— Он ещё слишком мал — слишком мал, чтобы знать… придется пока просто сделать так, чтобы он был с нами всякий раз, когда придет время изменяться, — и тогда нам не о чем больше будет беспокоиться в нашем новом доме, на нашей новой родине.

А Бела в это время показывал Джонни свою комнату: старая кровать со столбиками, старинное кленовое бюро и резной сундук, набитый потрясающими игрушками — Джонни таких ещё не видел. Вскоре мальчики вышли в гостиную, и Бела объявил:

— Мама, мы идём играть.

— Хорошо, Бела. Но помни — ты должен быть дома до семи вечера!

— Да, мама.

— Ты ведь знаешь, какие это дни.

— Да, мама, — Бела неловко покосился на Джонни. — Я приду вовремя.

— Ты должен, — сказал мистер Ковач. — Ты знаешь, почему. — Он повернулся к Джонни. — Надеюсь, вы не задержите его. Видите ли… он не вполне здоров… поэтому крайне важно, чтобы он вернулся домой до вечера.

— О, — сказал Джонни, — я буду осторожно… то есть, я хочу сказать… я не буду… — и смущенно отвел глаза, думая о том, что собирался сделать в пещере.

Когда он поднял взгляд, мистер Ковач всё ещё смотрел на него — прямо ему в глаза, — и Джонни показалось, что он смотрит сквозь его глаза прямо ему в мозг.

— Думаю, — проговорил мистер Ковач, — что вам действительно следует быть осторожным в этом отношении.

Родители Белы вышли на крыльцо. У края кукурузного поля Бела и Джонни обернулись помахать им, и Джонни только тут заметил, что у обоих брови такие же, как у Белы: густые темные полоски через весь лоб и переносье.

Вход в пещеры был снаружи всего лишь темной щелью в камне на склоне холма. Они, прыгая с уступа на уступ, взобрались к этой щели. Сверху припекало солнце, но из черного провала тянуло прохладой.

Джонни хотел уже лезть внутрь, но Бела задержал его.

— Джонни…

— А?

— Не забудь… я должен быть дома до семи.

Джонни расставил ноги, упер руки в бедра.

— Да гос-споди! Да! В сотый раз уже слышу! Да что с тобой такое стрясется, если ты опоздаешь? Тебе что, лекарство надо пить какое-нибудь?

Бела потряс головой.

— Я не могу сказать. Но… ты не заблудишься?

— Нет, конечно! — заверил Джонни, скрестив за спиной пальцы.

— Ты же слышал, что сказали мои родители… Я должен быть дома до того, как взойдет луна.

— Луна!.. При чем тут какая-то луна?!

Бела только нервно взглянул в сторону пещеры.

Джонни не стал его переспрашивать, только засопел.

— Луна, это надо ж придумать! — и решил, что ладно, Бог с ней, с луной. О чем только не беспокоятся эти ненормальные иностранцы. Особенно венгры.

Он всё равно всё об этом выяснит.

— Джонни… может быть, мне лучше не ходить туда? Пока. Сходим потом…

Джонни с насмешкой спросил:

— Боишься?

— Не того, о чем ты думаешь, — глаза Белы вспыхнули. — Ты не поймешь.

— Ну ладно, пойдем… я обещаю, — он опять скрестил пальцы, — я не заблужусь.

Он повернулся и полез в щель. Бела помедлил секунду и последовал за ним.

Вообще-то, подумал Джонни, пробираясь на четвереньках по проходу, и пальцы скрещивать незачем было. Я ведь не заблужусь по-настоящему, просто притворюсь, что заблудился.

А может, он и притворяться не станет — если Бела правда болен. Это совсем другое дело. Может, болезнь Белы многое объясняет, даже поведение старины Бастера. Собаки иногда странно ведут себя с больными людьми.

Впрочем, он не был уверен, что всё дело в болезни. Что-то тут не так. Если Бела действительно болен, зачем разводить вокруг этого такие секреты? Или это какая-нибудь чертовски плохая болезнь? Но если так — почему Беле позволяют играть на улице и, может, заражать других людей? А мистер Ковач еще говорил, что Бела «подвижный». Что-то непохоже это на больного. И уж точно Бела не выглядит больным.

Джонни решил подождать и действовать по обстоятельствам.

Пол хода ушел вниз, сам ход повернул под прямым углом — и они оказались в пещере. Джонни включил фонарик. Бела ахнул.

Со всех сторон были занавеси, каскады и фонтаны из камня — серого, розового, голубого, зеленого, лавандового. Эти украшения начинались у входа и тянулись дальше вдоль шестидесятифутового[3] склона, спускавшегося к полу пещеры, а там исчезали в чернильно-черной тени, которая казалась чем-то твердым.

Джонни поводил лучом фонарика, чтобы Бела рассмотрел всё, что было интересного у входа. Затем он показал лучом на склон.

— Пошли туда, вниз.

Через пастельные складки камня они пробрались к началу склона. Здесь их шаги сразу стали отдаваться гулким эхом; воздух был сухой и прохладный.

Темнота, казалось, старается раздавить яркий, твердый луч фонарика — но он носился как молния и ножом рассекал темноту, выхватывая чудеса формы и цвета.

— Смотри, — показал Джонни, — вон те волны на склоне — как ступеньки, видишь? Мы можем спуститься по ним. Ну, как тебе?

— Тут прекрасно, — прошептал Бела.

Они начали спуск. Джонни всё время светил под ноги, выбирая путь по знакомым складкам камня и их цвету. Наконец они добрались до дна, и Джонни показал:

— Вон туда.

Шагая по неровному полу пещеры, Бела озабоченно спросил:

— Ты знаешь, который сейчас час, Джонни?

— Около четырех… У тебя еще куча времени.

Скоро перед мальчиками открылись такие потрясающе красивые места, что Бела совсем забыл о времени.

Они проходили мимо фонтанов, каскадов, завес, колонн из камня, мимо удивительных каменных музеев; всё светилось такими чистыми и мягкими цветами, каких не найти на поверхности земли. Мальчики проходили мимо рядов зелёных, синих, ярко-оранжевых сталагмитов, навстречу которым с потолка спускались не менее красивые сталактиты; когда они смыкались, получались арки или лес колонн. Над ними нависали складчатые стены — точно застыл в одно мгновение поток голубой, розовой и пурпурной лавы.

Они проходили озера с иссиня-черной водой — такие гладкие и неподвижные, что хотелось коснуться воды и убедиться, что это не стекло.

Они поднимались по колоссальным склонам цветного камня — точно букашки среди великанских елочных игрушек; а когда они достигали верха, Джонни выбирал какой-нибудь темный проход, который приводил мальчиков в королевские палаты из пурпура и слоновой кости, а из них витая алая лестница вела на коралловый балкон с зеленой и розовой отделкой, а с него новые коридоры звали к новым чудесам и тайнам.

Они пробирались по краю провалов — таких глубоких, что брошенная в них монетка или камешек исчезали без единого звука, даже отзвук эха падения не говорил об их глубине.

Один раз Джонни выключил фонарик и велел Беле стоять тихо — и мальчики замерли во мраке, вслушиваясь в тишину, которую не с чем сравнить, в ту абсолютную тишину, какая возможна лишь под землей.

Так тихо, что слышно тревожное биение сердца.

Наконец, когда Джонни решил, что уже около шести, он сказал Беле:

— Пожалуй, пора возвращаться. Если тебе надо домой к семи. Сюда.

Он провел Белу к самому выходу, и там притворился, что потерял дорогу.

Это было нетрудно: Бела был в пещерах впервые и, наверно, не узнал бы место, где они вошли, даже если бы Джонни осветил фонариком склон, который вел к проходу наружу.

Джонни так и не решил еще, хочет ли он притворяться, что заблудился, дольше нескольких минут. Может, довольно будет только слегка напугать Белу, а потом вывести его из пещеры, чтобы он успел домой к семи. В конце концов если он правда болен…

Озабоченным тоном Джонни произнес:

— Бела… я… я что-то никак не соображу, куда нам идти отсюда. Я боюсь — похоже, я немного заблудился…

И направил свет на Белу, чтобы посмотреть, какое впечатление произвели его слова на венгерского мальчика.

У Белы испуганно распахнулись глаза:

— О, нет… Джонни, ты не можешь! Ты же обещал!

Джонни притворился, что смущен — даже испуган.

— Я… мне жаль, — запинаясь, пробормотал он. — Я просто потерял дорогу. Мне было так интересно всё тебе показывать… Господи, Бела…

— Но, Джонни, я должен выйти отсюда! Я должен попасть домой до…

— Идем, — Джонни старательно изображал беспокойство. — Может быть… может быть, сюда?

И он по широкому кругу провел Белу мимо колонн и каменных занавесей, по проходам, окружавшим вход. Эта прогулка заняла полчаса и закончилась там же, где и началась, — меньше чем в сотне футов от входа.

— Я не знаю, где мы! — с отчаянием сказал Джонни.

— Сколько сейчас может быть времени? — спросил Бела. В его голосе дрожал ужас.

Примерно полседьмого.

Бела вздрогнул и необыкновенно ярко блестевшими в свете фонарика глазами посмотрел в лицо Джонни.

— Джонни, я должен выйти отсюда…

Джонни услышал в его голосе истерические нотки.

— Ну что я могу сделать? Мне очень жаль, извини! Я тоже боюсь! Может, мы вообще никогда не выйдем отсюда!..

— Постарайся, — взмолился Бела. — Постарайся, Джонни… неужели ты совсем не помнишь дорогу?!

Джонни еще раз в свете фонарика оглядел Белу: большие глаза, гладкая смуглая кожа, ровные белоснежные зубы, тонкое гибкое тело — и уверился в том, что все разговоры о болезни Белы — сказки. Тут что-то другое… какая-то совсем иная причина, заставлявшая Белу так рваться домой к семи, а его родителей — так настаивать на этом. Причина наверняка очень странная и диковинная — и Джонни хотел её знать.