Дымов вышел из кабинета, с непроницаемым видом прошел по коридору и плотно закрыл дверь своей комнаты. По телефону он сказал Конаху:
- Ты мне нужен. Да, в семь.
Тот хотел спросить что-то еще, но Дымов быстро повесил трубку.
В семь часов начальник планового отдела гулял по дороге за городом, скучающими глазами смотрел по сторонам. Конах стоял в кустах. Ждал, воровато оглядываясь.
Они сели на закрытой от взоров полянке. Дымов с откровенной насмешкой посмотрел в лицо бухгалтеру.
- Он жив, наш мальчик.
- Как - жив? - Конах даже вскочил.
- Вот так. Жив. И даже не ранен.
- Не может быть! Пуля сбросила его в реку. Как камень, ушел под воду… Я еще подошел, посмотрел. Не выплыл.
Дымов хмыкнул.
- Мистика какая-то… - пробормотал Конах.
- Стареем мы, наверное, друг мой. Никуда уже не годимся. И глаз подводит, и руки, и энергия не та. Белый Кин в этом отношении более удачлив. Смотри, как у него с Бортниковым…
- Придется ехать опять, - безо всякого энтузиазма заметил Конах.
- Придется, - в тон ему отозвался Дымов. - Только не в Катуйск, а в Кирелях, на север. Там есть оленесовхоз, километров триста от последнего прииска в сторону Неры. Нужно сделать ревизию в этом хозяйстве.
- А что такое? - Конах сразу насторожился. В такую глушь, это же месяцев на пять, как в ссылку…
- Ты на подозрении, вот что. Уезжай с глаз долой. Если бы не война, из твоего города уже пришли бы справки. Понимаешь? Занялись твоей особой, проверка, слежка.
- Они подозревают меня в покушении?
- Кажется, да. Скрывайся скорей. Завтра же.
- Хорошо, хозяин, я понял, - упавшим голосом произнес Конах. - А как с рацией? Кому передать шифр и папку?
- Тебя заменят. Работы сейчас немного. А с кораблями… - Он засмеялся. - Я сам сделал так, что суда с техникой и с чугунными шарами для рудных мельниц выйдут из порта позже, а придут раньше, чем суда с продовольствием. Тихоходные и старые коробки с мукой и маслом выйдут только в конце июля или даже в августе и, вероятно, не успеют до зимы. Тогда на зиму хлеба не хватит, и тут начнется… В своем совхозе ты, надеюсь, голодать не будешь. Там хоть мясо.
Конах вряд ли слышал все, о чем говорил Дымов. Он испуганно моргал и тупо смотрел по сторонам. Ведь если Бобруйск ответит на запрос, он пропал. Благословенна война, путающая карты чекистов! Как это он не попал в мальчишку? Жив… В рубашке родился, что ли?
- Моли бога, что у нас такой начальник, - произнес Дымов. - Сказал, что в обиду тебя не даст. И не даст, это я знаю. Чтобы подогреть его охотничий азарт, я назвал ему три фамилии. Эти люди говорили что-то о войне. Омаров принесет их в жертву. А в совхозах тремя специалистами будет меньше. - Дымов слегка воодушевился. Удачный разговор с Омаровым веселил его. Игра с капитаном ему нравилась. - Война нам на руку, - сказал он. - Трудности увеличатся. А там, может быть, выступит и Страна Восходящего Солнца. Если бы так! Тогда мы, дорогой Конах, в мутной воде поражения добьемся своего. Не вешай голову. Иди собирайся в дорогу. Желаю успеха. Все успокоится, и я тебя вызову, когда будешь нужен для дела.
Он подождал, пока Конах скрылся за поворотом, посидел, еще покурил и только тогда пошел по дороге в город, неприязненно, даже с болью в сердце прислушиваясь к рабочему гулу, который доносился и со стороны города и со стороны бухты.
Живут.. Работают, черт их возьми! Да еще ждут победы. Как бы не так! Ох, с каким удовольствием он выкинул бы всех за море, очистил эту землю для других, более близких ему людей!
Совершенно случайно Зубрилин узнал о том, что два агронома и зоотехник арестованы и предстанут перед военной коллегией за пораженческую агитацию. Он был смущен и раздосадован. В чем дело?
- Интересуешься? - переспросил Омаров, когда замполит с заметным волнением спросил его, кто дал сведения о преступных разговорах.
- Изволь. Это сделал я. Лично я. Надо в корне пресекать подобные разговорчики. Все-таки военное время.
- Ты проверил, ты сам слышал? Или хотя бы поговорил с ними? Может быть, вызвал свидетелей, узнал, как все это произошло?
- Еще недоставало, чтобы я говорил с ними! А свидетели найдутся, будь спокоен.
- Кто сообщил тебе о преступных разговорах?
- Неважно. Следствие разберется.
- А ты знаешь, что в этих совхозах больше нет специалистов? Что в Айчане уже загубили две теплицы спомидорами?
- Значит, там действуют их сообщники. Значит, не всех выкорчевали. Значит, враги начали саботаж.
- Ты хочешь сам разобраться или нет? - Зубрилин уже злился.
- Не желаю. У меня других дел хватит. И тебе не советую. Что-то ты больно печешься о таких людишках, Зубрилин. Не к лицу…
Виктор Николаевич не сказал больше ни слова. Он повернулся и вышел.
В тот же день его видели в приемной директора треста.
Еще через день туда вызвали майора из НКВД.
А через три дня арестованные специалисты выехали на трестовской машине в свои совхозы. Конечно, уже без конвоя.
Омарова тоже вызвали в трест. Что было в кабинете директора, Зубрилин не знал. Но там Омаров все-таки ответил на вопрос, кто дал ему первые сведения о «пораженческих разговорах». «Дымов», - сказал он.
«Дымов. Дымов. Дымов… - твердил Зубрилин, когда узнал об этом разговоре. - Дымов. Что же ты за человек, Дымов?»
Он никак не мог отделаться от навязчивой мысли о Дымове. Зачем плановику все это нужно? Провокатор? Какую цель он преследует?
После этого случая Омаров стал разговаривать с замполитом подчеркнуто официально. Еще бы. Так подвести! И кого?.. Кирилл Власович был не из тех, кто прощает обиды.
Довольно скоро он нашел способ убить сразу двух зайцев.
После консультации в тресте Омаров пригласил Зубрилина и Руссо к себе в кабинет и сказал:
- Трест поручил нам организацию большого совхоза в самом конце Колымского шоссе, в районе долины Май-Урья. Это перспективный горный район, там намечено открыть новые прииски. Директор треста просил передать вам обоим, что поручение возлагается лично на вас. Я очень рад, что за это ответственное дело возьмутся два агронома с большим опытом. Надеюсь выслушать ваши соображения в самое ближайшее время. Вы поняли?
Зубрилин и Руссо вышли из кабинета и переглянулись.
От Зубрилина не укрылось, что Омаров торжествовал. Отделался. Руссо улыбался. Кабинетный период его деятельности закончился. Ну что ж! Тем лучше. Он давно хотел этого. Где эта Май-Урья? Ах, да! За перевалом почти рядом с полюсом холода. Отлично!
- Что ты скажешь, коллега? - спросил Зубрилин главного агронома. - С чего начнем?
- Как всегда, с оценки климата, - ответил Руссо. - Пригласим знатоков из службы метеостанций, спросим, какого они мнения о районе Май-Урьи. Если они нас поддержат, сразу начнем широкие изыскания. Если нет, тогда ограничимся тем, что установим в этом пункте метеостанцию и соберем сведения хотя бы за год.
- А совхоз? Отложить на долгий срок?
- Знаешь что, строить совхоз в неизвестном районе, да еще рядом с полюсом холода и не провести предварительных исследований - это чистейшая авантюра. Затратим миллионы, а вдруг там ничего расти не будет? Дело провалится, мы сыграем на руку лишь тем, кто так желает твоего унижения или провала. Неужели тебе не ясно?
Виктор Николаевич нахмурился.
- Давай не будем говорить об этом. Задание треста мы получили. Постараемся его выполнить как положено. Консультации? Приглашай метеорологов. А я вызову двух агрономов из Катуйска. Их мнение тоже полезно выслушать. Они и поедут в первую очередь.
…Телеграмму-вызов привез сам Иван Иванович. Кроме того, он привез письма Зотову, Бычкову и мне.
Об этой корреспонденции я не могу умолчать. Содержание писем и телеграммы имели большое значение в нашей дальнейшей судьбе.
О телеграмме говорить особенно нечего. Шустов прочитал ее раньше нас. Теперь он только сказал:
- Хлопцы, вас от меня возьмут. Это ясно. Я хотел поднять скандал, но замполит уговорил. Все! Точка. Можете ехать на это совещание, а вернетесь вы сюда или нет, ни вы, ни я не знаем. Так что простимся, и все такое. Время сейчас…
Письма содержали вещи посложнее. Над ними стоило подумать.
Начальник нашей партии Леша Бычков не любил говорить на отвлеченные темы, не связанные с работой. Некоторая замкнутость, с которой мы постепенно примирились, являлась отличительной чертой его характера. Бывают, конечно, и у хорошего человека свои странности. Только один раз он не удержался - это когда мы вернулись из неудачного похода к военкому - и рассказал нам о своей семье.
