Из Рацёнжа король польский Владислав, внимая многократным настойчивым просьбам прусского магистра Конрада фон Юнингена и его командоров, с большей частью своих советников прибывает в Торунь, где ему в течение трех дней магистр оказывает блестящий прием и в его честь устроены рыцарские состязания. На них польский рыцарь Добеслав из Олесницы (иначе из Сенна) обращает на себя взоры всех зрителей силой духа и тела; по этой причине польскому богатырю, оказавшемуся победителем над всеми участниками состязания, была присуждена почетная награда. Ибо, когда Владислав, король польский, увидел, что его поляки имеют мало успеха, он приказал выступить в состязании упомянутому Добеславу. Итак, сев на коня по королевскому приказанию, Добеслав настолько превзошел своих противников, что вынудил всех их покинуть поле. Даже в третьем часу ночи только он один оставался на виду на арене, хотя против него несколько раз выступали, сменяя один другого, все новые и новые придворные рыцари магистра Пруссии.
Кроме того, в один из тех трех дней, когда король польский Владислав вместе с прусским магистром объезжал улицы города Торуня, осматривая его расположение, какая-то женщина облила короля Владислава из кухни кухонными помоями; по приказанию магистра ее схватили и приговорили к утоплению, но по милости короля жизнь была ей сохранена. Остается неясным, совершила ли она этот поступок умышленно или случайно. Многие, однако, высказывали подозрение, что упомянутая женщина нарочно плеснула упомянутые помои по наущению крестоносцев для посрамления короля, что подтверждается тем, что среди такого множества людей, которые ехали впереди и следовали за королем и магистром, никого иного, кроме короля Владислава, не задели выплеснутые помои.
Командоры и крестоносцы прусские, без всякой обиды или притеснения, но побуждаемые одной только завистливой и высокомерной злобой, большим войском, не объявив наперед о разрыве мирных отношений, тайно вступают врагами в земли Мазовии, в княжество Яна, иначе Януша, князя мазовецкого, черского и варшавского. Они нападают на упомянутого князя Януша, спокойно и без опасения проживавшего в своем дворце вместе с супругой, сыновьями, вельможами и придворными, слугами и рыцарями, поскольку он не чувствовал за собой вины и ни в чем не причинял вреда крестоносцам. Крестоносцы захватывают его самого и всех его вельмож, рыцарей и советников, а также дворцовых людей. Они уводят в подвластные им замки и города упомянутого князя Януша, мужа благородного, добродетельного и превосходного (не говорю уже о том, что он являлся основателем и благотворителем их Ордена[120] и что они должны были его почитать даже и по личной обязанности); затем, позорно связав его и всех его людей веревками в забвении всякой человечности и приличия, подвергают их постыдному обращению.
Король польский Владислав, получив через спешных гонцов сообщение о таком новом акте, посылает к магистру Пруссии Конраду фон Юнингену знатных послов с жалобой на оскорбление и обиду, нанесенные пленением упомянутого князя Януша и его двора лично королю и всему королевству Польскому; и король добивается быстрого освобождения князя и его людей, хотя упомянутый магистр Пруссии подло и лживо уверял, будто это преступление совершено без его ведома.
Чтобы раздобыть для уплаты обещанных магистру и Ордену прусскому сорока тысяч флоринов на освобождение и выкуп Добжинской земли, король польский Владислав, выехав из Торуня и пребывая в течение целого лета в землях Великой Польши, распорядился созвать местные съезды,[121] чтобы на них вся шляхта внесла денежную помощь из своих частных доходов для уплаты этого выкупа. Осенью же, отбыв из земель Великой Польши, король провел в Новом городе Корчине накануне дня святого Мартина (10/XI) общий сейм всего королевства. На нем по соизволению и согласию всех епископов, вельмож и рыцарей всего королевства было постановлено для выкупа Добжинской земли выплатить королю с каждого занятого лана по двенадцать грошей (включая обычные два королевских гроша),[122] однако так, чтобы эта добровольная помощь не послужила в ущерб правам и вольностям рыцарей и не была бы впоследствии обращена в обязательную повинность. И с того времени начали взимать налог соответственно достатку крестьян и деревень, а также честности сборщиков и передавать в руки назначенных королем польским Владиславом сборщиков в главных городах; после подсчета оказалось, что собранная сумма достигла ста тысяч марок [...]
Так как великий князь литовский Витовт не выполнял решения отдать Самагитскую землю магистру и Ордену Пруссии, принятого на съезде, состоявшемся в городе Рацёнже, то магистр Пруссии и крестоносцы с сильным войском вражески вторгаются в Литовскую землю; они громят ее и опустошают, а князь Витовт, хотя и тревожит неприятельское войско из засад, но все же опасается выступить против него в открытом бою, грозившем крайней опасностью.
Узнав о трудном положении князя, король Владислав направляет ему на помощь немалое число рыцарей из Польши. Последние, отыскав князя Витовта лишь по обходным и малопроходимым дорогам, воодушевляют его испытать военное счастье в бою с врагами. Но магистр Пруссии и крестоносцы, узнав, что на помощь князю Витовту пришло польское войско и полагая его более сильным и многочисленным, чем оно было на деле, тотчас же быстрым ходом скрываются в свои края.
К празднику троицы король польский Владислав с советниками и магистр Пруссии Конрад фон Юнинген с руководителями Ордена[123] съехались в городе Гневкове для письменного подтверждения решений о мире, выработанных в предыдущем году в Рацёнже. Однако магистр и Орден выдвинули новое затруднение и затеяли спор о приложении печатей договаривающимися сторонами, ибо они предъявили грамоту Казимира второго,[124] короля польского, написанную в Калише в день святого Килиана (8/VII) в году тысяча триста сорок третьем,[125] в которой король отказывался от права на Померанскую землю и от ее титула, обещая больше не пользоваться последним и велеть стереть его с государственной печати. Соответственно этой грамоте, крестоносцы требовали, чтобы король польский Владислав не пользовался этим титулом и велел бы устранить его из своей государственной печати; ибо, говорили они, никоим образом нельзя допустить, чтобы подлежащий заключению с ними и врученный их стороне договор был скреплен королевской печатью с титулом, включающим название «Померания»; ведь самое приложение такой печати определенно умаляло бы их право и ставило бы под сомнение отказ короля Казимира от Померанской земли. Они добавляли, что их цель в том, чтобы Померания как на деле, так и по имени признавалась землей Ордена и чтобы никто не мог предъявлять на нее никаких прав или прибавлять ее название к титулу.
