— Поговорим без лирики. На месте дочери я спешить бы не стал. Но раз уж она упёрлась, да и жена «за»… Пусть. Я тоже против вас ничего не имею.
Михаил признательно склонил голову.
— Вам тридцать лет. Женаты не были?
— Нет, Сергей Антонович. Не скрою, женщины у меня имелись.
— Ещё бы не имелись, — буркнул Сергей Антонович.
По зелёному полю бегали жёлтенькие и красненькие футболисты, гоняя белый мяч, — телевизор работал без звука.
— Меня… э-э… дорогой Михаил, всякие ваши с Кирой душевные переживания не интересуют. Любовь — это надстройка, которая зависит от базиса. За свою жизнь я убедился: есть базис — есть любовь. Как говорят философы-материалисты, материя первична. Поэтому обсудим базис, так сказать, в широком смысле…
— Сергей Антонович, — с достоинством перебил будущий зять. — Меня Кирин материальный базис ни грамма не интересует. Своего хватает. Никаких выгод я не ищу. Я даже свадьбу могу финансировать.
— Э-э-э! — Сергей Антонович похлопал его по колену и перешёл на «ты». — Не горячись. Я знаю, человек ты обеспеченный. Но я свою дочку хочу видеть королевой. Понимаешь? И свадьбу сделаю, и подарок отвалю дай бог, и всё такое прочее. Но дело в другом.
Он вдруг заметил, что у Михаила одно ухо зелёное. Чепуха: от телевизора, конечно. Но Сергею Антоновичу захотелось, чтобы оно действительно оказалось зелёным — тогда в будущем зяте был бы хоть один недостаток.
— Кира учится. Как ты это дело мыслишь?
— Переведётся.
— Ни-ни. Срываться, ехать в провинцию, да ещё к чёрту на кулички. Ни-ни.
— А что вы предлагаете?
— Менять твою квартиру и переезжать сюда.
— Ни-ни, — сказал Михаил.
На это «ни-ни» Сергей Антонович хотел обидеться: будущий зять его передразнил. Смелый парень. В конце концов, таким и должен быть Кирин муж.
— Поймите меня, — зазвенел на умоляющей нотке голос Михаила, сразу нейтрализуя допущенную вольность, — там я старший геолог, фигура, все меня знают… А приеду сюда? Кто я? Новенький геолог из провинции?
— Да, резон есть, — согласился Кирин отец. И стал поглаживать телефон, как дремавшую кошку. — А командировки к нам бывают часто?
— Каждую зиму месяца на полтора.
— А если жить на два дома? — предложил Сергей Антонович. — Твои командировки, отпуск, её каникулы… Смотришь, полгода набежит. Трудновато, но можно, а? Пока не кончила факультета, а?
— Это мысль, — согласился Михаил.
— Только вот квартира у нас плохонькая. Двухкомнатная, малогабаритка. В одной комнате чихнёшь — во второй свет мигает. Менять бы надо, да вариантов нет.
— Тут я могу помочь, — предложил жених.
— Каким образом?
— У меня приятель в горжилуправлении.
Теперь ухо сделалось розовым — по телевизору показывали закат. Но второе ухо, закрытое от экрана головой, потому что он сидел боком, тоже порозовело. У него горели уши. Сергей Антонович подумал, что жених всё-таки стесняется.
— Приятель поможет… обменять?
— Проще. Вы сдадите квартиру государству, а он вам сделает другую. Не бесплатно, разумеется.
— Само собой. Миша, это было бы неплохо. — Сергей Антонович поставил телефон на торшерный столик и заметно подобрал своё раздобревшее тело. — Если сделаешь, дорогой будущий зятёк, то в качестве свадебного подарка получишь мою «Жигулю»… э-э, моё «Жигуле»… В общем, машину получишь.
Михаил иронично улыбнулся, поигрывая тонкими губами.
— Спасибо, Сергей Антонович, но нам не нужно.
Он так и сказал — «нам».
— Почему же?
— У меня в Хабаровске стоит на приколе белая «Волга».
Сергей Антонович растерянно замолчал. Кашлянув, он погладил лысину и бодро-почтительным голосом, которым обычно разговаривал с ревизорами, предложил:
— А не раздавить ли нам бутылочку коньячка, а? Этак, звёздочек на пять, а?
Михаил вежливо кивнул. Теперь его уши пунцовели.
Весь день лил какой-то слоистый дождь. То его косые стены занавешивали белый свет, а то он вроде бы иссякал, и тогда на ватном небе проявлялся мутный кружок солнца. Но уже через полчаса догоняющие друг друга полосы опять обрушивались на город. Люди на улицах передвигались короткими перебежками. По асфальту неслись тёплые пузырчатые потоки, вымывая спички и окурки. В квартирах горел свет.
Лидия Владимировна затянула потуже белый пушистый халат и подошла к двери, — звонили нетерпеливо, некультурно.
— A-а, это вы, Мишенька?! — обрадовалась она. — А Кирочка на лекциях.
Он снял ворсистую кепку, торопливо поцеловал ей руку и остался у порога, тяжело дыша.
— Раздевайтесь.
— Сергей Антонович дома?
— Да, приболел немного. Что-нибудь случилось?
— Случилось, — улыбнулся он и, не снимая широкого импортного плаща, направился в большую комнату, где Сергей Антонович гладил на диване сиамскую кошку.
— Здравствуйте, — скороговоркой начал Михаил, — у вас деньги при себе есть?
— Сколько тебе? — удивлённо спросил Кирин отец.
— Тысячу рублей. Лучше — полторы.
Сергей Антонович оттолкнул кошку и глянул на жену — та растерянно опустилась в кресло. Михаил стоял посреди комнаты, и вода капала с плаща на ковёр ручной работы. Он вытащил платок, вытер блестевшее лицо и сообщил:
— Приятель сделал квартиру.
— А-а, — понял Сергей Антонович. — Но ведь надо… посмотреть?
— Он просил решить вопрос сегодня же, — чуть повелительно заговорил жених и достал ключи: — Вот, можем смотреть квартиру.
— Другой разговор. — Сергей Антонович вскочил с дивана, улыбаясь по-родственному. — Сейчас поедем?
— Конечно, Виктор должен сегодня же представить списки в исполком.
— Собирайся, душечка, — приказал жене Сергей Антонович.
— Но я не одета.
— Набрось плащ, поедем в «Жигулях».
Капли плющились о ветровое стекло. По нему бежала водяная плёнка, окривляя дома и светофоры. Сергей Антонович ехал медленно, дёргая машину на перекрёстках.
— А вы человек дела, — обернулся он к будущему зятю.
— Такое время, Сергей Антонович. Вот к этому дому.
— Ого, в центре.
Они вышли под дождь и побежали в парадную. На третьем этаже Михаил достал ключи, открыл дверь, впустил их в квартиру и объяснил:
— Тут жил профессор. Уехал в Новосибирск, в Академгородок.
Супруги принялись осматривать пустое помещение. Длинный, хоть катайся на велосипеде, коридор. Три комнаты, метров по двадцать — тридцать каждая. Кухня, из которой можно было бы наделать пять малогабаритных квартир. Ванна, как у американской кинозвезды, — лошадь купай. Четырёхметровые потолки с лепными украшениями…
— У меня ведь прав на дополнительную жилплощадь нет, — сказал Сергей Антонович пересохшим голосом.
Михаил только усмехнулся.
Лидия Владимировна погладила изразцы над камином и вздохнула:
— Какие у людей квартиры…
— Завтра эта квартира станет вашей.
Она посмотрела на будущего зятя, как на волшебника.
— Так, — деловито сказал Сергей Антонович, — что от меня конкретно требуется?
— Сообщить мне ваши данные и рассчитаться с Виктором. А справки соберёте завтра.
— Едемте в сберкассу. По дороге всё запишете.
Машина отъехала два квартала, когда дождь неожиданно перестал. И сразу ударило жаркое солнце. Задымились крыши и асфальт. Казалось, что погода радуется вместе с ними.
— Дайте полторы, — посоветовал Сергей Антонович. — Таких приятелей надо ценить.
Он остановил машину и трусцой побежал в сберкассу. Вернулся быстро, не дав Лидии Владимировне помечтать вслух о привалившем счастье.
Спрятав пачку денег, Михаил приказал:
— Подбросьте меня к горжилуправлению. — И вдруг весело крикнул: — Кира будет в восторге от новой квартиры! Не спорьте!
Встретиться договорились у главного здания университета, под часами. Михаил ждал уже минут двадцать, определяя от нечего делать принадлежность студентов к факультету. Всех бородатых относил к физикам. Симпатичные девушки были, разумеется, с филологического, а полные — биологини. Ребят в очках зачислял в философы. Юристы сами заявляли о себе — они прошли гулкой толпой, споря о составе преступления. Высокий мальчик с волосами до плеч наскакивал на такую же высокую девочку с такими же волосами до плеч и с удовольствием повторял: «Где тут субъективная сторона преступления? Ну, где тут субъективная сторона?» Михаил улыбнулся: и эти мальчики-девочки, которые шли кушать мамины обеды, скоро будут разбираться в человеческих страстях и решать судьбы людей?
Кира появилась неожиданно, отколовшись от самой шумливой группки. Она на секунду к нему прижалась и, чуть не обжигая пылавшим лицом, выпалила:
— Девочки из нашей группы хотят с тобой познакомиться!
Видимо, они только что его обсуждали.
— Я не киноартист, — буркнул он и повёл её от здания.
— Ну почему, Миша? — Она капризно выпятила губы и стала похожа на мать, когда та пьёт из прозрачной фарфоровой чашечки кофе.
— Потому что я не космонавт! — отрезал Михаил.
— Ты геолог, много путешествовал, знаешь Дальний Восток…
Он вдруг схватил её за руку, сорвал с места и повлёк в подворотню. Кира чуть не падала, еле успевая переставлять ноги. Свернув в тихий угол двора, за бачки с мусором, Михаил остановился и страшно сказал ей в самое лицо:
— Я не геолог. Я взяточник!
— Как… взяточник?
— Так! Ты разве не знаешь, что мы с твоим папашей дали за квартиру взятку?
— Отец сказал… ты через знакомого…
— «Через знакомого», — зло передразнил он. — Конечно, через знакомого, но за деньги. Твой отец дал мне полторы тысячи, а я знакомому. Всё папаша! Дай, говорит, побольше, таких друзей надо ценить. Старый, опытный, а не мог остановить…
Кира смотрела на Михаила, ничего не понимая. Она впервые видела такую злость на его вежливом и всегда предупредительном лице.
— Пропали деньги? — наконец предположила она.
— Чёрт с ними, деньгами… Хуже! Когда я их передавал, нас подслушали. Виктор уже арестован.
— Ой! — вырвалось у Киры.
— Это какая статья? — мрачно спросил он.
— Сто семьдесят четвёртая. От трёх до восьми…
Он отвернулся. Она прижала сумку к груди и смотрела на него тихо, не мигая. Лицо стало простым и трогательно открытым, словно исчезла с юной кожи ненужная ей помада и пропала та микроскопическая плёнка спеси, которая появляется у недалёких людей от благополучия, сытости, успехов или просто от силы и здоровья.
— А папа… как?
— А папа — соучастник, — злорадно ответил он.
— Миша… что же делать?
Её глаза уже начали стекленеть слезами.
— Ну ладно, — попытался успокоить он. — Если Витька заложит, то уж я-то буду молчать. Отца не выдам.
— Тебя же посадят!
— А так посадят и отца, и дочку с факультета выпрут.
Он помолчал, о чём-то раздумывая, и деловито спросил:
— Сколько идёт следствие?
— До двух месяцев.
— Два месяца встречаться не будем. Ни звонить, ни писать. Если меня и загребут, так чтобы не вышли на вас. А потом я дам о себе знать. Понятно?
Кира кивнула. Она ещё никак не могла взять в толк, что случилась беда, что жених исчезает и свадьба отменяется. А что сказать в группе, где все девчонки ей завидовали и напрашивались на свадьбу, — она выходила замуж первая? Кира ещё надеялась на какую-то ошибку, розыгрыш или, в конце концов, на кошмарный сон, от которого можно избавиться, проснувшись. Она оглядела Михаила с ног до головы и только теперь увидела, что он без букета — впервые пришёл на свидание без цветов. Она заплакала.
