Вопрос разоружения...

Вопрос разоружения оказался унаследован от администрации Брежнева, который придавал большое значение авторитету СССР как активному участнику и инициатору мирного процесса и настойчивыми попытками урегулировать послевоенную ситуацию в Европе, закончившуюся подписанием Хельсинкского договора. Хотя к тому времени — актуальность этот вопрос во многом потерял. Устоявшаяся система границ и союзов делала немыслимой новую войну в Европе, а накопленные запасы ядерных боеголовок и средств их доставки делали невозможной и глобальную войну. Вопрос разоружения превратился скорее в вопрос занятости сотрудников МИД и Госдепа на данном треке, вопрос внешнеполитического престижа и в целом — вопрос поддержания контактов. Потому что если об этом не говорить — то о чем? У двух стран практически не было экономической заинтересованности друг в друге, если не считать примитивных сделок «нефть в обмен на продовольствие». Если при Хрущеве и раннем Брежневе стороны активно интересовались экономикой друг друга, проводили выставки, продавали и покупали, к 1971 году была готова «большая сделка» в виде советско-американского договора о режиме наибольшего благоприятствования в торговле — то с падением Никсона и введением санкций Джексона-Вэника эта тема была закрыта и никто не пытался ее реанимировать. Процесс разоружения, подсчета ракет — был уже вопросом дееспособности обоих аппаратов МИД, ответом на вопрос «чем вы тут занимаетесь?» и своего рода алиби, прикрывающем отсутствие политики двух сверхдержав по отношению друг к другу. Причем при желании, реанимировать сотрудничество было возможно — взять хотя бы завод Мальборо в Кишиневе, Пепси-колу к Олимпиаде, появление кроссовок. К тому времени, большая часть американских джинсов уже отшивалась в Польше, Венгрии и Югославии, а в Триесте было не протолкнуться от американских туристов, привлеченных недорогим и экзотичным европейским отдыхом.

Но мы считали ракеты...

— То есть вы хотите, чтобы мы поработали в этом направлении.

— Ты, Френк. Ты. ЦРУ уже поработало. А у тебя есть возможность привлекать людей из частного сектора, которые знают, как доллар в кармане шуршит.

...

— Мне нужно второе, третье... и какое угодно мнение, как быть с Советами и что от них ждать. И времени у нас немного. Шульц сейчас работает в делегациях, пытаясь понять, что они задумали, Нэнси развлекает миссис Горбачев, а Джордж повез развлекаться самого большого босса. Этот саммит, можно сказать, потерян, мы только время тратим — но к следующему мы должны быть во всеоружии.

— Я понял сэр. Как назовем план?

— То есть?

— Работу. У нее должно быть название — для упоминания в телефонных разговорах, в работе. Нечто, чтобы все понимали, о чем речь.

— Без разницы.

— Красный, сэр. Устроит?

— Хотя бы.

— Тогда — красный план, красная команда. Красные.

Рейган посмотрел на часы

— Надеюсь, товарищ не умер от скуки. Джордж это может...


Бушу было не до скуки — он не спал всю ночь, думая как поступить.

Его отец, сенатор Прескотт Буш готовил его к политике с детства. Они происходили из семей германских колонистов, осевших в Техасе и нашедших нефть. Но их интересы не ограничивались деньгами. Отец учил его служить своей стране. Во время войны многие, особенно на Восточном побережье выходили в море на своих яхтах выслеживать перископы германских подлодок — это считалось службой. Он пошел в морскую авиацию и чуть не погиб.

Затем он обзавелся семьей и начал развивать свой, независимый от родных бизнес. Именно тут его завербовал Аллен Даллес и с тех пор ЦРУ с него уже не слезало.

Именно в попытке разорвать связь с ЦРУ он избрался в Конгресс, потом пошел на дипломатическую работу. Но в семьдесят восьмом, после разгромного доклада комиссии Черча — его пригласили возглавить ЦРУ. Он согласился. И для него было полной неожиданностью приглашение в команду Рейгана — он надеялся, что ему еще какое-то время можно будет поработать Директором.

Время директорства — пополнило его команду профессионалами, он как мог, спасал от разгрома остатки ЦРУ. До него был адмирал Тернер, как и президент — моряк — подводник. Он привел в Агентство кучу таких же моряков, которые с презрением относились к старожилам агентства и вообще считали, что шпионаж по старинке, вербовка агентов устарела, и приводит только к многочисленным, болезненным и освещаемым прессой провалам. И потому — надо все силы бросить на спутниковый шпионаж и на технические средства проникновения. Так называемый ELINT против HUMINT. И не сказать, что они были не правы совсем... просто возглавлять агентство, относясь без малейшего уважения к тем кто в нем работает — было большой ошибкой. Буш же, который был назначен довольно случайно, вместо адмирала Бобби Инмана — отличался техасской старомодностью и приобретенной на дипломатической работе тактом. Первым делом он дал понять всем сотрудникам агентства, что их работу ценят. Его полюбили.

Странно, но именно на время Буша приходится два тяжелейших провала в работе агентства. В Иране — ЦРУ просто «проспало» ситуацию, они сильно недооценили потенциал скопившегося в иранском обществе гнева и совершенно неправильно оценили Хомейни — престарелого, но фанатичного аятоллу со злым голосом. Не имело понятия ЦРУ и о том что у Шаха рак и он не готов сражаться за престол.

И именно во время, когда у руля был Буш — крепко пьющий начальник внутренней контрразведки ЦРУ Олдридж Эймс, которому нужны были пятьдесят тысяч долларов чтобы поправить дела после развода — пришел в советское посольство и вывалил на стол сумку с именами американских агентов в СССР. Он попал на пленку скрытой камеры, установленной у советского посольства — но ее никто не посмотрел и Эймса не опознал.

Во время собеседования в комитете по контролю разведдеятельности — он скрыл то, что является агентом ЦРУ с сорок восьмого года. В то время агентов такого уровня не вносили в картотеку, это была скорее джентльменская договоренность с Алленом Даллесом. Но русские узнали... откуда-то узнали. И теперь дьявол явился за товаром...

Он мог надеяться на то, чтобы не отсвечивать — но Ронни как всегда свалил на него грязную работу, поручив ему развлекать советского гостя, а сам ушел в тень. Горбачев же неожиданно попросил ему показать какое-нибудь производство и выступить перед американскими рабочими. И они поехали аж в Рочестер, на фабрику Истмен Кодак...