— Я думал, уфология не занимается ничем кроме сомнительной статистики.
— Стоп! — Вальский предостерегающе поднял палец. — Мы не занимаемся статистикой, хотя обращаемся к ней. Возможно, вы не поймете меня, и будете думать как заблуждающееся большинство, но вот что я скажу… Уфология уже сейчас делает серьезные, весьма серьезные выводы и создает стройные всеобъясняющие теории. Уфология — это мировоззрение. Новое воззрение на мир, на человечество, на его культуру и на его возможный потенциал в этом мире.
— То есть нечто похоже на алхимию средневековая?
— Алхимия древнее египетских пирамид. Если же брать ее средневековый излом, то можно утверждать: она самая явилась истоком нашего прогресса. Но не будем блуждать в веках. Скажите, Вы знакомы с посланием Внеземного разума?
Грачев в служебном порядке был посвящен в сообщения, полученные Советом Европы и некоторыми правительствами года три назад. Смысл, или лучше сказать состав тех посланий казался противоречивым и хаотичным, будто некий параноик, овладевший кодовым передатчиком, поспешил самовыразиться. По существу они не несли никакой логики и вряд ли имели конкретную цель; набор слов, предложений, взаимоисключающих советов. Даже всесторонний анализ, предпринятый МСОСБ, не прояснял ничего. Источник остался необнаруженным. И те, кто утверждал, что Земля вновь имеет дело с Высшим разумом, пожалуй, выглядели не предпочтительнее говоривших: «здесь всего то остроумная шутка».
Сам Грачев допускал, что информация на уровне правительств не обязательно есть розыгрыш, не исключая связи этих событий с двумя таинственными предсказаниями катастроф, парадом НЛО над Бирмой, даже марсианским Сфинксом и многим другим. «Всякое возможно, — нужно уметь быть над этим всяким» — часто вспоминал он излюбленный псевдоафоризм, Филипса и думал, что немаловажное наследие ушедшего века — скептика, владеет умами, порой вопреки фактам. На его взгляд было разумнее оставаться над версиями, а значит предполагать многие возможности и холодно взвешивать их.
Разговор с господином Вальским мог оказаться полезным и Андрей, продолжая разыгрывать удобную роль недоверчивого спорщика, ответил:
— Да, мне известны эти шедевры, квинтэссенция звездной мысли.
— Надеюсь не только из прессы? — осведомился уфолог, стараясь не замечать наигранную иронию Грачева.
— Мне удалось ознакомиться с текстами и комментариями к ним. Но к чему вы об этом?
— Вы хотели сказать, «глупыми текстами»? Они действительно выглядят так. В них нет никакого шифра, как пытаются представить некоторые, любящие видеть сложность во всем, мозги. А я понял их смысл сразу. Глупо то, что человечество, располагая неопровержимыми доказательствами близости контакта, все еще чванливо решает вопрос, оброненный глупцом: «Одиноки ли мы во Вселенной?». Я говорю вам о контакте глобальном, не тех случайных, для нас необъяснимых явлениях небес, о которых привык слышать каждый. Говорю о контакте, как о широком соприкосновении двух или нескольких цивилизаций, может быть их столкновении.
— Оказывается, уфология смелая наука. Не слишком ли скоропалительны такие выводы? — Грачев слегка отстранился от клубов табачного дыма выбрасываемого с шумом разгоряченным собеседником. — Почему вы убеждены в близости контакта? Он мог состояться тысячи лет назад или еще через тысячи лет, после того как мы сидим здесь.
— Я уверен! — Вальский недолго смотрел на него поверх очков. — Хорошо, объясню почему. — Он придвинулся к столу и одним глотком допил остаток виски. — Мы стоим на пороге взрыва: науки, техники, технологий. Цепной реакции прогресса, подобной той, что была в XX веке. Подобной, но гораздо более мощной. Этот взрыв уже очень скоро вынесет человечество в далекий космос. Нам станут доступны другие миры! Вы представляете, что это значит?! Теперешние робкие шаги к Марсу, попытки достигнуть спутников Юпитера, которыми вы, русские и американцы так гордитесь, будут выглядеть просто карикатурно. Вот-вот мы поймем, что же есть пространство на самом деле. Мы найдем Двери и подберем к ним ключ. И наш мир, представляете?: музыка и грохот, разум и безумие, машины, оружие, любовь, болезни хлынут в не настолько далекий космос! Мы узнаем новые страсти, совершенно другие проблемы, может другую мораль! И те, следящие за нами тысячелетия, знают об этом лучше любого из нас. Они давно ждут, когда настанет Наше Время. Ждут с тревогой, как беременная тяжелых родов. До великих перемен, господин Грачев, остается десяток-другой дней! Вы удивлены?
— Больше тем, что слышу это от уфолога.
Альберт Вальский рассмеялся, и глаза его сузились. Он вертел между пальцами пустую рюмку и поверх очков поглядывал на Грачева.
— Почему, вы, уфолог, предрекаете столь сказочный прорыв. Быстрая экспансия к звездам мне представляется крайне сомнительной.
— Вы зря не следите за последними достижениями… Особо в полевой физике.
— Если находится время, я листаю популярные журналы. Физика поля… Кажется авангард в этой области — научный центр близ Новой Зеландии?
— Подобных центров много, но, раз вы слышали о лаборатории Мюррея, мне необходимо добавить или просто напомнить: именно там рождается наше фантастическое будущее.
— Господин Вальский, вы всерьез думаете о практической стороне их теорий?
— Бог мой, вы, что, не понимаете?! Не понимаете, каким нелепым, неотличимым от паровой машины, начинает казаться привод наших ультрасовременных планетолетов?! — Уфолог встал, небрежно и требовательно заказал виски. Пока за переплетением узорчатых решеток исполняли его прихоть, оба они молчали. Вальский, сопя, покуривал длинную золотистую сигарету. Грачев пытался разобраться в лавине восторженного бреда, обрушенного подвыпившим собеседником. «Если этот тип недалек от истины, — подумывал он, — тогда какого сорта истинность утверждений Люси Белью?»
— А как могли бы отнестись к работам Мюррея наши братья по разуму? — словно размышляя вслух, произнес Грачев.
— Отличный вопрос. Настоящая галактическая политика для Земли — белое пятно, но ее отголоски мы все-таки ощущали, том более чувствуем сейчас. И дальше — больше. Воля космоса проявится достаточно ярко. Поэтому я и везу в Индию свое бесценное оборудование. Поэтому смею говорить, что до великих перемен остались считанные дни. Кстати, время, — взглянув на часы, спохватился Вальский. — Не пора ли нам вниз?
— Нет, вряд ли. — Андрей взял посадочный талон и вложил в щель ниши возле стола. За годы частых перелетов он неплохо ознакомился с плюсами и минусами сервиса вокзалов. Табло осветилось зеленоватой иллюминацией, женский голос с фальшивым сочувствием доложил: «Рейс 661613 в Дели, Сидней — задерживается. Просьба пройти в зал „семь“ сектора „Е“. Наши службы сделают Ваше ожидание приятным».
