Все это время человек сидел на корточках, протягивал руку к деревянному сундуку, стоящему у стены, брал пальцами немного табаку, вытаскивал из кармана папиросную бумагу, скручивал сигарету и закуривал.
Этот человек был Ибрахим, по прозванию «Акб»[8]. В умственном и физическом отношении он был едва ли не самым рядовым обитателем квартала. У него не было физических недостатков, он не страдал тупостью или слабоумием, не походил он и на «божьих людей» Его считали здесь человеком дела. Он не покидал своей скамьи ни днем, ни ночью. Однако, несмотря на это, он постоянно бывал занят и широко развернул свою деятельность. На всех улицах и дорогах Каира располагались его агенты, которые днем и ночью несли дежурство.
Читатель, наверно, решил, что я намерен сделать Ибрахима Акба главарем нищих или воров. Однако я вовсе не шучу, этот человек действительно был человеком дела — он был торговцем, занимался законными операциями: куплей и продажей…
Ибрахим Акб считался главарем «собирателей окурков». И не было среди каирских сборщиков таких, кто не подчинялся бы ему. Если же кто и не был его подчиненным, то являлся его клиентом и продавал ему собранные окурки. Подчиненные обязаны были собирать определенное количество окурков, на каждые пятьдесят штук он набавлял по миллиму[9]. Что касается тех, кто работал на свой страх и риск, то он платил им только по числу собранных окурков.
Он делил Каир на округа, округа — на районы, а районы — на отделения. Никто не мог перейти в район, отведенный для другого.
Специальные люди наблюдали по его поручению за порядком.
У Ибрахима было два больших сундука и несколько мисок. В один сундук он собирал окурки, в другой клал дешевый табак. В мисках же он сортировал окурки. Кроме того, у него был маленький сундучок, где помещались уже скрученные, готовые для продажи сигареты.
Ибрахим считался самым богатым человеком квартала аль-Мида. Его нищенский вид и поношенная одежда никого не могли обмануть. Обитатели квартала были уверены в том, что он получает от своей торговли десятки, а может быть, и сотни фунтов… Жаден он был настолько, что прятал свои деньги в пояс. Он и спал поэтому скрючившись, так как все время боялся потерять свое состояние.
Ибрахим поднял голову и закричал:
— Готова ли еда, Каткут?
Голос мастера Алиша ответил:
— Доброе утро, Ибрахим Акб! Как вы себя чувствуете?
— Хуже быть не может… Принеси поесть…
— Стакан простокваши или помидоры?
— Что хочешь…
Через некоторое время мальчик принес Ибрахиму завтрак и остановился в ожидании платы. Ибрахим протянул руку к сундуку с сигаретами, вытащил оттуда пять сигарет и дал их мальчику. Каткут хмуро посмотрел на него и спросил:
— Пять?
Ибрахим ответил, не глядя на него:
— Хорошие сигареты… Если они тебе не нравятся, возьми семь штук самсунских.
— Чистых? Без примеси?
— Стопроцентной чистоты, без всякой примеси…
— Давай сигареты, я положил тебе две добавочные порции…
Ибрахим протянул руку к одной из мисок, взял оттуда два окурка и отдал мальчику. Тот швырнул их обратно в миску и сказал в сердцах с гордостью и высокомерием:
— Кто посмел утверждать, что я крохобор?
Ибрахим рассердился: каков аристократ!
— На, бери. Подавись…
Внезапно послышался громкий голос мастера Алиша, зовущий мальчика; тот незаметно сунул в карман сигареты и поспешил убраться.
Ибрахим принялся за еду. Он вонзил свои длинные черные зубы в лепешку с такой силой, что раздался сильный хруст.
— Во имя аллаха… Мастер!
Ел он, не поднимая головы, откусывая большие куски.
— Пожалуйста…
— Вы хотите пиявок?
— За сорок…
— Я говорил — за пятьдесят…
— За сорок…
— Пусть будет сорок пять. Ей-богу, это только для вас.
— Я сказал — сорок.
— Английских?
— Половину на половину… Я сейчас приготовлю. Вы готовы?
Этот спор, несомненно, нуждается в пояснении.
Происходил он между Ибрахимом и мастером Джадом — хозяином парикмахерской и красильни, занимавшимся также и врачеванием.
Уже в течение нескольких дней Ибрахима мучила сильная головная боль: шейх Мухаммед посоветовала обратиться к тому самому шейху, который вложил ей под кожу горошину. Однако Ибрахим отказался, когда увидел колено шейха Мухаммеда. Мастера Джада жители квартала считали искусным врачом, и только жадность Ибрахима удерживала его от обращения за помощью.
Однако после того как все попытки помочь ему оказались бесплодными, усиливавшаяся головная боль и страх перед горошиной заставили Ибрахима обратиться к мастеру Джаду. Тот посоветовал ставить пиявки. Он сообщил, что у него есть две такие пиявки, которые по своей силе превосходят кобру. Стали договариваться о цене, и мастер Джад потребовал за них шестьдесят сигарет, а Ибрахим давал сорок. Не договорившись, Ибрахим решил и дальше терпеть головную боль, а мастер Джад предложил отложить все до утра.
Наутро мастер Джад пришел и поставил ему пиявки. Даже с пиявками на шее Ибрахим продолжал свои дела: беспрерывно принимал клиентов и посредников, подсчитывал окурки и сортировал их.
День закончился, и деятельность Ибрахима понемногу начала стихать… Он остался в одиночестве, если не считать юноши по прозвищу «Дакдак»[10], который в течение дня собирал сведения о ходе работы.
Ежедневно Ибрахим подсчитывал прибыль, а Дакдак ходил менять мелочь на крупные купюры. Их было удобнее укладывать в пояс. Прятал свои деньги Ибрахим в мечети — только за тем он туда и приходил. Жители квартала потому и называли его безбожником-еретиком.
Вот окончилась вечерняя молитва. Начали закрываться лавки. Квартал затих, Ибрахим скрючился и закрыл глаза. «Божьи люди» улеглись в постели, кроме одного, стучавшего по земле своим деревянным мечом, выкрикивая: «Объединяйтесь!» Это был шейх Ахмад, возвращающийся из очередного похода…
Такова была жизнь Ибрахима Акба пятнадцать лет назад. Я не думаю, что стоит описывать ее печали и радости день за днем. Я мысленно перешагну через десять лет — большой срок в жизни человека.
Мы не будем пытаться разыскивать Ибрахима Акба в квартале аль-Мида. Место его теперь пусто. И никто из жителей аль-Мида не знает о нем ничего, он исчез из поля зрения. Только верный Дакдак продолжал следовать за ним.
Теперь мы находим Ибрахима в его кабинете в Насырийе. Внешний облик его стал совсем иным. Черную ермолку заменила бело-красная чалма. На нем великолепный шелковый кафтан и джубба[11] из дорогого сукна. Он богат и счастлив.
