Результатом этого незначительного происшествия оказались два обстоятельства. Первое — он немедленно купил ей несколько платьев сразу. Второе — он вдруг неожиданно понял, что Секина, вопреки его воле, занимает его мысли, заставляет его думать о ней как о женщине.
Лежа в постели, он закрывает глаза, силясь усыпить свое воображение. Но ум его взволнован и бодрствует. Снова и снова встает перед глазами Секина, сидящая у корыта.
Удивительно! Разве мог он предполагать, что эта девушка обладает таким красивым телом, что жалкие, истрепанные лохмотья скрывают эту упругую, молодую грудь и полные, нежные, чистые ноги! В изорванной легкой рубашке, со стыдливо поникшей головой она была привлекательнее, чем обнаженная королева красоты, которую он рассматривал в журнале.
Пытаясь перебороть себя, не поддаться соблазну, он взывал к аллаху, пророку, к памяти своей усопшей супруги, вспоминал о своем положении человека почитаемого, обращался ко всем и всему, что приходило на ум. Но налитая, качавшаяся под изодранной рубашкой грудь и нежные, теплые ноги оказались губительной силой. Перед ними не устояло ничто. К ужасу своему, он обнаружил, что шагает, как лунатик, по направлению к постели Секины.
Секина не сопротивлялась. Для своего господина она всегда была верным, послушным животным, жертвующим собой ради него, отдающим все, что есть, чтобы выполнить долг перед хозяином горячо, искренне, от души. И в ту ночь Секина со всей верностью и честностью исполнила свой долг.
Так он открыл, что Секина сможет облегчить его участь, оказывая ему сверх других услуг и такую, в которой он испытывал наибольшую потребность.
Ничто не изменилось в доме с тех пор, как к обязанностям Секины прибавилась еще одна, новая. Она оставалась такой же замкнутой, скрытной, разве только стала немного опрятнее и чище.
Он нашел в ней все то, чего желал. Его больше не мучила тревога за любимого сына. Ведь Секина была с ним нежнее, чем мать, и заботливее, чем отец. Она ни разу не попыталась использовать свое новое положение, чтобы поднять голову, стать в доме хозяйкой-повелительницей. Безропотная и послушная, она не желала ничего — только услужить господину и его сыну.
Брак с Секиной был бы невозможен, и это его успокаивало. Она всегда будет неизмеримо ниже его, довольная и, по-видимому, счастливая.
Несомненно, жизнь продолжала бы течь размеренно и монотонно, если бы вскоре одно обстоятельство не лишило его покоя. Секина забеременела. Он не находил себе места от бешенства. Это случилось, видимо, давно — он поздно заметил! — ведь живот вздулся довольно явственно, как бывает на четвертом или пятом месяце беременности.
Он сердито спросил, почему она с самого начала не сообщила ему об этом. Ему стало ясно, что эта дуреха не только не расстроена случившимся, а, наоборот, обрадована и горда. И он тревожно задумался.
Если Секина родит, он будет вынужден жениться на ней, и она займет место хозяйки в доме, мачехи его сына. Если бы даже он согласился взять на себя весь позор человека, женившегося на своей служанке, он все равно не мог бы пойти на это из-за сына. Ведь тогда она, безусловно, изменится. Она отдаст свою нежность новому ребенку, а его сын, как и все чужие дети у мачех, станет ее заклятым врагом. Не будет больше этой безропотной, послушной Секины. Нет, нет! Она должна как можно скорее освободиться от бремени. Надо сделать аборт, каковы бы ни были его последствия.
Он позвал ее в свою комнату и сказал повелительно:
— Одевайся, нам надо сходить к врачу.
Она не пошевелилась, не сделала ни одного движения, только опустила голову. Потом тихо промолвила:
— Я здорова, мой господин. Мне незачем идти к врачу.
— Он сделает тебе аборт.
Секина покачала головой. Было видно, что она не понимает значения его слов. Он повторил:
— Доктор избавит тебя от того, что у тебя внутри.
Ее лицо выразило изумление. Боязливо положив руку на живот, она спросила:
— Он избавит меня от него? Почему, господин мой?
— Не должно быть никаких следов того, что случилось между нами.
— Я спрячу его, когда он родится. Никому его не покажу.
— Я не хочу этого.
— А я хочу, мой господин.
— С каких это пор ты стала высказывать свои желания, дурочка?
— Это единственный раз, когда я хочу чего-то. Никогда потом ничего не попрошу. Я люблю вас, мой господин. Я хочу сохранить то, что во мне от вас. Я не буду беспокоить вас из-за него. Он будет сыном для одной меня, вам будет слугой, какой я была всегда. Никому не скажу, что это ваш ребенок. Скажу, что от прохожего. Подарите его мне. Это единственный подарок, о котором я вас молю. Я люблю его, как люблю вас и все, что с вами связано.
Он был поражен ее горячими, искренними словами. Как могла такая дура произнести подобные пламенные, волнующие слова! Они шли из глубины сердца. О горе! Он и не подозревал, что у этого глупого животного есть сердце, переполненное любовью к нему.
