– Вот, возьмите, возьмите, пожалуйста. Спасибо вам, спаси вас Господь! – Валентин автоматически осенил братьев троекратным крестом, схватил икону, стянул рясу через голову и пошёл прочь с Арбата.

Лишь на Афанасьевском чуть пришёл в себя. Остановился, присел на лавочку. Бережно положил икону напротив, ожидая возобновления волшебства. Увы, картина превратилась в обыкновенный холст и утратила свой чудесный свет. Но душа Валентина хранила прежний трепет, лишь несколько сменивший тональность. Этим тёплым благовестом наполнялось и всё вокруг: и скамейка, и деревья, и воробьи, и прохожие, и проезжающие мимо автомобили. Бытие ныне не зависело от иконы, поскольку существовало просто само по себе, как, впрочем, и всегда. Валентин переложил картину на колени, освободил место на скамье. Удобнее откинулся назад и стал смотреть на небо сквозь новорожденную, светло-зелёную нежную листву.