Но вот наконец у меня в руках составленный заведующим губернским отделом юстиции Алексеем Федоровым «Обвинительный акт по делу ста тринадцати». Именно столько человек предстало перед Екатеринбургским военным трибуналом в связи со зверским убийством Евгения Ивановича Рудакова, его жены Клавдии Николаевны и многих других представителей местной власти. К этому же времени подоспело письмо из Алапаевска от старого большевика Владимира Алексеевича Спиридонова. Он писал:
«В период пребывания колчаковцев Евгений Иванович Рудаков служил в комендантской части и доставал документы для коммунистов о их «благонадежности». Он очень многих спас».
Вот почему, интересуясь историей зарождения советской милиции на Урале, воссоздавая события, предшествовавшие гибели коммуниста Е. И. Рудакова, я искал и сведения о милиции, существовавшей при Колчаке. Дело в том, что осложнившаяся обстановка на Восточном фронте в 1918 году (и не только на фронте, но и во всей стране) требовала от ЦК партии принятия новых решительных мер борьбы с белогвардейщиной и интервенцией. Одной из таких мер явилась активизация большевистского подполья в тылу врага. В декабре 1918 года ЦК постановил создать Сибирское (Урало-Сибирское) бюро ЦК РКП(б), в которое вошли опытные большевики, умелые организаторы подпольной работы.
В Алапаевске подпольную группу возглавлял Ефим Андреевич Соловьев. Связанные с этой группой коммунисты сумели устроиться в железнодорожные мастерские, в пекарню, проникли в воинские учреждения, в колчаковскую милицию.
Последующие документы все же уточняли: Евгений Иванович Рудаков конспиративно работал не в колчаковской милиции, а в военной комендатуре. Но это не меняло дела. Процитирую несколько строк из воспоминаний старого большевика Алапаевска, члена партии с 1918 года Аркадия Павловича Селенина:
«Евгений Иванович Рудаков был при царском строе подпольщиком-большевиком, работал слесарем на… металлургическом заводе. Состоял в боевой дружине рабочих…»
Алапаевск славен революционными делами. Еще в 1903 году здесь был создан социал-демократический кружок, которым руководил Николай Коростелев. События 1905 года отмечены в Алапаевске крупнейшей забастовкой, которая завершилась созданием Совета рабочих и крестьянских депутатов. В гуще политических и революционных событий в то время был и молодой слесарь Евгений Рудаков.
А. П. Селенин пишет дальше:
«За изготовление бомб для борьбы с царским самодержавием в 1907 году Рудаков был арестован, сидел в тюрьме пять лет. С 1917 года с оружием в руках сражался красногвардейцем с белогвардейцами за Советскую власть».
Разве мог такой человек, прошедший испытания на крепость еще в годы первой революции, остаться в стороне от подпольной работы! Нет, Рудаков был одним из многих рядовых коммунистов, которые шли в самое пекло борьбы.
Вернемся к событиям лета 1920 года.
8 июня банда Василия Толмачева, несколько оправившись от ударов, нанесенных объединенным отрядом милиционеров и красноармейцев, собралась, чтобы определить дальнейшие свои действия. Присутствовал и капитан Михаил Тюнин, с которым Василий Толмачев встречался в Туринске. Любопытны показания одного из арестованных позже бандитов — Петра Берестнева, непосредственного участника убийства коммуниста Рудакова и его жены:
«На собраниях я был три раза. На одном был какой-то неизвестный мне мужчина, назвавший себя офицером. Он среднего роста, на глазах пенсне со шнурком, одет в кожаные с высоким подбором сапоги, черную поддевку, защитного цвета галифе, на ремне кобура с револьвером, на голове шляпа. Фамилию его не знаю, но брат называл его — Михаил Евгеньевич. На собрание в лес к нему приходила монашка. Имя ее Евгения Александровна… Она приносила Михаилу Евгеньевичу сухари, сливочное масло, два огурца и остальное, что — не помню. Он ночевал в лесу. На собрании говорил: «Надо соединяться всем вместе, иметь связь, искать в лесу и деревнях дезертиров, и их организовывать. Я имею связь с Ирбитом, Алапаевском, Екатеринбургом, а другие, подобные мне, имеют связь и дальше, а когда все будет устроено, связь будет широка и глубока, мы устроим восстание, я вам оружие достану, патронов».
Утверждая все это, Михаил Тюнин не врал, не бахвалился. Достаточно хотя бы вспомнить Антонова, главаря восстания в Тамбовской губернии, которому удалось направить против Советской власти десятки тысяч обманутых крестьян.
Зрело крупнейшее восстание в Сибири и на Урале, которое войдет в историю как Ишимское восстание. Я пересмотрел десятки архивных дел, в которых то и дело встречались документы, от чтения которых прохватывало ознобом:
«Весьма срочно.
Начальнику Екатеринбургской уездн. сов. милиции.
9 августа 1920 года. Рапорт.
Уткинский волостной военный комиссар сообщил мне, что между станциями Кузино и Коуровка на жел. дорожном мосту ожидается нападение со стороны банды количеством около 400 человек, вооруженных будто бы даже и пулеметами. Нападение ожидается в ночь на сегодняшний день. Я с отрядом милиционеров сейчас выезжаю. Примите зависящие от вас меры немедленно. П. Рогозников».
Нельзя без волнения читать эти строки. Они — свидетельство высокого духа людей, защищавших завоевания Октября. Много ли мог поставить под ружье начальник милиции Рогозников? От силы 20—30 человек. Для волости в то время — уже хорошо. Но ведь в банде около полутысячи. Но Рогозников идет им навстречу с горсткой отважных милиционеров.
Несколько подробнее расскажу вот об этой телеграмме:
«17 марта разведка Вотинова имела столкновение с отрядом противника в 60 верстах севернее деревни Омелинской. После продолжительной перестрелки с нашей стороны убит начальник 1-го района Верхотурской милиции Салтыков, ранены милиционеры Медведев и Бушуев. У противника убито до 15 человек. Начальник уездгормилиции Верхотурья Корюков».
