Таким образом, толкование последствий выполнения права вооруженных конфликтов, данное этим автором, должно быть отброшено, что, кстати, согласуется с хорошо известной формулой: ex injuria jus non oritur.

1.12. Создается впечатление, что в плане рассмотрения последствий нарушения jus contra bellum юриспруденция Комиссии по рассмотрению жалоб Эритреи и Эфиопии тоже не всегда была достаточно последовательной. Так, по отдельным аспектам спора, которым она занимается, Комиссия справедливо заключила, что требования, связанные с экономическими потерями одной из воюющих сторон, должны быть вписаны в более широкие рамки репараций за нарушение jus contra bellum180. Относительно жалоб Эфиопии на то, что Эритрея секвестрировала предназначавшиеся ей грузы, перевозившиеся транзитом через эритрейские порты Ассаб и Асмара, Комиссия высказала мнение, что приостановка торговли и наложение секвестра на товары, рассматриваемые в качестве неприятельского имущества, основывалась на «правах, связанных с ведением войны» воюющих сторон. Комиссия, в частности, заявила:

«Право стороны в международном вооруженном конфликте ограничить или прекратить любые коммерческие отношения между ней и противной стороной в этом конфликте было явным образом установлено и нашло подтверждение в обширной практике государств в XX веке. [...]

За рядом исключений воюющее государство обладает в военное время широкими правами конфисковать государственную собственность противника, находящуюся на его территории [...] [...] воюющее государство может взять под свой контроль или заморозить частную собственность граждан неприятельского государства с тем, чтобы вернуть ее владельцам или принять

4

в отношении нее другие согласованные меры после окончания военных действий» .

Приведенная аргументация не представляется убедительной: приостановка торговли и транзита товаров противоречит нормам, связывающим стороны в конфликте. Такие действия нарушают эти нормы и, как правило, могут быть оправданы лишь в качестве контрмеры (Проект Комиссии международного права об ответственности государств, ст. 22, 49-54), то есть как ответ на изначальное противоправное деяние. Иными словами, сторона в конфликте может принять меры такого характера в качестве государства — жертвы нарушения jus contra bellum, а не как воюющее государство.

1.13. Справедливо пишет Х. Лаутерпахт:

«После окончания военных действий [...] агрессор не может получить никаких прав и преимуществ от своего противоправного действия. Таким образом, суды бывших воюющих сторон и нейтральных стран имеют право и должны отказывать в исках, предъявляемых агрессором или от его имени, о придании законной силы правам на собственность, возникшим в связи с такими действиями, как реквизиции и конфискации собственности неприятеля на его собственной или оккупированной территории, а также захват в качестве призов неприятельских и нейтральных судов. [...] Хотя международное право и не устанавливает пределов для условий заключения мира, которых победитель может потребовать от побежденного неприятеля, последнего обычно не заставляли возмещать убытки за ущерб, причиненный в ходе операций, предпринятых в рамках ведения войны с соблюдением соответствующих норм. Впредь следует полагать, что у данного обычая нет юридической основы в случае противоправно развязанной войны» 181 (курсив автора).

В деле Justice Trial case американский военный трибунал заявил следующее:

«Убедительно доказано, что тот факт, что Германия вела преступную агрессивную войну, придает преступную окраску всем этим действиям. Этот аргумент является окончательным для тех, кто планировал агрессивную войну и кто был обвинен и признан виновным в совершении преступления против мира, как это определено в Уставе» 182.

Следовательно, последующие попытки агрессора сослаться на законную самооборону от действий жертвы агрессии и ее союзников останутся безрезультатными: «Не может быть самообороны от самообороны» 183.

1.14. Отсюда вытекает, что государство, незаконно применяющее силу, остается связанным нормами, которые обязывают его прекратить эти действия и устранить все их последствия, в том числе возместить ущерб от действий, последовавших за развязыванием конфликта, даже если они не содержат нарушений права вооруженных конфликтов184. Так, в своем заключительном докладе Институту международного права о равенстве применения норм права войны Ж. П. А. Франсуа предложил, в частности, сформулировать принцип, согласно которому

«агрессор продолжает нести полную ответственность за последствия своей агрессии в области финансового возмещения, даже если он не выходил за пределы прав воюющих сторон при ведении военных действий»185.

Этот принцип не стал предметом резолюции Института, но и не вызвал возражений186. Р. Аго просто заметил, что данный принцип не относится к поставленному вопросу187.

Во всяком случае международные договоры по военным репарациям не делают различия между ущербом от законных военных действий и ущербом, вызванным незаконными действиями: и тот, и другой подлежат возмещению. Например, Ялтинские соглашения предусматривают, что

«Германия должна будет возместить натурой ущерб, понесенный по ее вине союзными странами во время войны»188 (курсив автора).

Весь ущерб, относимый на счет Германии, подлежал репарации (в пределах, однако, платежеспособности виновного государства)189: без проведения различия между действиями, соответствующими и не соответствующими праву вооруженных конфликтов. Так же обстояло дело с войной в Кувейте, по поводу которой Совет Безопасности в своей резолюции 687 (1991)