23 июня двенадцать человек во главе с Афанасием Мугайским, переночевав в бане лесничества, двинулись в сторону Верхней Синячихи. Засаду, как рекомендовал оставшийся на лесной базе Василий Толмачев, устроили на Старухином болоте, где вплотную к дороге, устланной слегами, подступали заросли тальника.
На совещание в укоме партии собрался узкий круг коммунистов. Речь шла о циркуляре из Екатеринбургского губчека о массовом прочесывании лесов и ликвидации остатков банд в нескольких уездах губернии. Эта операция должна была начаться в середине июля. К тому времени в Алапаевск из Егоршино будет переброшено несколько красноармейских отрядов. Пока же необходимо продолжать разъяснительную работу в деревнях, пусть родичи передают своим попрятавшимся в тайге дурням, что тех, кто явится с повинной, Советская власть карать не будет.
После назначения в Топорковскую волость это был третий приезд Рудакова в Алапаевск. В те разы Клавдия Николаевна, понимая обстановку и не желая быть помехой мужу, даже не заикалась о своем переезде, жила у родителей. На этот раз не устояла. Стрельба, дескать, стихла, алапаевские бабы уже в лес ходят, на угревах эвон сколь земляники насобирывают. Вещи с собой не повезет, только баульчик с бельем да шитьем для маленького прихватит. Если опять что произойдет, соберется в одночасье и уедет из Топоркова.
Не устоял Евгений Иванович, взял с собой жену, но восьмилетнюю дочь Манефу, как та ни плакала, оставил с бабушкой.
Получив 60 тысяч рублей — жалованье для топорковских милиционеров — и прихватив на всякий случай еще одного вооруженного человека, рано утром 24 июня Рудаков выехал из Алапаевска. Да, пересеклись все же пути коммуниста Евгения Рудакова и колчаковского офицера Толмачева.
Засада встретила их верстах в десяти от деревни Мысы. Когда из кустов на бревенчатую гать выскочили давно не бритые люди с оголенными шашками в руках, пожилой возница из уездной милиции, направленный сопровождать Рудаковых, оставил винтовку в телеге и сиганул в кусты. Бандиты проводили его свистом и хохотом.
Из показаний на суде Александра Чупракова:
«Когда засели в засаду, нам Мугайский заявил, что без его команды не бросаться из засады, и когда проезжали Рудаковы, то их остановили сначала на дороге Богданов и Мугайский, а затем Берестнев скомандовал нам: «Выбегай, ребята!» По его команде мы и окружили экипаж».
Первым к Рудакову подступил длинный горбоносый мужик в расстегнутой шинели и мерлушковой шапке с рыжей опалиной — видно, прижег у костра. Евгений Иванович узнал в нем Терентия Богданова, одного из наиболее справных крестьян деревни Брехово. 19 апреля он участвовал в разграблении семенного зерна на ссыпном пункте. Есть предположение, что убийство продармейцев не обошлось без него. Справа, слева, сзади подходили другие. Рудаков разглядел Афанасия Мугайского, братьев Николая и Ивана Иконниковых, Сашку Чупракова и понял — с этими мирного разговора не получится. Если даже сейчас, вопреки всему, они сложат оружие, сдадутся, никакой суд их не помилует. Нельзя простить их за десятки безвинно убитых людей. Мугайский и его сподручные тоже, как и Рудаков, сознавали это.
— Только жену не смейте, — с трудом выдавил Евгений Иванович. — Меня убивайте, а ее не смейте. Она на сносях. Не звери же вы…
Кольцо обросших людей молчало, сопело, сжималось. Рудаков рванул шашку из ножен…
Из протокола осмотра трупов 9 июля 1920 года:
«Рудаковы найдены в ста саженях вправо от тракта Синячиха — Мысы, на двенадцатой версте к дер. Мысы в лесу. Трупы обезображены. Рудаков имеет 14 сабельных и 4 штыковых, всего восемнадцать ран, у Рудаковой 17 сабельных ран».
Моих дядьев кололи вилами и еще живых — в колодец. Шашками рубили ни в чем не повинную беременную женщину. Вспарывали животы бойцам продовольственных отрядов и набивали зерном… Через муки, страдания, через нечеловечески угарное — неужели только через это? — шли люди к новой жизни. Неужели тот, 1920 год был сплошь залит человеческой кровью?
