С бледным лицом, воспаленными глазами сидел за столом пожилой господин… через неделю ревизия кассы и в ней недочет… вся надежда на выигрыш, ради чего он взял оттуда и сегодня пятьсот рублей… Черт уже видел ревизию, знал, что этот господин через неделю будет качаться под потолком своей спальной на шнурке от халата — и радостно улыбался.

А когда все эти игроки, с трепетом делая свои ставки, призывали молитвенно Божью помощь, черт буквально надрывался от смеха, так что один раз к нему подошел черный курчавый еврей и, с веселой улыбкой кивнув ему головой, сказал:

— Вы, верно, много выиграли? Одолжите до завтра золотой!

Черт тотчас дал ему десятирублевый; еврей жадно схватил его и убежал, а через полчаса раздались крики, ругань, плаксивый голос еврея и оказалось, что он делал ставки позолоченным четвертаком.

У него отобрали выигранные деньги и выгнали его из зала.

Черт потешался и совсем было забыл про намеченную жертву, как вдруг увидел Виталина, протискивающегося к одному из столов с зажатым в кулаке рублем.

Последним!..

Лицо Виталина было бледно, глаза потухли, губы кривились беспомощной улыбкой.

VII

Был момент когда у Виталина образовалось около пятидесяти рублей. Но на уплату долга нужно было восемьдесят рублей, на жизнь — хоть двадцать и он решил играть до выигрыша в сто рублей и остался с одним.

А теперь он думал, что двадцать пять рублей могли бы остановить роковой приход пристава, другие двадцать пять дали бы ему спокойствие на неделю — и ругал себя дураком, приходя в ужас от мысли, что он скажет жене, что будет завтра и снова думал последним рублем вернуть потерянные пятьдесят.

Черт в одно мгновение очутился подле него, помог ему продвинуться к столу и в то время, когда банкомет произнес: «Поставьте немного!» шепнул ему:

— Ставьте на второе! Второе выиграло.

— Ставьте оба рубля опять на второе, — внушительно сказал черт и Виталин, как загипнотизированный, послушал его совета и снял четыре рубля.

Надежда оживила его.

— А теперь куда? — спросил у своего соседа уже сам.

— Все четыре на первое, — ответил черт.

— Наша! — радостно воскликнул Виталин, когда на первом оказалось два козыря, и снял восемь рублей, а потом восемь обратились в шестнадцать.

— Перейдемте к золотому, — шепнул ему черт и в его голосе было что-то такое, чему не мог противиться Виталин.

У золотого стола он начал играть с десяти рублей и в четверть часа у него образовалось уже двести сорок.

— Место! — закричал в это время карточник.

— Займите, — шепнул черт.

— Но я не умею…

— Я сяду подле…

И Виталин занял место за столом, а черт сел подле него.

Двести сорок рублей из рубля! Но Виталин уже не считал их суммою. Необъяснимая уверенность овладела им и он веселым приветливым взглядом смотрел на всех и беспричинно смеялся.

— Вы мне так помогли, а я не спросил даже вашего имени? — сказал он вдруг, обратившись к черту.

Тот снисходительно улыбнулся и не без смущения ответил неясным бормотаньем, внятно прибавив:

— Маклер…

— А я художник Виталин, Федор Павлович!

— Очень приятно! — сказал черт и прибавил: — ваша очередь держать банк!

Виталин робко взял в руки карты.

— Сколько в банке? — спросили сидящие за столом. Виталин не понял, но черт выдвинул на середину стола его деньги и сказал:

— Восемнадцать рублей!

И произошло событие, о котором потом целую неделю говорили в клубе, как о чуде. Виталин бил все карты.

Из восемнадцати образовалось сорок один рубль, потом восемьдесят два, потом сто шестьдесят четыре, а там стали ставить деньги на все табло, на «шваль», в «круг», на «крылья»— и Виталин бил, бил и бил и только успевал загребать деньги и сдавать карты.

Перед ним была груда: золотые монеты, тяжелые серебряные рубли, бумажки… Лицо его раскраснелось, глаза горели и в возбуждении, как пьяный, он говорил без умолку.

Стол окружили сплошной стеною. Пытающие счастье подходили, оставляли все свои деньги и отходили с проклятиями.

Происходило небывалое: то он всех убивал одной козырною двойкой, то — когда у партнеров открывались по два и по три козыря и все уже ликовали — он показывал двух тузов и опять забирал все ставки.

— Федя, брось! — раздался оклик.

Виталин поднял голову и увидел у стола Кострыгина.

— С восемнадцати рублей! — крикнул он хвастливо.

— Поди, с тысячу есть?

— Больше! — с яростью ответил один из играющих.

— Больше? И того лучше! — сказал весело Кострыгин, — идем ужинать!

— Еще одну только! — смеясь произнес Виталин и взял карты.

— А потом бросьте, — шепнул ему черт, — довольно.

Виталин кивнул и снова стал метать с таким же счастьем, но его успех уже охладил игроков и игра стала мелкая по своим ставкам.

Он дометал до конца и, собрав всю кучу денег в салфетку, встал из за стола.

Завистливый шепот раздался со всех сторон.

Кострыгин подхватил Виталина под руку и повлек в буфетную.

— Там сосчитаем! Идем! — говорил он и в его голосе слышались лесть и зависть.

Виталин громко смеялся и повторял:

— С рубля! С последнего рубля! Благодаря вот им… Он оглянулся, но черт уже исчез, весело думая: «шабаш! Теперь не сорвется»…

— Вот сюда! Давай считать! — суетливо заговорил Кострыгин, усаживая приятеля к столу и стараясь взять от него салфетку, но Виталин удержал ее у себя и бережно развернул на столе.

— Ну, давай!

Они стали считать деньги, сперва сортируя их.

Виталин дрожащими руками стал считать бумажки — сперва сотенные, потом пятидесятирублевые, двадцатипятирублевые и — наконец, трехрублевые, а Кострыгин звенел золотом, быстро и ловко отсчитывая по сто рублей и раскладывая по кучкам.

— Ну, у тебя сколько вышло? — спросил он, оканчивая счет и незаметно опуская в жилетный карман несколько монет.

— Две тысячи триста семьдесят один рубль!

— А у меня семьсот сорок, да еще серебро! Они сочли серебро.

— Девяносто два рубля! Итого — три тысячи двести три рубля! — быстро сосчитал Кострыгин.

— Это с восемнадцати рублей! С рубля! — воскликнул Виталин, жадно собирая деньги и рассовывая их по карманам.

— Я на вас ужасно проигрался. Дайте с выигрыша хоть пятнадцать рублей! — услышал он просительный голос и поднял голову.

Вокруг стола стояло несколько человек с заискивающими улыбками на лицах.

— Дай им! — сказал Кострыгин, подмигивая рыжему толстому еврею.

— С удовольствием! Вам сколько?

— Пятнадцать рублей!

— И мне, пожалуйста!

— И мне!

К нему протянулось несколько рук. Он брал золотые монеты и раздавал торопливо и радостно.

— Попрошу тридцать рублей… до завтра, — хрипло произнес сухой, как щепка, отставной корнет в выцветшей синей куртке.

— Ну, и довольно! — властно произнес Кострыгин, — человек, шампанского и счет!..

Трое лакеев, почтительно согнувшись, стояли в ожидании и теперь быстро метнулись исполнить приказание.

Кострыгин положил пухлую руку на локоть Виталина и дружеским тоном проговорил:

— Тебе, Федя, как говорится пофартунило. А почему? Потому что я тебя сюда привез! Ведь правда? Сам бы не поехал?

— Да я и не знал, — смеясь ответил Виталин.

— Совершенно верно! Так ты, Федя, мне помоги, дружок. Одолжи три сотни… на недельку!

— Сделай милость! — поспешно ответил Виталин и отсчитал ему триста рублей.

Три тысячи рублей! Он никогда не имел сразу более двухсот рублей и теперь эта сумма казалась ему миллионом.

— Вот друг! — с чувством произнес Кострыгин, небрежно опуская в карман деньги. — А теперь выпьем и домой!

— Домой! Домой! — оживленно повторил Виталин и его охватило нетерпение поскорее увидеть жену и поразить ее и рассказом, и деньгами.

— Да, я домой! Ты уж один! — повторил он, наскоро выпивая стакан вина, и вскочил с места.

— Стой! А твой адрес? Завтра будешь?

Но Виталин уже торопливо шел к выходу.

Кострыгин добродушно махнул рукой, сел поудобнее и стал медленно пить вино.

— Кто это? — спросил его шепотом юркий брюнет, садясь за столик.

Кострыгин усмехнулся.

— Пижон! В первый раз! Совсем с ума сошел. Художник Виталин.

— Тс… — сказал подходя к столу толстый армянин, — все равно все деньги назад принесет.

— Ну, это как! — серьезно ответил брюнет, — везло ему непостижимо. Насквозь!

Подле столика образовалась группа и все расспрашивали Кострыгина о его приятеле.

— Ты его притащи сюда! — заключил беседу высокий брюнет с физиономией бандита.

— Сам вернется! — смеясь ответил Кострыгин и встал от стола.

— Да, и везло! — задумчиво проговорил брюнет и, сосчитав свои деньги, снова направился в игорную залу.

VIII

Гони не жалея! — говорил Виталин извощику и мчался по пустым улицам в глухую улицу Петербургской стороны, радостно думая, как обрадует свою Наташу.

Три, четыре часа тому назад он был полон отчаянья с последним рублем, а теперь — богач!

— Гони, братец! — повторял он извощику, подъезжая к Ружейной улице.

Извощик свернул с Каменноостровского проспекта; потянулись заборы, за которыми торчали опушенные снегом деревья, темные домики с закрытыми ставнями.

Виталин перегнулся в санях.

— Направо! У фонаря! Стой! — закричал он, выскочив из саней, и, сунув извощику два целковых, вошел в калитку.

Сердце его колотилось от волнения; он шел по темным сеням, ощупывая свои карманы, полные денег.

— Отвори! Это я! — крикнул он, когда на его стук послышался опрос заспавшейся кухарки.

Дверь обитая рогожей с шуршанием открылась. Виталин вошел в тесную кухню, слабо освещенную лампадкой; кухарка скрылась за пестрой занавеской.

— Это ты? — послышался тревожный оклик жены.

— Я, Наташа! — громко ответил Виталин, сбрасывая галоши. Потом, вбежав в первую темную комнату, он быстро сбросил пальто и шапку и вошел в спальную.

Узкая маленькая комната была занята столом, стулом и двумя кроватями.

В маленькой кроватке у стены спал четырехлетний сын Виталиных, на другой — проснувшаяся Наталья Семеновна, приподнявшись с подушек, зажигала свечу.

— Где ты был так долго? Я жда… — начала она, но он тотчас перебил ее восклицанием:

— Мы спасены! Мы разбогатели! Понимаешь, богачи! — и нагнувшись порывисто обнял ее.

Она испуганно освободилась из его объятий:

— Что случилось? Скажи толком!

— Мы богаты! Смотри! — и он стал торопливо освобождать свои карманы, выбрасывая деньги на одеяло.

Сотенные, по пятьдесят рублей, по двадцать пять, трехрублевые и целый дождь золотых монет.

— Вот смотри! Еще! Еще! Тысячи! — говорил задыхаясь Виталин, а жена его словно окаменела. Рубашка спустилась и обнажила плечо и грудь, распущенные волосы свисли на лицо, одна рука лежала на подушке, а другая на одеяле и теперь скрылась, засыпанная золотыми монетами.

Наконец, она очнулась, отбросила сбившиеся волосы, оправила рубашку, потрогала рукою деньги и тихо спросила:

— Откуда?

— Ах, это прямо сказка! — ответил он, взмахнув руками.

— Папа! — раздался голос из кроватки.

— Проснулся, Сашурка! — Виталин взял несколько монет и бросил их в постель сына: — играй! У папы много их. — Он встал, поцеловал сына и снова сел на кровать.

— Откуда же? — повторила жена, пересыпая из руки в руку золотые монеты.

— Говорю, сказка! Выиграл!! — Он сбросил пиджак, жилетку и сапоги и стал рассказывать по порядку историю вечера от встречи с старым товарищем.

Ей казалось, что она слушает сказку. Она видела карточную игру, у них собирались приятели мужа и играли в стуколку. Проигрывали и выигрывали по восьми, по десяти рублей, но чтобы можно было выиграть столько, она и не думала и теперь с недоверием взглянула на мужа.

— Неужели это правда, Федя? — спросила она и голос ее дрожал от радости и страха.

Он засмеялся.

— Что же, я украл их что ли? Ах, глупая! Подожди, я еще и еще выиграю!

— Сколько же тут? — и голос ее понизился до шепота.

— Тысячи три! Было три, да я раздал. На нас хватит! — ответил он и, нервно рассмеявшись, снова обнял жену.

Она приникла к его плечу и замерла. Через минуту они очнулись.

— Спрячь деньги-то, — деловым тоном сказал он, — пока хоть под подушку!

Она торопливо стала собирать золото и бумажки и совать их под подушку.

— Еще рассыплятся, — подумала она вслух и, сдернув со стены полотенце, переложила деньги в него, завязала узлом и сунула узел за подушку у стенки.

Виталин разделся, лег подле жены, погасил свечу и сказал:

— Ну, спать теперь!

Но спать они не могли. Нервы были слишком напряжены, ум возбужден — и они, лежа друг подле друга, стали распределять эти деньги.

— Завтра уж ты сама сходи к приставу и заплати эти поганые 80 рублей, — сказал он.

— Понятно, прежде всего! Вот удивится-то! — и она засмеялась.

— За квартиру и в лавочку; Лизавете тоже…

— Всем, всем!..

— А потом, знаешь что я решил, Наташа? — он повернулся к ней: — бросим эту дыру, найдем хорошенькую квартирку, обставим ее и я тогда примусь за картину. Знаешь, за ту!.. Сон!.. Теперь это можно. Одну тысячу истратим, на другую — проживем месяцев шесть, а там и — картина! А?