Согласно замыслу Шоу (оставшемуся нереализованным) монолог должен был произноситься актрисой, исполнявшей роль Маргарет.
В пьесе Шоу сводит счеты со своими литературными противниками. Превратив комедию в плацдарм борьбы с враждебной ему консервативной критикой, драматург вместе с тем в духе «самоиронии» дает скептическую оценку и собственной деятельности. Такой замысел потребовал довольно сложной драматической конструкции, по типу «пьеса в пьесе». Подобный принцип драматического построения создал возможность для рассмотрения «пьесы Фанни» — произведения школы Бернарда Шоу — под разными углами зрения.
Созданная по рецептам Шоу, пьеса Фанни использует их с преувеличенной старательностью.
Идея этого произведения в ультрапарадоксальной форме сформулирована Шоу в предисловии к «Первой пьесе Фанни». Драматург пишет: «Я ненавижу зрелище ходячих мертвецов, ибо оно противоестественно. А наши уважаемые представители среднего класса мертвы, как баранина». Шоу декларировал в предисловии один из тезисов своей реформаторской и писательской программы: идею необходимости духовного «воскрешения» современных людей, чей интеллект находится в состоянии летаргического оцепенения. Как истая ученица Шоу, Фанни кладет эту идею в основу своей пьесы и заставляет персонажей переживать процесс открытия реальной жизни, что приводит их к некоторому психологическому оздоровлению. Юные герои пьесы Бобби Гилби и Маргарет Нокс, попав из респектабельных домов своих почтенных викторианских родителей в тюрьму, сталкиваются с суровой реальностью, и это познание жизненной правды содействует выработке их реалистического миропонимания. Практические результаты этого процесса сказываются незамедлительно, и прежде всего на Маргарет. Эта девица из «хорошей семьи» обнаруживает явные способности к превращению в «новую женщину», энергичную, волевую, свободомыслящую. Что касается Бобби, то, не обладая силой характера, присущей Маргарет, он также проявляет стремление к независимости. Вернувшись под родительский кров, молодые люди устанавливают новые матримониальные контакты, руководствуясь при этом не требованиями родителей, а собственными вкусами и склонностями. Вопреки ожиданиям, их выбор, совершенно несовместимый не только с традициями викторианской благопристойности, но и с требованиями здравого смысла (избранницей Бобби является девица более чем сомнительного поведения), не вызывает особого сопротивления у старшего поколения семейства Гилби. Они тоже кое — что поняли.
Так в лаконичной форме Шоу как бы предлагает вниманию критиков экстракт своей жизненной философии, используя его для выявления их настроений. Как и следовало ожидать, пьеса Фанни вызывает у них резко отрицательную реакцию. Преисполненные негодования, они адресуют свои претензии не столько начинающей писательнице, сколько ее идейному вдохновителю — Бернарду Шоу. Правда, они не сразу догадываются о его причастности к этому небольшому литературному скандалу. Как и сам Бернард Шоу, Фанни сохраняет инкогнито. И критика лишь спустя некоторое время узнает имя анонимного автора пьесы. Стремясь угадать его, критики не делают различий между современными драматургами самой полярной творческой индивидуальности и далеко не однородных идейных убеждений. Радикальный Гренвилл — Баркер ставится в один ряд с умеренно либеральным Пинеро. Это говорит не только о панической боязни любых нововведений, испытываемой блюстителями литературных «устоев», но и об их эстетической глухоте. В полной мере их тупой консерватизм проявляется в отношении к Шоу. Инвективы против Шоу — это общие места из недоброжелательных рецензий на его пьесы: «интеллект и никаких эмоций», «Шопенгауэр из четвертых рук», «его герои-марионетки» и т. д. Ирония этой драматической ситуации усугубляется тем, что и сам Шоу выступает здесь не только в роли «соавтора» пьесы, но и ее критика. Смеясь над своими противниками, он подсмеивается и над самим собой.
В «пьесе Фанни» есть элемент самопародии и большая доза характерного для Шоу лукавства. Воинственно утверждая программу пробуждения личности в качестве метода общественного переустройства, драматург в то же время демонстрирует скромные результаты этого реформаторского акта, фабианское происхождение которого совершенно недвусмысленно указывается в пьесе: Фанни принадлежит к фабианскому обществу.
«Пробуждение» не влечет за собою существенных изменений в характере жизненного уклада героев пьесы. «Пробудившись», они существуют в условиях того же комфортабельного викторианского жилища, за стенами которого — устойчивые атрибуты общественной жизни Англии. Непреодолимость традиции в пьесе утверждается и чисто драматургически. В ней все время идет ироническая игра с мелодраматическими «штампами». Несовместимые, казалось бы, идейной направленностью пьесы, они пародируются в финале в сгущенном виде. История переодетого герцога, который стал лакеем в доме почтенного буржуа и, влюбившись в дочь хозяина, предложил ей свою руку, пародирует банальные сюжеты дешевых мелодрам, заполонивших английскую сцену. Требуя преодоления традиции, Шоу в то же время как бы демонстрирует ее цепкость и упорство. Попытка построить пьесу на новой и необычной сюжетной основе приводит только к тому, что, выбитая из привычкой колеи, она с новой силой устремляется в прежнее русло. Этот парадокс касается не только формальной стороны пьесы, но в какой — то мере и ее Содержания.
Инерция «привычного» подчеркивается самим направлением драматического развития. Почтенные представители старшего поколения, в начале пьесы испытывающие беспокойство и недовольство, в конце концов успокаиваются. Они, по — видимому, догадываются, что взволновавшая их скандальная история отнюдь не приведет к потрясению основ викторианского благополучия. Недаром автором «пьесы Фанни» является молодая девушка. Ее произведение, как иронически намекает Шоу, это только «чтение для молодых девиц» и в качестве такового не должно вызывать ни малейшего беспокойства. И лишь граничащая с кретинизмом тупость консервативных критиков и их патологическая боязнь всяких нововведений мешают им увидеть полную безобидность подобных «бурь в стакане воды».
