Сияньем молний, острыми мечами
Хотела б я вас вырастить, слова!
Чтоб эхо вы в горах будили, а не стоны,
Чтоб резали — не отравляли сердца,
Чтоб песней были вы, а не стенаньем.
Сражайте, режьте, даже убивайте,
Не будьте только дождиком осенним.
Сжигать, гореть должны вы, а не тлеть!

(«Вы, слова мои громкие…»)

Боевое слово революционного поэта сравнивается с лучом света, буйными волнами, путеводной звездой, яркой искрой, сияньем молнии, острым мечом. Это накопление образов помогает воспринять многообразие слова, призванного «сжигать», «гореть», а не «тлеть».

Поэзия для Леси Украинки — оружие, острый меч в руках народа, грозного мстителя, разящего своих палачей.

Поэтесса обращается к друзьям, заключенным в тюрьмы, с ободряющими словами привета и поддержки. В стихотворении «Зимняя весна» (1898) Леся Украинка, находясь в Крыму, вспоминает далекий Киев и своего товарища, брошенного в тесную камеру Лукьяновской тюрьмы. От этих тяжелых воспоминаний тускнеет красота «пленительной южной ночи».

В стихотворениях «Другу на память», «Товарищам», «Товарищу», «На полуслове разговор прервался…» возникают поэтические образы революционеров, которых не могут сломить никакие преследования. Это живые люди из плоти и крови, потому что поэтесса общалась с ними и жила одними мыслями и чувствами, принимала участие в их борьбе, насколько позволяли ей силы. О многом из ее революционной деятельности мы можем только предполагать и догадываться, но несомненно, что она была близка к социал-демократическому движению. Ее гражданские стихи, сильные, образные, эмоциональные, печатались в подпольных листовках и прокламациях, воодушевляя рабочую молодежь.

Красные знамена восставшего народа, революционные песни, твердая поступь рабочих отрядов на улицах городов, боевой дух трудовых масс — все это отразилось в лирике поэтессы исторического 1905 года. Она пишет политические стихи («Песни про волю», «Мечта, не предай…»), драматическую поэму «В катакомбах» — пламенный гимн неугасимому стремлению к свободе, разоблачение христианской проповеди смирения и покорности. Раб-неофит приходит в христианскую общину в поисках правды и свободы. Он вступает в спор с епископом, который старается привить новому члену общины христианскую мораль. «Когда появились на свет епископат и начало церковной иерархии, — писала Леся Украинка своему другу, ученому А. Е. Крымскому, — епископы заговорили языком моего епископа, и эта традиция сохранилась вплоть до современного архиерейства. Я не принимаю теорию Толстого и многих других, будто современное христианство является аберрацией, болезнью этой религии. Нет! В древнейших памятниках, в «Деяниях апостолов», в посланиях апостола Павла, в аутентичных фрагментах первоначальной галилейской пропаганды я вижу зерно этого рабского духа, этого узкосердого политического квиетизма, который так разыгрался потом в христианстве. Как хотите, но не случайно в притчах и везде в Евангелии так часто употребляется слово «раб» и антитеза господина и раба как единственно возможная форма отношений между человеком и его божеством».

Епископ обещает рабу небесный рай взамен земного ада. Раб-неофит не соглашается с тем, что должен стать «рабом господним» и стремиться в «царство божие», где тоже есть рабы. Он горит желанием «хоть издалека увидеть свободу»:

Чтобы мой сын, мой внук, мой дальний правнук
Дождался дня, когда само названье,
Позорное названье «раб» исчезнет.

Епископ прибегает к всевозможным уловкам, чтобы удержать в подчинении мысли и чувства раба-неофита. Спор между епископом и рабом-неофитом приводит к полной моральной победе последнего. Раб-неофит покидает катакомбы и отправляется в тайный лагерь рабов-повстанцев. Бунт раба-неофита исторически обоснован: одряхлевшую государственность античного мира расшатывали грозные восстания рабов.

Леся Украинка показывает, как постепенно проясняется сознание раба-неофита, отказывающегося от всякой религии, ибо она ведет к оправданию рабства:

Мне все равно, один ли бог на небе,
Три бога или триста, хоть мирьяды,
Ни за какого гибнуть не хочу…
С меня довольно рабства в этой жизни.
Я честь воздам титану Прометею.

Как отмечалось, образ тираноборца и богоборца Прометея служит для Леси Украинки воплощением непоколебимости и мужества. Еще до драматической поэмы «В катакомбах» она задумала создать образ древнегреческой мифической царевны Ифигении, в которой тоже хотела показать бунтарскую силу титана Прометея. Художественный замысел Леси Украинки остался неосуществленным, но в дошедшем до нас отрывке поэтесса немногими штрихами нарисовала облик смелой девушки, славящей гордый и мятежный дух человека, рвущего оковы тирании:

Ты, Прометей, оставил нам наследство,
Большое, незабвенное! Ту искру,
Что ты для нас похитил на Олимпе!
Огонь ее горит в моей душе, —
Он дышит буйным пламенем пожара…

В 1905 году написана и фантастическая драма «Осенняя сказка», которая является живым откликом на события революции.

В последний период творчества, совпадающий с годами реакции, наступившей после первой русской революции, Леся Украинка жила светлой верой в силы родного народа. В стихотворении «Эпилог» (1911) она высказывала горькое сожаление, что болезнь мешает ей деятельно участвовать в этой борьбе:

Ох, борцы, когда б вы знали,
Как томят в бессилье руки!

Как лежать в постели тяжко
Скорбным пасынкам недоли,
Положась на милость бури,
На чужой талант и волю.

Чем же тешиться такому?
Только думою своею…
Вы, борцы, ее примите,
Это все, что я имею.