«…Мы покончили, дорогие друзья, с неразберихой и междоусобицей, гражданская война завершилась, и только банды семеновцев кое-где еще бродят по тайге, пробираясь за границу. Теперь можно подумать и о хозяйственном строительстве. Как-то я вспомнил Никамуру. Слышал, что он еще действует. Мы обезвредим его. Но поймать контрабандиста - это полумера. Хорошо бы организовать возле вас факторию и наладить свою собственную торговлю. В Областном Совете меня поддержали, и если ты, Николай Иванович, одобришь эту мысль, мы сумеем выделить средства и пришлем людей. Твоя деятельность дает мне повод думать о будущей фактории как о центре культуры и экономического развития побережья…»

- Кем работает Федосов? - спросил Зотов у моряка.

- В областном Совете, заведует отделом.

В письме были строчки очень и очень печальные.

«…Наш дорогой Илья Ильич прошел со славой всю гражданскую войну, не раз отличился и в звании комиссара был послан в Тамбовскую губернию на ликвидацию банды Антонова. С прискорбием извещаю о его гибели. Вечная память этому человеку большого сердца, который шел к науке через классовую битву…»

Известие как гром поразило Зотова и Оболенского. Черноусый весельчак и оратор! Так и не дождался он осуществления своей мечты!..

Маша заплакала.

- Везде борьба, всюду потери… - задумчиво сказал Зотов и почему-то сразу вспомнил Никамуру. - Его помощник у нас, - сказал он моряку.

- Мы его арестуем.

- Он ушел. Не найдете.

- Жаль. Опасный человек, остерегайтесь его.

Когда катер ушел и увез ответное письмо Зотова старому другу, Белый Кин вышел из тайги. Встретившись с Зотовым, спросил:

- За мной?

- За вами. Лучше уходите отсюда, Кин. Мы организуем факторию, и вашей фирме на этом берегу больше нечего делать. Ищите другие места, Советская Россия закроет перед вами границу. Так и скажите своему шефу. Настало иное время. Не для вас.

Белый Кин ничего не ответил. Он лишь как-то странно посмотрел на Зотова.


Последние дни Бека очень часто отправлялся на берег моря и в нужный момент не всегда удавалось разыскать его. Однажды под вечер Оболенский хотел привезти воды для теплиц, долго звал лося, но так и не дозвался. Захватив ружье, Корней Петрович пошел по его следу, который вел к старой барже. Бека успел протоптать здесь заметную тропинку.

Корней Иванович шел с большой осторожностью, желая узнать, что же именно привлекало флегматичного Беку в эти места. Уже вечерело, смутные тени падали на затихший лес, звуки раздавались отчетливо и далеко, но Оболенский в своих ичигах шел так тихо, что не слышал собственных шагов. Тропинка привела его к барже, Приблизившись, Корней Петрович услышал, как громко и довольно сопит лось: шершавым языком он тщательно вылизывал обшивку баржи. Так вот что привлекало сюда Беку! Соль, лежавшая когда-то в барже, пропитала обшивку трюма. Бека нашел эту приманку и ходил лакомиться.

Оболенский расплылся в доброй улыбке. Ах мошенник! Он уже открыл рот, чтобы ласково позвать лося, как вдруг Бека нечаянно задел рогами за доски баржи. Раздался громкий звук. Тотчас наверху хлопнула дверь кубрика, и человеческая фигура спрыгнула с палубы вниз. Щелкнул взведенный курок револьвера. Оболенский пригнулся и лег за кустом. Человек с револьвером в руках крадучись обходил баржу.

- Кто здесь? - спросил он.

Голос был незнакомый.

Бека фыркнул и отскочил от баржи. Человек вскинул револьвер, но вдруг выругался и запустил в лося палкой.

- Пошел отсюда! - злобно крикнул он.

- Кто там? - послышалось с баржи.

Оболенский узнал Джона Никамуру.

- Лось. Чуть не выстрелил…

- Нельзя стрелять, - сказал сверху Никамура. - Шуму много. Обойди кругом и подымайся.

Оболенский лежал за кустом ни жив ни мертв. Что за сборище? Откуда взялся здесь купец и кто этот незнакомец? Что им надо? Его подмывало бежать домой, но любопытство взяло верх. Он приблизился к барже, поднялся на пенек, затем на палубу и затаился у стены кубрика. Теперь он все слышал. Говорил Белый Кин.

- …В самом деле, построят факторию - тогда конец нашей торговле. И сейчас уже три ближних стойбища не хотят продавать шкурки. Зотов и его помощник настраивают людей.

- Разве убрать их? - раздумчиво сказал Никамура.

- Беды не оберешься. Федосов теперь у власти, приедет с отрядом, прочешет всю тайгу. Да и жена с ребенком…

Он говорил резко, злобно, как говорят о врагах.

- Пожалуй, ты прав, - ответил Никамура. - Сколько собрал шкурок?

Больше шестисот. Они здесь, в трюме. Это надежное место; про баржу забыли.

- Завтра же надо перенести груз на корабль. Нет, лучше даже сегодня. Завтра я навещу Зотова, поговорю с ним. Может, согласится работать с нами? Что улыбаешься? Деньги есть деньги. Они все могут.

Последние слова относились, вероятно, к Белому Кину, потому что он заговорил горячо и громко:

- Никогда не согласится. Это одержимый человек. Он хочет освоить весь берег, уже местах в десяти люди огородами занялись, надолго оседают. Выбивают из рук такой богатый край! Зотов знает о нас буквально все, на меня смотрит тигром, предложил убираться. «Русская земля не место чужеземцам!» Поняли? А вы - работать с нами! Не тот человек. И не купишь его.

- Попробуем все же…

Они помолчали. Потом чужой голос спросил:

- Ну, а с нами как, господин Никамура?

- Что ж, заберу. Сколько вас?

- Семнадцать. Все при оружии.

- Боитесь новой власти?

- Разбили, загнали в тайгу. Семенов, по слухам, уже в Маньчжурии. Нам один путь теперь - за границу и к нему.

- Чем платить будете? - спросил Никамура.

Ответа не последовало. Тогда он сказал:

- Вот мои условия: через два месяца я вернусь и отвезу вас в Японию. А за это время вы здесь для меня кое-что сделаете. Кин останется с вами.

- Мне… остаться?

- Да, Белый Кин, есть очень важное дело.

- Но вы же обещали…

- Положение изменилось. Я хочу откровенно поговорить с вами, господа. Терять этот берег наша фирма не хочет. Он слишком дорог. И не только шкурками. Наша база, наше, если угодно, золотое дно. Нужно выжить отсюда русских колонистов, пусть никого не останется! Делать это придется разными путями, избегая на первых порах кровопролития, чтобы не привлекать внимания чекистов. Пожары, голодовка, запугивание… Сами уедут и очистят нам берег.