Но все по порядку. Шестнадцатого апреля мы прибыли в Кадырли. На следующий день разбили лагерь на Черной Горе. Конечно, ничто не мешало нам руководить раскопками прямо из отеля в Кадырли, однако наши рабочие разместились в ближайшей деревушке, и мы решили, что нам тоже не мешает быть рядом с объектом наших исследований. Вдобавок, моей романтической натуре претило каждый вечер вырываться из объятий второго тысячелетия до нашей эры и снова погружаться в атмосферу конца двадцатого века.
Свои палатки мы поставили неподалеку от могильного кургана. Прямо под нами клокотали желтые воды речки Пирамус — ее глухой рокот постоянно стоял в ушах. На самой вершине кургана был установлен электронный зонд.
О нем стоит рассказать поподробней: эта штука, изобретенная Райхом, произвела настоящий переворот в археологии. Принципиально он был не сложнее рентгеновской установки и работал по методу миноискателя. Однако миноискатель фиксирует лишь металлические предметы, а луч рентгена — твердые и светонепроницаемые, а поскольку земля сама по себе — твердый и светонепроницаемый объект, то обычный рентгеновский аппарат для археологии бесполезен. Более того, те предметы, что интересуют археологию — камни, глиняные черепки, останки живых существ, имеют такую же молекулярную структуру, как и грунт, в котором они покоятся, так что вряд ли рентгеновская пленка смогла бы что-нибудь зафиксировать.
Райх использовал для своих целей электронный лазер и модифицировал его настолько, что тот проникал до трех миль в глубину, а его принцип «нейтронной обратной связи» позволил тут же получать изображения любого объекта обычной формы, например, каменной плиты. Оставалось только докопаться до найденного предмета, и тут нам должен помочь специальный робот под названием «Крот».
Нетрудно представить мое возбуждение в день, когда мы начали работать в Каратепе. За пятнадцать лет сложнейших раскопок новых фигурок отрыть не удалось, объяснить происхождение старых мы тоже не могли, да еще оставалась проблема — куда девать отрытый грунт? Но теперь изобретение Райха с гениальной простотой решало эту задачу.
Вечером третьего дня к нам в гости пришли турецкие коллеги Фуад и Дарга, и мы решили отправиться в Кадырли, чтобы поужинать в отеле. Возникшее у нас поначалу раздражение — показалось, что турки шпионят за нами по заданию правительства — вскоре исчезло, поскольку оба ученых вели себя весьма дружелюбно, живо интересуясь, как идут наши дела. А после превосходного ужина с бутылочкой доброго кларета все неприятности этого дня показались несущественными. Затем мы отправились в холл отеля, где нас ожидали турецкий кофе и бренди. И тут доктор Дарга вернулся к теме самоубийств. На этот раз он явился во всеоружии фактов и цифр. Не буду вдаваться в подробности нашей беседы — затянулась она далеко за полночь, — однако мне показалось, что теория Дарги о «биологическом упадке» уже не выглядела такой дикой.
Мы никогда не сможем понять, говорил Дарга, неслыханный рост числа самоубийств в мире, если будет отчаянно держаться только за одну гипотезу — «невроза цивилизации» и ссылаться лишь на то, что мы слишком от многого защищены, и жизнь наша не имеет истинной цели. А как быть с многочисленными примерами героизма и самопожертвования? А сколько многообещающих открытий сделала психология за последние 50 лет? Даже уровень преступности заметно понизился в последние годы, несмотря на перенаселенность планеты. В первой половине двадцатого века рост преступности и рост числа самоубийств увеличивались одновременно. Почему же теперь, когда преступлений становится меньше, статистика самоубийств так драматически увеличивается? Это весьма дурной знак: во все времена эти два патологических явления развивались синхронно. Раньше случаи самоубийств частично зависели от преступлений, поскольку одна треть убийц кончала с собой. Нет, говорил Дарга, тут мы имеем дело с каким-то загадочным законом исторического упадка, о котором догадывался один лишь Шпенглер. Каждый индивидуум представляет собой лишь маленькую клетку гигантского тела цивилизации, а в этом теле, как и в человеческом, неуклонно развивается процесс старения…
Должен сознаться, что он почти убедил меня. В половине первого мы расстались, обменявшись наилучшими пожеланиями, и два наших вертолета воспарили над Кадырли, залитым лунным светом. В час ночи мы уже были на раскопках.
А ночь была прекрасна — в воздухе стоял аромат златоцвета — греки называли его асфоделем, цветком подземного мира, а с холмов доносился резкий запах каких-то кустарников. Тишину нарушал лишь рокот речки. Своей холодной мертвой красотой вершины окружавших гор напомнили мне мое первое путешествие на Луну.
Все еще находившийся под впечатлением речей доктора Дарги, Райх ушел к себе в палатку. Я же побрел по холму к нижним воротам города, затем взобрался по ступенькам на крепостную стену, откуда открывался вид долины, залитой лунным светом. Мне вдруг захотелось задержать это необычное романтическое настроение, и я стоял чуть дыша, силясь представить себе давно умерших часовых, стоявших на этом месте, а на другой стороне гор в это время прятались ассирийские лазутчики.
И вдруг ход моих мыслей принял мрачный оборот — показалось, что мое пребывание здесь совершенно ненужно и бессмысленно. Моя жизнь — всего лишь мельчайшая рябь на поверхности бескрайнего океана времени. Меня окружал враждебный мир, абсолютно безразличная вселенная. До чего же абсурдно упорство человечества, страдающего неизлечимой тягой к величию! Господи, да ведь вся наша жизнь не что иное как сон! Сон, который никогда не станет реальностью.
