Тут вмешался Кормилец Узников:
— Поосторожнее, дитя мое. Можешь ненароком обидеть наших гостей.
— Какие могут быть обиды? — буркнула Корт и сама же удивилась просквозившему в голосе раздражению. Повернувшись к Первой Дани, она добавила: — Твой родитель мудр, но он переоценивает нашу чувствительность. Нет ничего постыдного в искренности. Наоборот, ты заслуживешь похвалы. Такая умная девочка, задаешь вопросы из тех, которые у нас считаются великими и вечными.
— Спасибо, — сказала Первая Дань. — Но я не такая умная. И вопрос этот слышала много раз.
— Как и я. А чего еще ты боишься, Первая Дань?
— Смерти, — ответил ребенок.
Тут Вальсик показала, что умеет улыбаться и не выглядеть при этом свирепым зверем. Она заметила с искренней теплотой:
— Ну, ее-то все боятся.
— И что, если знаешь об этом, уже не должно быть так страшно? Но я все равно боюсь смерти. С самого раннего детства, с того дня, когда поняла, что она собой представляет.
— Тоже ничего странного, — сказала Корт. — Наверное, через это проходят все разумные существа.
— Но не все разумные существа — дети вымирающего народа. Порой я смотрю на звезды и напоминаю себе, что когда-то мы были неисчислимы. А потом опускаю взгляд на город и думаю: сейчас с каждым днем нас все меньше. Боязно размышлять о том, что вскоре после моей смерти не станет и целого мира, но еще хуже делается при мысли, что мой конец будет лишь мельчайшей частицей итога всему, что называется цивилизацией зиннов.
Помедлив немного, девочка произнесла:
— Можно мне ответить по-другому? Наверное, я даже не смерти так страшусь, как исчезновения.
На этот раз пауза вышла и вовсе гнетущей. Андреа взглянула на родителя, Кормильца Узников: вот сейчас, наверное, придет к своей бесценной фотир на выручку. Но хотя взрослый зинн сидел, наклонив серповидную голову, что, как уже знала советник, считалось позой внимания, он ничего не говорил и не делал, лишь хранил каменную бесстрастность на лице.
Как всегда, невозможно понять, что происходит. По крайней мере, нечеловеческая мимика, неведомый язык тела разгадке не поддавались.
Разве что атмосфера беседы вызывала кое-какие знакомые ощущения.
Вряд ли советник смогла бы объяснить, откуда вдруг взялась догадка. Ведь Андреа абсолютно не представляла себе, какую роль в семейных отношениях зиннов играет любовь.
Но сейчас она чувствовала: происходит нечто из ряда вон выходящее.
«А ведь он не любит дочку!»
Своим будущим тюремщикам Фарр сообщил, что предпочитает теплую погоду, а холод ненавидит. Не терпит сильного дождя и докучливой живности. Любит свежие фрукты и пение птиц, а легкий ветерок на взморье ему куда больше по нраву, чем спертый воздух кутузки.
Без малейших пререканий зинны соорудили островок недалеко от побережья давно обезлюдевшего материка, установили там ультразвуковые отпугиватели насекомых и погодные станции для поддержания удобных для узника параметров, таких как температура, количество выпадающих осадков и скорость ветра. Взращенные биоинженерами деревья ломились от плодов, предназначенных специально для вкусовых бугорков Фарра. По всему острову расселились ярко расцвеченные крылатые существа, не птицы, но их местные аналоги, перекликавшиеся звонкими трелями. Вся эта благодать дополнялась удобнейшим пляжем с тончайшим, как детская присыпка, песочком цвета слоновой кости, а океанская вода была тепла, точно в ванной.
Правда, уточнил Кормилец Узников, от этого пляжа на несколько километров простиралась отмель, — остров превратится в темное пятнышко на горизонте, прежде чем вода накроет Фарра с головой.
— Разумеется, мы учитываем, что подобные индивидуумы склонны к наивным или бездумным поступкам: например, уплыть за пределы безопасной зоны. Но вы можете быть уверены: каждая секунда пребывания мистера Фара на острове пройдет под нашим бдительным надзором. Заключенный не причинит себе вреда, даже если захочет это сделать.
— А вот это уже лишнее, — пробормотала Андреа.
Фраза ни для чьих ушей не предназначалась, но голова Кормильца Узников повернулась на дисковидном основании.
— Что вы имеете в виду?
Посол Вальсик в который уже раз закатила глаза.
— Не обращайте внимания. Советник неудачно попыталась пошутить.
— Я не понял, — проговорил Кормилец Узников. — А ведь мне вскоре придется иметь дело с этим человеком на регулярной основе. Пожалуйста, попробуйте объяснить. Обещаю не обижаться на иронию.
В глазах посла ясно читалось: «Не вздумай соглашаться!», но Андреа уже закусила удила.
— Скажем так: радоваться новообретенному благополучию Фарра — задача для нас не из легких.
— Все равно не понимаю. Неужели вы желаете ему зла?
Тут вмешалась посол Вальсик:
— Уважаемый господин, это очень сложный вопрос. Хотя советник Корт не может не понимать, что ваш долг — обеспечить содержание заключенного, она допускает со свойственным ей сарказмом, что его смерть при экстремальных обстоятельствах не станет трагической потерей для человечества.
— А вы разделяете эту точку зрения?
— Для большинства людей возмутительна сама мысль о том, чтобы такого злостного преступника, как Фарр, содержать в условиях, в которых совсем не прочь пожить любой из нас. Тюрьма должна быть в определенном смысле суровым наказанием, вот какую точку зрения я разделяю.
Кормилец Узников перевел взгляд на Андреа:
— Вы тоже так считаете? При том, что сами подвергались тюремному заключению?
Спецздание дипкорпуса, в котором Андреа провела почти все свое отрочество, почти никакими признаками тюрьмы не обладало, но произвол надзирателей сводил разницу на нет. Однако советник не видела смысла объяснять это сейчас.
— Да, уважаемый господин, я сидела в тюрьме. Моим сторожам не надо было проявлять жестокость, но и в излишней гуманности их никто не упрекнет. Не скажу, что пребывание там было для меня сплошным удовольствием.
— Интересно. Мы исходим из разных позиций. — Кормилец Узников указал на едва заметную в зарослях тропку, ведущую в глубь острова. — Мы продолжим обсуждение по пути к дому.
Четверка двинулась по тропе. Возглавлял шествие Кормилец Узников, за ним, стараясь не отставать, шагали Корт, Вальсик и Первая Дань. Преодолевая некрутой подъем к хижине, венчавшей середину острова, они миновали множество цветников — все как один ухоженные, они казались оазисами пышной пестроты в однообразии дикой растительности. Повсюду вокруг сочились сладкие ароматы, стремясь заглушить пряный запах близкого моря. И со всех сторон доносились серенады птиц, вернее — существ, очень на птиц похожих.
