мы этим займемся, полковник.
— Безотлагательно?
— В кратчайшие сроки.
— Нужны также канаты, цепи...
— С этим проще. Кстати, готов поспорить, что у вас с утра маковой росинки во рту не было.
— Вы правы, граф.
— Тогда попробуйте стряпню моих поваров. Сегодня у них рагу из белок, впрочем, они готовили его вчера, и будут готовить завтра. Получилось, должен признать, совсем недурно, немного напоминает кролика, к тому же белок в парке так много! Когда они закончатся, будем жрать тигров и кенгуру из дворцового зверинца! Для наших пресыщенных желудков это обещает новые ощущения... Отправляйтесь к интенданту Бейлю, он сидит этажом ниже, как раз под моим кабинетом, а я вас покину: госпиталя еще не готовы, поставки фуража затягиваются, а тут еще ваши чертовы лодки... Ба, как говорил поэт Гораций, милейший Гораций: «Кто обдумал жизнь, не боится горя»[17].
— И последнее, граф.
— Говорите.
— Ходят слухи, что генуэзцы...
— О, нет! Полковник! Не дурите мне голову этими пресловутыми миллионами! Вы уже третий, кого Массена отправил ко мне за сведениями о них! Вот все, что я нашел, если не считать пушек в Арсенале...
Ударом ноги, обутой в башмак с пряжкой, Дарю опрокинул деревянный ящик. По полу рассыпались австрийские флорины.
— Перед вами плоды кропотливой работы господина Савари[18], — пояснил он. — Это фальшивки. Я рассчитываюсь ими со своими местными поставщиками. Можете взять себе пару пачек.
— Анри!
— Луи-Франсуа!
Луи-Франсуа Лежон и Анри Бейль[19] — тогда он еще не звался Стендалем — знали друг друга с раннего детства, лет с девяти. Когда-то на почтовой станции в Милане они подрались из-за дерзкой итальянской красотки, Лежон тогда взял верх, и втайне Анри был этим доволен: он предпочитал незавершенность, но как восприняла бы ее изумительная красавица из Ломбардии? Он считал себя некрасивым, и это обстоятельство заставляло его робеть несмотря на зеленый мундир 6-го драгунского полка и каску с султаном и тюрбаном из кожи ящериц. Позже они встретились в Париже на лотерее в Пале-Рояле и вместе отправились на бульвары к Вери, чтобы под золочеными канделябрами отведать свежих устриц по десять су за дюжину. Лежон угощал. Анри — к тому времени он уже не служил в армии, и в карманах у него гулял ветер — воспользовался случаем и заказал себе пулярку. Лежон готовился к отъезду в свой полк, расквартированный в Голландии; Анри представлял себя плантатором в Луизиане, банкиром или популярным драматургом, которому повезло с актрисами...
И вот они снова встретились в окрестностях Вены, на этот раз по делам службы. Для одного эта встреча стала сюрпризом, для другого нет: в том, что Лежон стал полковником, не было ничего удивительного — он избрал карьеру военного и настойчиво шел по своей стезе, но Анри? В то время он был двадцатишестилетним молодым человеком с жирноватой блестящей кожей, тонкогубым ртом и карими миндалевидными глазами, зачесанные назад волосы непослушно топорщились над высоким лбом. Не скрывая удивления, Лежон спросил давнего приятеля, что тот делает в кабинете интендантской службы.
— Ах, Луи-Франсуа! Чтобы быть счастливым, я должен жить в гуще великих событий!
— В роли армейского интенданта?
— Помощника, всего лишь помощника.
— Однако Дарю отправил меня к интенданту Бейлю.
— Граф слишком добр ко мне, возможно, он неважно себя чувствует.
Дарю был невысокого мнения об Анри, постоянно упрекал его в несобранности, держал в ежовых рукавицах и давал скучные, неинтересные поручения.
— Что от меня требуется? — спросил Бейль у своего друга, обрадованный встречей и в то же время обеспокоенный возможной просьбой.
— О, ничего особенного! Ты должен угостить меня порцией рагу из белки под соусом за счет графа Дарю.
— Боже мой! Ты действительно хочешь попробовать это?
— Нет.
Анри застегнул синий фрак, схватил со стола треуголку с трехцветной кокардой и, пользуясь представившимся случаем удрать со службы, выскочил из кабинета. Проходя через соседнюю залу, он предупредил секретарей и служащих, что сегодня его уже не будет. Те не стали задавать лишних вопросов, посчитав присутствие штабного офицера достаточно веской причиной. Уже во дворе Лежон спросил:
— Ты ладишь с этими бумагомараками?
— Что ты, Луи-Франсуа! Я тебя умоляю. Все они — грубияны, интриганы, глупцы и ничтожества...
— Рассказывай.
— Куда мы направляемся?
— Я реквизировал дом в старом городе и живу там с Перигором.
— Хорошо, едем, если тебя не смущает мое гражданское платье и лошадь: сразу предупреждаю, это настоящий першерон.
По дороге на конюшни друзья оживленно беседовали, больше говорил, конечно, Анри. Нет, он не отказался от театра, при любом удобном случае, даже в карете, изучал Шекспира, Гоцци[20]и Кребильона-сына[21], но писанием пьес на жизнь не заработаешь, а он не хотел сидеть на шее у семьи. Пришлось просить покровительства у графа Дарю, их дальнего родственника. После службы в императорском интендантстве Анри рассчитывал получить место младшего служащего в Государственном совете, что само по себе не было профессией, а, скорее, ступенькой к более серьезным должностям и, прежде всего, к ренте. Недавно он приехал из Германии, где делил свое время между исполнением служебных обязанностей, оперным театром, охотой и молоденькими барышнями.
— В Брунсвике я избавился от своей робости и пристрастился к охоте, — с улыбкой сообщил он.
— Ты хорошо стреляешь?
— На моей первой охоте на уток я добыл двух ворон!
— А как насчет австрийцев?
— По большому счету, я еще не нюхал пороха, Луи-Франсуа. К сражению под Йеной я опоздал на несколько дней. Недалеко от Нойбурга мне показалось, что я слышу канонаду, но это была гроза.
Тем не менее, Анри проехал через мост перед Эберсбергом[22], когда городок уже догорал. Его карета катилась по обезображенным трупам, давя колесами выпущенные кишки, но, чтобы не потерять самообладания и выглядеть непринужденно, он продолжал болтать, несмотря на непреодолимые позывы к рвоте.
Войдя в конюшню интендантства, Лежон огляделся и воскликнул:
— Это и есть твоя лошадь, Анри?
— Да, та самая, которую мне предоставили, я тебя предупреждал.
— Ты был прав, ей не хватает только плуга!
Нимало не заботясь различием в костюмах и лошадях, приятели поскакали в Вену, крепостные стены которой и высокий шпиль собора святого Стефана виднелись издалека.
Вену окружали два пояса укреплений. Первый представлял собой простой земляной вал, насыпанный вокруг густонаселенных пригородов, где вплотную лепились друг к другу низкие дома с красными черепичными крышами; второй окружал старый город крепостным рвом и мощной каменной стеной с бастионами, казематами, крытыми галереями. Но поскольку венцы больше не опасались ни турок, ни венгерских бунтовщиков, вдоль фортификаций, как грибы после дождя, выросли всевозможные лавки и постоялые дворы, склоны насыпей были засажены деревьями, и среди них пролегли бульвары для гуляний.
Лежон и Бейль проехали под аркой больших ворот и не спеша углубились в извилистые улочки города, застроенные длинными, вытянутыми вверх домами. Средневековые строения соседствовали с барочными, в их расцветке преобладали теплые «итальянские» оттенки, на окнах, увитых плющом и яркими цветами, стояли птичьи клетки. Вид прохожих радовал глаз куда меньше: куда ни посмотри, везде были военные.
