— Тебе надо бы сменить обстановку для разнообразия.
— Боюсь, что теперь уже слишком поздно что-то искать, да я и сама не хочу уезжать, особенно в это время года.
— То, что отменили твой тур, возможно, предопределено свыше, — медленно сказал отец, и Джулия удивленно посмотрела на него. — Кое-что произошло, и тебе не придется сидеть в Лондоне, хотя боюсь, что место, которое я хочу предложить тебе взамен, не такое оживленное, как Майорка, но, во всяком случае, твой отпуск не будет потрачен впустую.
Алиса с тревогой слушала их разговор. Джон уже обсудил с ней содержание этого неожиданного письма, и она, как ей показалось, убедительно высказалась против, но, видимо, это не произвело на него должного впечатления — он всегда втайне стремился наладить связи с семьей своей первой жены.
— Но ты же не хочешь на самом деле, чтобы она туда поехала? — настойчиво втолковывала ему Алиса. — Дед Джулии до сих пор и не вспоминал о ее существовании, а сейчас имеет наглость ожидать, что девочка с радостью помчится повидаться с ним после всех этих лет забвения! — Ее голос звенел от возмущения.
— Так надо, Алиса, — твердо ответил Джон. Алиса знала, что, если муж что-то решил, она не сможет его переубедить. — Но решать самой Джулии, и я надеюсь, что она поймет меня. Ее дед стар и болен, и я был бы рад уладить нашу с ним размолвку, пока еще не слишком поздно.
— Что все это означает? — спросила Джулия, глядя то на отца, то на мачеху и ощущая внезапно нахлынувшее на нее чувство обреченности. — Единственный дедушка, который у меня есть, — это твой отец, папа, и мы видимся с ним довольно часто.
— Отец твоей мамы еще жив, — сказал Джон, — и он очень хочет тебя видеть.
— Лучше поздно, чем никогда, — раздраженно фыркнула Алиса. Подсознательно она всегда боялась, что французская кровь отдалит от нее девочку, о которой она все эти годы заботилась, как о родной дочери. Но шли годы, Джулия выросла настоящей англичанкой и никогда даже не вспоминала о семействе Боссэ.
— Но… но он никогда прежде не спрашивал обо мне, — нерешительно напомнила Джулия. — Откуда такой внезапный интерес?
Отец достал из кармана письмо, написанное на тонкой бумаге дрожащей, старческой рукой, и Джеки нетерпеливо подался вперед.
— Это тот самый конверт с забавной маркой, что принесли сегодня утром? — спросил он. Зрение у него было острым.
— Да, сынок, — ответил Джон, — и если ты пойдешь в другую комнату и поиграешь там немного, то сможешь получить ее.
— Ты хочешь сказать, что у вас секретный разговор? — подозрительно спросил мальчик, явно не желая уходить.
— Ничего, что было бы тебе интересно, старина, — заверил его отец. — Только скучная семейная история. Бери яблоко и уходи.
— Я возьму два, — заявил Джеки и схватил тарелку с фруктами. — Думаю, что это у вас надолго. — Он взглянул на отца, ожидая, что тот возразит.
— Бери что хочешь, — рассеянно пробормотал Джон, пробегая глазами текст письма, которое держал в руке.
Алиса сказала, что она тоже лучше пойдет и приглядит за ребенком. Ей не хотелось оставаться и выслушивать воспоминания мужа о Жюльетте. Джулия же смотрела на отца выжидательно.
— Ты, конечно, знаешь, что Жиль Боссэ не простил твоей матери то, что она вышла за меня замуж, — начал Джон. — Даже когда Жюльетта умерла, — судорога пробежала по его лицу, — он ни разу не ответил ни на мои письма, ни на телеграмму о ее смерти. Недавно умер и его сын, твой дядя Жан, погиб в автомобильной катастрофе. Так что ты теперь единственная родственница, которая у него осталась, он страстно хочет увидеть тебя и впервые просит о примирении.
— Мне совсем не хочется туда ехать, — поколебавшись, сказала Джулия. — Он ничего для меня не значит.
Джон спокойно смотрел на нее, и ей стало очевидно: отец надеется, что она примет приглашение. Раньше, когда Джулия была еще ребенком, она часто интересовалась своей французской родней и хранила в памяти неясные воспоминания о «maman», такой красивой и совсем не похожей на обыкновенную Алису. Она помнила только золотистые волосы и мягкий низкий голос, напевающий ей французские колыбельные песенки «Au clair de la lune» и «Sur le pont d'Avignon»[1], бывшие в те дни для нее первым знакомством с языком матери, которым Джулия теперь прекрасно владела. Верная Алисе, так упорно пытавшейся заменить ей мать, она старалась не роптать. Но мачеха не сомневалась в том, что полностью заменить девочке «maman», которую та потеряла, она не сможет никогда, как бы к этому ни стремилась.
Прошли годы, круговорот жизни поглотил девушку, и она совсем забыла о своих французских родственниках, и, хотя имя ей дали в честь матери, она всегда называла себя и заставляла других звать ее Джулией. Теперь совершенно неожиданно Жиль Боссэ пригласил ее к себе, но у девушки не было никакого желания выполнить его просьбу.
