- Хоть бы удобрениями помогли, - сказал Леша.
- На этот счет твердо договорились. Привезут, - ответил Зотов. - Начальник прииска мне как-то сказал, что…
- Трудовая интеллигенция должна спать, - заявила Варя. - Хватит. Утром подыму рано.
Мы поставили свою палатку не рядом с домиком Зотовых, а в трех километрах от нее, где-то на полдороге от больничного городка до метеостанции. В этом месте от опушки леса начинался большой ровный луг. Из-под снега виднелись метелки старого вейника и кусты шиповника, расцвеченные прошлогодними ягодами. Редкие деревья поражали мощной кроной и здоровым видом. Все говорило о том, что на лугу хорошие почвы. Близко протекала река в крутых берегах, которые сами по себе надежно ограждали долину от разлива летом и от наледей зимой. На это место указал Петя Зотов. Глаз у него наметанный, понимал, что к чему.
- Центр будущего совхоза, - определил Бычков.
Уже на другой день наша палатка казалась давно обжитой, уютной и привычной. Саша Северин орудовал на кухне за перегородкой и ворчал на нас, если мы долго засиживались вечером за домино. Как рачительный завхоз, он жалел керосин.
У нас приятные соседи. Они, конечно, ходят к нам. Мы всегда им рады. Мы тоже ходим к ним. Все, кроме Саши. Он стесняется Вари, как, вероятно, стесняется всех прочих женщин и девушек. Обжегся однажды и на всю жизнь. Ну, с этим ничего не поделаешь. Атавизм какой-то.
Стоит нам услышать за дверью голоса и постукивание лыжи об лыжу, как в палатке начинается спешная приборка. Мы оправляем свои койки, срочно суем под матрас носки и портянки, отставляем подальше от печки валенки и критически осматриваем свой туалет. Нам не хочется, чтобы всякие неприглядности, неизбежные в коллективе холостяков, попадались на глаза Вареньке Зотовой.
- Мы приехали! - кричит она еще за дверью и тотчас же слышит из палатки приветственный лай Казака. - К вам можно? - деликатничает Варя, открывая дверь.
- Заходите, пожалуйста, - хором отвечаем мы.
Раскрасневшиеся после прогулки, входят Зотовы в полумрак нашей палатки. Варя тут же морщит нос, подходит к лампе и выворачивает фитиль до отказа.
- Фу, как у вас душно! И темно… Саша! - кричит она за перегородку, где скрывается наш скромник. - Дай сюда вторую лампу. Сейчас же.
Саша с озабоченным лицом вносит свою лампу, ставит на стол и удаляется, даже не взглянув на Варю.
- Постой! - командует она. - Неси тряпку, только, пожалуйста, если можно, чистую и сухую.
Она гасит одну лампу, ждет, пока остынет стекло, с милой улыбкой берет из рук Саши тряпку и говорит ему:
- Мерси…
Он краснеет и призывает на помощь всю свою волю, чтобы не улыбнуться. Смутившись, удаляется в темноту и молчком что-то делает за перегородкой. Когда Варя здесь, ему приходится туго. Хоть он и дипломированный повар, но за ее плечами опыт многих и многих поколений хозяек.
Варя снимает стекло, на котором давние потеки сажи, смотрит в него, как в трубу, на наши рожи, стыдит и тут же очищает стекло до непостижимой прозрачности. Потом повторяет такую же процедуру с другой лампой, и мы все вместе с Петей начинаем восторженно ахать: в палатке становится по-праздничному светло. С той же затратой горючего. Женские руки!
Мы пьем чай из чистых белых кружек и подтруниваем над Сашей. Варя сидит с нами, дует на кипяток, хрустит сахаром и гладит Казака, который с первого дня знакомства с Варей разрывает свое сердце надвое: Саша и Варя. Поведение его явно двуличное. Он не отходит от Вареньки, потихоньку от Саши бегает к дому Зотовых, по утрам выскакивает на улицу и первым делом мчится к ним засвидетельствовать свое почтение.
Но все, как говорится, течет, все изменяется. Вскоре мы увидели Варю и Сашу вместе.
Это случилось примерно через неделю после нашего приезда. Мы шли гурьбой с работы, голодные, уставшие, обожженные морозным ветром. Метрах в ста от палатки Смыслов неожиданно остановился и, задрав голову, начал принюхиваться.
- Дело ясное, - сказал он. - Пироги.
- Запахи поверху идут, - съязвил Серега. - Только ты и чуешь.
- Точно, пироги, - подтвердил Смыслов и прибавил шагу.
Он не ошибся. В палатке сильно пахло сдобным тестом и еще чем-то очень вкусным. За перегородкой шушукались Саша и Варя.
- Секрет разгадан, - громко сказал Бычков. - Обоняние не подвело. Только в честь чего праздник, не знаем. Может, поясните, кулинары? Без весомой причины такое угощение немыслимо.
- Читайте. Там, на столе, - сказала Варя за перегородкой.
Мы схватили бумагу.
«От Советского Информбюро, - крупно выделялись слова. - Наши войска разгромили отборные гитлеровские дивизии и с боями продвигаются от Москвы на запад. Гитлеровцы отступили из-под Тулы, освобождены города Клин, Нарофоминск, Можайск. Наступление под Москвой продолжается».
Я не могу описать всего восторга и радости встретивших это первое, по существу, доброе известие с фронта. Даже Бычков сдержанно улыбнулся. Я тут же вспомнил свою девушку. Не там ли она? Мы еще не совсем успокоились, галдели, спорили, когда Варя и Саша с торжественными лицами вынесли из-за перегородки большой белый пирог, сочившийся красным соком брусники.
- Ну, знаете! - восхищенно сказал Леша Бычков. - Это… это… шедевр!
- Он! - произнесла Варя, озарив Сашу сияющими глазами.
- Она! - сказал Саша серьезно, но с явным одобрением и показал пальцем на Варю.
Ели мы пирог, что называется, за обе щеки. Настоящий праздник!
Когда Зотовы оделись и стали прощаться, Саша вышел из-за перегородки и остановился перед лампой. Его рыжие кудри светились над головой, словно нимб у святого.
- До свиданья, Саша, - ласково сказала Варя и улыбнулась, отчего лицо ее стало особенно славным. - Спасибо тебе… Ты чудесный мастер!
Губы Саши Северина слегка раздвинулись, потом еще и еще больше. Он сверкнул белыми зубами и… впервые улыбнулся женщине.
Мы так и ахнули.
- А что, - сказал он, когда Зотовы ушли, - на земном шаре встречаются хорошие женщины. Редко, новстречаются…
Самый деловой и домовитый у нас, конечно, Иванов.
Есть в нем какая-то великая любовь к труду. Созерцательное ничегонеделание просто не присуще ему, он не может сидеть без дела и пяти минут. Даже во время коротких перекуров на работе Серега обязательно отыщет себе занятие: смотришь, топор точит или вырезает из березы солонку, и все с таким смаком, заинтересованностью кровной, что завидно становится и самому вдруг захочется попробовать - вдруг получится так же ловко, как у Сереги.