Мама улыбалась, слушая его.
— И пока пчёлы будут носить мёд, солнце не перестанет светить… Оно ведь не погаснет?
— К сожалению погаснет, Ванечка, только будет это нескоро. Через миллиарды лет.
— Нет, — сказал мальчик, закрывая глаза, — пока пчёлы носят мёд, солнце не погаснет.
Почему Урт зиму не любил. — Как из-под воды увидеть чудо. — Урт завтракает. — Щекотный тритон — Как Ваня Урта перепугал. — Вечер.
— Урт, расскажи мне что-нибудь, — попросил Ваня, когда они с водяным сидели под большим дубом неподалёку от Ягодной Рясы.
Был полдень. Вокруг плескалось горячее летнее марево, от которого не спасала даже лесная тень. Где-то в полях звенел жаворонок. Устремлял свою песню к солнцу, что качалось в вышине, заливая землю тяжкими потоками зноя.
— Да что ж тебе рассказать? Я не знаю…
— Расскажи мне про зиму.
— Я не люблю зиму. Зима потолок даёт. Запирает. Всех маленькими делает.
— Как это? — не понял мальчик.
— Зимой вода льдом сдавлена и все мои дороги только ото дна до льда, маленькие. Оттого я и сам маленький. А лето придёт — иди куда хочешь. Лето — оно большое. От земли до неба. Потому я и сам летом будто бы больше становлюсь. Понимаешь?
Ваня кивнул, чтобы не обижать водяного, но на самом деле мало что понял.
— Летом хорошо. Жизнь. Земля к небу ластится. Всё вверх тянется, радуется. Цветы раскрываются, птицы песни поют, птенцов выводят. Как срок подойдёт, рыба с лягушками икру мечет. Всё живёт…
— Урт, а как рыба узнаёт, что пора икру метать? — оборвал его Ваня.
Водяной удивлённо взглянул на мальчика, потом, словно вспомнив что-то, кивнул головой.
— А, ну да! Ты ж не знаешь.
Потом замолчал и удивлённо добавил:
— Да ты ж вообще ничего не знаешь! Когда сом — солнце проплывёт по реке, тогда, стало быть, и икру пора метать.
— Сом — солнце? — широко открыл глаза мальчик.
— Да. Большой, с берёзу. Весь светится. А плывёт по реке, вода ни двинется, ни шелохнётся. Красивый!..
Урт затих, вспоминая, как видел в прошлом году необыкновенную рыбу.
— Вот бы мне тоже посмотреть, — радостно и удивлённо вздохнул Ваня.
Урт внимательно поглядел на мальчика.
— Посмотреть, — повторил водяной. — Оно бы и можно, тем более, сом со дня на день приплыть должен. Только вот увидеть его лишь из-под воды можно, со дна реки. А ты не пескарь и не лягушка, чтоб на дне часами сидеть.
— Так что ж, значит ничего не выйдет. Не видать мне его… — Ваня опустил глаза, ему стало ужасно обидно, что Урт может видеть всякие чудеса, а ему позволено только на головастиков, да пиявок смотреть.
Водяной посидел, глядя куда-то на верхушки леса и барабаня по себе по коленкам. Встал, прошёлся по берегу реки.
— В самом деле, неужто не увидеть тебе никогда сома-солнце? За всю жизнь ни разу не увидеть?
Урт расстроился, забегал по берегу, как ужаленный, издавая горлом какие-то хлюпающие звуки.
— Нет, ты подумай, всем можно, а ему нет… Такое чудо, вся река глаза вытаращит, а он в стороне останется, — говорил он сам с собой.
Потом, его словно что-то вдруг осенило и он бросился в сторону тростниковых зарослей, что росли неподалёку. Обратно водяной вернулся, неся в руках несколько длинных стеблей. На ходу оборвал и выбросил листья с метёлками.
— Вот, теперь ты его увидишь. Дышать через тростинку будешь.
Мальчик взвизгнул от радости и даже не нашёлся, что ответить. Схватил стебель и стал в восхищении разглядывать его, словно это было невесть какое чудо.
На следующий день рано утром Ваня явился на берег Ягодной Рясы.
— Урт! Ты где? — позвал он. — Я пришёл на сома смотреть.
Водяного нигде видно не было. Ваня прогулялся вдоль неспешной речки. Ряса тихонечко бормотала что-то, играла «зайчиками» от молодого солнца, ласково гладила корни лозинок, склонившихся к воде, журчала в тростниках. Ваня огляделся и увидел, как в одном из речных заливчиков, сплошь затянутом ряской, зелёный покров зашевелился и из-под него выступил Урт.
— Эгей! — закричал Ваня и замахал руками. — Я здесь!
Водяной потянулся, квакнул и по-собачьи встряхнулся. Во все стороны полетели клочья ряски. Урт медленно вышел на берег и, улыбаясь, направился к мальчику.
— Пришёл, хорошо, — сказал он. — А я, понимаешь, только проснулся. Ты погоди чуток. Есть хочется, сил нет. Я быстро.
Урт прыгнул с берега в реку. Вода в Ягодной Рясе чистая, и Ваня следил за ним, пока тот не исчез в зарослях «водяного шёлка». Вскоре водяной снова появился на берегу с двумя карасями в руках.
— Смотри, какие красавцы! — сказал он, покачивая рыбьими хвостами. — Будешь?
Ваня испуганно отшатнулся.
— Жалко же… — сказал он.
— Отчего же? Когда я умру, меня тоже съедят. И нет тут ничего страшного.
Он склонился над головами карасей, что-то тихо прошептал и с размаху ударил добычу об землю. Рыбы выгнулись дугой и обмякли. Чёрные капельки зрачков их помутнели, словно кто молока в чернила плеснул.
— Зачем ты это? — спросил Ваня.
— Я же их съесть хочу, а не мучить. Они ничего и почувствовать не успели.
— А что ты им сказал?
— Что я их брат и очень их люблю. А потом попросил прощения.
— Ты просил прощения у рыб? — удивился Ваня. — Правда?
— Нет, не совсем правда. Но так тебе будет понятней.
После этого Урт проворно съел добычу, закусил листьями камыша, хлопнул себя по животу и повернулся к мальчику.
— Готов?
— К чему?
— Под воду?
— Готов, — с волнением сказал Ваня.
— Хорошо. Чую, сегодня он приплывёт, сом. Пора уж. Вон жара какая стоит.
Вскоре Урт и Ваня уже лежали на густо заросшем водорослями мягком дне реки и смотрели на небо. Во рту у мальчика была длинная полая тростинка, на груди лежал скользкий от тины большой круглый камень. Одной рукой Ваня зажимал нос, чтобы не попала вода.
Поначалу мальчику было немного страшно лежать на дне, но потом он привык и успокоился. Рядом покачивались водяные травы, сновали мальки и жуки плавунцы. Водоросли, на которых лежал Ваня, немного покалывали спину и он поёжился, как от щекотки.
— Не егози, не дома! — пригрозил Урт и уплыл куда-то за речной поворот.
Маленький любопытный тритон опустился на плечо мальчика, удивлённо посмотрел на него маленькими чёрно-золотистыми глазками. Прошёлся, осторожно переступая мягкими холодными лапками, от одного плеча до другого и отправился гулять по рёбрам. Ваня боялся пошевелиться, чтобы не упал с груди камень. Но смех стал распирать его и неизвестно чем бы всё кончилось, если бы неизвестно откуда взявшийся водяной не схватил тритона за пятнистый хвост. Урт потёрся носом о крохотный нос водяной ящерицы, погладил по гребню на спине и отпустил малыша.
Ваня успокоился. Прохладные струи воды перебирали его светлые волосы, как это любила делать мама, когда Ваня долгими зимними вечерами забирался к ней на колени, а она откладывала вязание и начинала читать ему. В одной руке мама держала книжку, а другую запускала в спутанные кудри сына и пальцы её бродили там осторожные и ласковые, словно заблудившиеся в ночном саду лошади.
Понемногу на мальчика навалилась лёгкая дремота. Веки его сомкнулись, всё утонуло в сладком покое.
Неожиданно Урт потряс его за руку. Ваня очнулся и едва не захлебнулся, забыв, что находится на дне реки. Водяной поднял палец, мол «смотри, сейчас начнётся!».
По воде шли волны тепла. Они накатывали одна за одной такие плотные, что мальчику захотелось отщипнуть кусочек и зажать в кулаке. Казалось, чьё-то огромное доброе сердце гонит это тепло из верховьев реки. Ваня приподнял голову и стал во все глаза смотреть вверх по течению, откуда должна была появиться чудо-рыба.
Вода в реке вдруг посветлела и из-за речного поворота появился он, сом-солнце. Величественная тёмная рыбина, казалось, несла на своей спине огромный костёр, который размахивал лохмотьями пламени, разбрасывался искрами, заливал всё вокруг теплом и светом. Ваня сладко прищурился. Захотелось смеяться и баловаться: подплыть к исполину, уцепиться за плавник, вскарабкаться на широченную, как луг, спину и бегать там, кувыркаться, танцевать, стуча босыми пятками по крутым бокам, а потом съехать в воду, плюхнуться, завизжать и снова забраться на великана. Еле шевеля плавниками и хвостом, сом медленно скользил над очарованным мальчиком, большой, словно пароход или баржа. Он уже почти проплыл, когда хвост его задел тростинку, сквозь которую дышал Ваня. Тростинка вырвалась из рук мальчика и стала стремительно всплывать. Урт ничего не заметил, он в это время провожал глазами сияющую рыбину. Ваня заметался, забил руками, попытался закричать, но тут в рот его хлынула вода, небо наверху закачалось, в глазах стало стремительно темнеть и он погрузился в омут беспамятства.
Когда мальчик пришёл в себя, он увидел склонившегося над ним бледного Урта. Ване показалось, что глаза у того стали вдвое больше обычного.
Увидев, что веки спасённого приподнялись, Урт наклонился над ним и ломающимся от волнения голосом прошептал:
— Живой… Что б в воду больше не ногой! Увижу — до смерти защекочу.
Высказавши это, водяной, чуть не плача, отвернулся и сел спиной к человеку.
Ваня вспомнил что видел перед тем, как его проглотила темнота: сияющего гиганта на фоне синего неба, ленивые движения плавников и хвоста, за которыми угадывалась необоримая сила, всплывающую вверх тростинку, бессильные попытки сделать вдох, гаснущее солнце. Ему стало страшно, он перевернулся лицом вниз, уткнулся в жёсткую осоку и заплакал, вздрагивая плечами и тихонько подвывая. Он вдруг понял, что ещё немного и с ним случилось бы что-то такое, о чём страшно не только думать, но даже и догадываться. Как будто бы кто-то принёс ему большой мешок с подарками и когда радостный мальчик подошёл ближе, его схватили и попытались запихать в чёрную душащую темноту, открывшуюся в жерле мешка.
