Еще одну
детскую мечту исполнил
волшебный свет исходящий из Геклы.
Счастливого острова,
Где все мужчины равны,
Но не вульгарны — еще нет.
Однажды вечером по Бристоль-стрит
гуляя вволю,
(толпа на тротуаре шевелилась,
словно пшеница в поле),
я к пристани спустился,
там пел влюбленный
под аркой железнодорожной:
«Любовь бессмертна и бездонна.
Я буду любить тебя, я буду любить тебя,
пока Китай и Африка не столкнутся,
пока река не перепрыгнет через гору,
пока лососи не запоют на блюдце.
Я буду любить тебя, пока океан
не повесят, развернув, сушиться,
пока немые звезды не заорут,
как пациенты психбольницы.
Годы бегут, как кролики,
Но в сердце моем зацвели
Цветы
Первой в мире любви».
Но все часы в городе
Стали трещать и звонить:
«Время тебя обманет,
ты не сможешь его победить.
В темных пещерах подсознания,
где Правосудие обнажено,
время наблюдает из тени
как ты целуешься перед сном.
В мигрени и в беспокойстве
жизнь проходит бесцельно,
но время предполагает, что будет
завтра или мгновенно.
Огромные зеленые долины
накроет снежная попона;
время меняет зажигательные танцы
и горбатит любителя поклона.
Погрузи руки в воду,
погрузи весь скелет,
смотри внимательно в реку
и удивись, что там тебя нет.
Ледник громыхает в буфете,
в кровати вздыхает пустыня,
сквозь трещину в чашке проходит
связь мертвых с живыми.
Там нищие выигрывают в лотерею,
Джека очаровывает Великан,
Лили охмуряет белого горлопана
и Джил падает на диван.
Смотри внимательно в зеркало,
наблюдай свое разрушение;
ты не в силах благословить,
но жизнь и есть благословение.
.
Слезы текут из глаз
Как будто насыпали перца;
ты полюбишь свою сгорбленную фигуру
с горбатым сердцем».
Это случилось поздним вечером,
влюбленные давно ушли;
часы прекратили свою какофонию,
а река продолжала течь по телу земли.
Пусть, как умеренно-ясная погода,
радость раскрасила берег твоей души
в радужный цвет, шторм тебя изменил:
не позабыть уже больше
ни, разрушающую чаяния, тьму,
ни ураган, пророчивший погибель.
Тебе придется с этим знаньем жить.
Дороги нет назад, вокруг — иные,
из-за отсутствия луны ты их не чуешь,
они, однако, рядом
существа без имени, числа и рода:
и они тебя не любят.
Что ты им сделал?
Ничего? Но это не ответ:
Поверь, тебе придется ответить на вопрос? —
Что сделал, ведь сделал же ты что-что;
чтоб вызвать смех, травить им будешь анекдоты,
ты жаждать будешь их расположения и дружбы.
Не будет никакого мира.
Тогда, сопротивляйся, так храбро, как способен,
но каждая неблагородная уловка, ты знаешь,
на совести, как грязное пятно:
хотя сегодня это не причина,
для тех, кто ненавидит ненависти ради.
Голову мне положи
на нетвердое плечо;
время жрет, как винегрет
детский ум и красоту,
эфемерность детворы
объясняет смерть, как басню:
но, пока далек рассвет,
спи порочное дитя,
нет другого для меня
существа прекрасней.
Безграничны плоть и дух:
Пара нежная лежит
Как вареная морковь
Без сознания почти,
Им Венера за оргазм
Преподносит, как богиня
В дар надежду и любовь;
А тем временем монах
Ловит чувственный экстаз,
помолившись на латыни.
Верность, преданность, едва
Полночь минет, пропадут,
Словно колокол гудя.
Тут же толпы дураков
Выть начнут, как злые псы:
Ты заплатишь каждый грош,
Карты правду говорят,
только этой ночи пыл,
шепот, взгляды, поцелуй
в память врежутся, как нож.
Полночь, меркнет красота:
Пусть предутренний сквозняк
Мягко кудри шевелит,
Долгожданный день грядет,
Чтоб жестокий, скучный мир
Глаз приемлемым признал;
Дней засушливых кредит
Для невольных взят хлопот,
Пусть нахлынет вместо зла
Человечьих чувств накал.
Ты когда-нибудь слышал о кокаиновой Лили?
Она жила в Кокаинсити на кокаиновой горке земли,
ее кокаиновая собака и кокаиновый кот,
дрались с кокаиновой крысой всю ночь напролет.
Ее кокаиновые волосы развевались, как кокаиновый флаг.
Она носила кокаиновое платье красное, как мак:
шляпу кокаиниста, костюм для скачки в санях,
кокаиновую розу, к пальто приколотую на днях.
Большие золотые колесницы на Млечном пути,
Серебряные змеи, слоны, куропатки, снегири.
О кокаиновый блюз, они печалят меня,
под кокаиновый блюз плывет из-под ног земля.
Однажды холодной ночью Лили вышла гулять в метель,
нюхая воздух испуганно, дышала, как загнанный зверь.
Там были наркотическая легкость и пьяный бред,
на кокаиновой дорожке оставался кокаиновый след.
Там Мак с лицом ребенка и Морфий, предъявляющий счет,
поднявшись по снежной лестнице, веселили народ.
Стремянка в небо была метра два в высоту,
огромные сани скользили в черную пустоту.
По утру в половине четвертого без ощущенья вины
они, как Рождественская елка, были освещены;
как только Лили возвратилась домой и упала в кровать,
она засопела быстро и перестала дышать.
Сняли с нее изношенное кокаиновое пальто:
оно износилось, как шляпа с розой цвета бордо;
На ее надгробном камне ты читал не один:
она умерла, поскольку нюхала кокаин.
Закон, убеждены садовники,
это солнце. Закон один.
Солнечный круг для садовников господин,
как для рядовых полковники.
Закон есть мудрость старости,
дед-импотент визжит от ярости.
Закон — суть чувства молодых,
показывает правнук свой язык.
Закон, поп проповедует смиренно,
менталитет меняя прихожан,
слова в моем писании священном,
а также кафедра моя и храм.
Судья, взглянув не дальше носа,
чеканит фразы без препон:
Закон известен испокон.
Закон дымит, как папироса,
но я добавлю макарон —
Закон есть все-таки Закон.
Юристы пишут, в рот воды набрав,
Закон не ошибается, не прав,
он преступления карает ловко,
орудуя статьей или винтовкой.
Закон — одежда, которую весь век
любой беспечно носит человек.
Закон, как дружба ежедневно на словах.
Одни кричат: закон — наша судьба,
другие, что березы и изба.
За третьими четвертые шипят:
Закона нет который год подряд.
И всегда сердитая толпа,
вечно оставаясь на бобах,
голосит: Закон бесспорно — мы,
и глупей меня чудак с Луны.
Если мы знаем о Законе не больше,
чем другие, живущие дольше,
то мне известно не больше тебя,
что нам следует делать шутя,
исключая тех, кто беспробудно
несчастлив или спит, как Будда,
Закон в натуре существует,
об этом каждый знает всуе,
считаю делом глупым, гиблым
с Законом сравнивать что-либо.
В отличие от многих из людей,
нет у меня других идей,
которые способны придержать
обычное желание гадать
и низвести свой личный опыт
до равнодушия зевоты,
хотя, сужая рубежи
тщеславья вашего и лжи,
и Богом данную мне робость,
меня переполняет скромность,
отличный выход мы найдем:
любовь похожа на Закон.
Подобно любви, откуда Закон нам неизвестно.
Закон не терпит принужденья, как невеста.
Как от Закона, так и от любви мы часто плачем.
Закон, как и любовь, для нас немного значит.
Пусть Время безмолвствует, но я тебе доложу,
Время в курсе цены, которую нам платить.
Если б я мог рассказать, чем дорожу.
Заплачем ли после драки, надев паранджу,
Или споткнемся, когда музыканты начнут пилить?
Время ничего не расскажет, но я расскажу.
Даже нет смысла долдонить понятное и ежу,
ибо люблю тебя больше, чем смогу объяснить.
Если б я мог рассказать, чем дорожу.
Ветры дуют оттуда, где возникают, куда ухожу.
По какой причине листве предназначено гнить?
Время ничего не расскажет, но я расскажу.
Розы мечтают вырасти — предположу,
Чтобы заметить это — нечего говорить.
Если б я мог рассказать, чем дорожу.
Возможно, все храбрецы испугаются, — не осужу,
И все солдаты дезертируют из-за желания быть.
Скажет ли время то, что я расскажу?
Если б я мог рассказать, чем дорожу.
Моя любовь, как красный цветок,
как для слепого концерт.
Спереди, как отбивной кусок,
зад, как тяжелый конверт.
Волосы гладкие, словно льстец,
брови ее как трясина.
Взгляд ее, словно отару овец
замечал сквозь туман мужчина.
Словно автобус огромный рот,
нос, как ирландская джига.
Подбородок ее как из чашки компот,
выпитый мигом.
Ее божественные формы и впадины,
как карта Соединенных Штатов.
Ноги ее, как Фольксвагены
без номерных знаков.
Не найти среди нас героя в мундире,
покорителя крыш, высот.
Настоящая любовь тонет, как лодка в пучине,
как вязаный детский носок.
Все в прошлом. Расширение языка,
путешествие в Китай по торговым тропам;
распространение системы счета и комлех;
в прошлом расчет времени по движению тени от солнца.
В прошлом оценка риска для жизни по картам,
Предсказание по движению воды, изобретение
Колеса и часов, приручение лошади.
В далеком прошлом беспокойная жизнь навигаторов.
В прошлом остались феи и гиганты,
крепость, словно застывший орел, уставившийся на долину,
в лесу построенная часовня.
В прошлом вырезание ангелов и тревожных горгулей.
В прошлом суд над еретиками среди каменных колонн,
теологические споры в тавернах
и чудесное исцеление в фонтане;
в прошлом шабаш ведьм; но сегодня борьба.
В прошлом установка динамо и турбин,
строительство железных дорог в колониальной пустыне,
классическая лекция на происхождение человечества.
Но сегодня борьба.
В прошлом вера в абсолютную ценность Греции,
Падение занавеса на смерть героя;
горячая молитва на вечерней заре
и обожание сумасшедшего. Но сегодня борьба.
Так шепчет поэт, застывший среди сосен, или
там, где свободный водопад шумит монотонно, или
глядя со скалы подобно наклонившейся башне:
'О мое зрение. Пошли мне удачу первооткрывателя.'
И, исследовав своими инструментами
равно бесчеловечные области будь то зрелая бацилла
либо огромный Юпитер, воскликнул:
«Но я ничего не знаю о жизни моих друзей.»
Так бедняки в полутемных жилищах шуршат вечерней газетой:
«Наш день- это наша потеря.
О, заметь нас создатель Истории,
Организатор времени — реки регенерации.»
И народы хором призовут жизнь,
которая, сформировав отдельный коллектив, нагнетает
частный ночной ужас.
«Если тебя не впитала городская губка,
подними обширные военные империи акулы и тигра,
создай мощное государство Робина. Приди.
О, спускайся как голубь или разъяренный папа,
или средний инженер, но спускайся».
И жизнь отвечает, если она отвечает вообще,
из сердца, из глаз, и из легких,
из магазинов и городских площадей:
«О, нет. Я не приду. Не сегодня. Не для тебя. Я —
человек-надежда, легко обманывающий собутыльник в баре.
Я то, что вы делаете ежедневно.
Я ваше обещание быть хорошим, ваша смешная история,
ваш деловой голос и ваш брак.
Какое ваше предложение? Строить справедливое общество?
Хорошо. Я соглашаюсь. Или это всего лишь договор самоубийства,
красивая смерть? Очень хорошо, я принимаю,
поскольку я — ваш выбор, ваше решение. Да, я — Испания.»
Многие услышали это на отдаленных полуостровах,
на сонных равнинах, на сбившихся с курса рыбачьих шхунах
или в коррумпированном сердце города,
услышали и двинулись, словно чайки или семена цветка.
Они, как банные листы, цеплялись за длинные экспрессы,
которые сквозь альпийский туннель качаются среди ночи.
Переплывали океаны; шли по горным ущельям.
Они прибыли, чтобы отдать свои жизни.
На той засушливой территории, фрагменте, отколотом от Африки
и грубо припаянном к изобретательной Европе;
на том плоскогорье, выигранном у рек, материализуются наши мысли,
угрожающие формы нашей лихорадки
точны и живы. Как опасность, которая заставила нас ответить
на предупреждение медицины. И брошюра зимних круизов
обернулась батальонами вторжения; и наши лица,
как стена института, как стена магазина, разрушение
удовлетворяет свой аппетит после команды стрелять и бомбить.
Мадрид это сердце. Наши мгновения нежности
пахнут санитарной машиной и мешком с песком;
наши часы дружбы в народной армии.
Завтра возможно будущее.
Исследование синдрома усталости и уборка мусора;
Постепенное исследование радиационного фона.
Завтра расширение сознания при помощи диеты и дыхания.
Завтра возрождение романтичной любви,
фотографирование ворон;
любая забава под своевольной тенью Свободы;
завтра театрализованное представление и концерт музыканта,
красивый рев хора под куполом;
завтра обмен мнением на размножении терьеров,
нетерпеливый выбор председателей
внезапным лесом рук. Но сегодня борьба.
Завтра для молодых поэтов, взрывающихся словно бомбы,
прогулки близ озера, недели превосходного общения;
завтра гонки на велосипеде
через предместья летними вечерами. Но сегодня борьба.
Сегодня преднамеренно увеличены шансы смерти,
сознательное принятие вины за необходимое убийство;
сегодня трата усилий
на тонкую эфемерная книжицу и скучную встречу.
Сегодня примитивные развлечения: разделенная сигарета,
карты в освещённом свечой сарае, и окопный концерт
мужских шуток; сегодня неумелое
и недостаточное объятие накануне испытания боли.
Звезды погасли. Животные закрыли глаза.
Оставим в покое прошедший день, время не оправдывает надежд,
и История побежденному может сказать Увы,
но не сможет не простить.
1937
Дамы и господа сидящие здесь —
любители выпить, покурить, поесть.
Не глядя на то, что давление скачет.
Кто сидит рядом? Смерть, не иначе.
Как блондин длинноногий с небесным взглядом,
в метро и на пляже Смерть всегда рядом.
Одиноки или женаты, молоды или стары,
вы будете танцевать под звуки ее гитары.
Смерть, словно доктор высшего класса.
В приемной торчит день и ночь биомасса.
«Вы еще дышите? Это пройдет!» —
толкает она пациента в гроб.
Смерть, как риэлтер мест за оградой
дёшево. Дорого ей и не надо.
Сделка легка и стара, словно мир,
достаточно подпись чиркнуть, где пунктир.
Смерть гениальный и мудрый учитель,
Для тупых и горбатых друг и спаситель,
с урока сбежать под названьем «Могила»
никому даже в голову не приходило.
В покер играете, в рулетку ли в казино,
мокнете под дождем или пьете вино,
Смерть наблюдает за вами, смотрит на вас,
готова нагрянуть завтра или прямо сейчас.
