Я сделал пару полароидных снимков для Стерлинга и долго смотрел на мокрый макадам[3]. Пока еще никто не проник в сетчатые ворота, чтобы поиграть в баскетбол, полазать по снарядам или срезать угол до следующего квартала, так что площадка оставалась вне повседневной суеты, выделяясь гулкой пустотой разграбленной гробницы. Кроме меня еще несколько человек прильнули к сетке и смотрели.

Ужас и место, где он поселился, оправдывали некоторую рассеянность, поэтому, уходя, я был так ошеломлен, что едва хватало сил передвигать ноги. Наконец я немного пришел в себя, поднял глаза и в квартале от того места увидел униформу, светлые волосы и новую детскую коляску. Я рванул с места.

Догнал ее, поздоровался и представился.

— Знаете, я в тот день гнался за вами. От самого гаража.

— Неужели? — удивилась она, останавливаясь и протягивая руку. — Меня зовут Нори.

Злобный ветер набросился на нас с востока. Она потуже стянула пальто, неловко толкая коляску одной рукой. Я заметил, что коляска была пуста.

— Замерзли? — спросил я. — Мы могли бы куда-нибудь пойти. Разрешите угостить вас кофе?

Она не ответила и продолжала шагать. Но все же улыбнулась.

— Как насчет этого местечка? — Я показал на противоположную сторону улицы. — У них есть крытый портик.

Мы нашли столик под фикусом, расстегнули пальто и блаженно вздохнули, когда тепло наконец дотянулось до нас. Я принялся выкладывать подробности сегодняшней стрельбы и немедленно об этом пожалел. Она отвела глаза. Я скоренько переключился на автомобильные темы и стал жаловаться, до чего трудно последнее время пройти техосмотр и в какой фарс превратился мой, после того как я порвал глушитель, покидая гараж. Я не хотел показывать отчаяния последних двух недель, поэтому принялся пространно описывать свою работу. Однако вовремя спохватился, прервав словесное извержение, и попытался взять себя в руки. Спросил ее, как идут дела после взрыва. Признался, что думал о ней.

— Наверное, это было ужасно, — добавил я.

— Что же, типичный пример Урбанистического Упадка, — вздохнула она и, машинально качнув коляску, скосила взгляд куда-то в сторону. Я подался вперед и почти прошептал:

— Ведь в той коляске был не ваш ребенок, верно?

Она растерянно уставилась на меня и коротко, сожалеюще рассмеялась.

— Мой ребенок? О, нет, там не было никакого ребенка!

— Пустая коляска?

— В этом весь смысл, — бросила она, и резкость тона не смогла смягчить бледное сияние ее глаз.

Она объяснила, что бродит по городу, как и многие не имеющие рекомендаций дипломированные няни. Такие, как она, объезжают улицы с пустыми колясками и ходунками — тотемными орудиями их гильдии — в надежде найти временную работу.

— Ну, словно таксисты, — добавила она.

Я рассказал, что пока холост, живу один и поэтому не знаком с тонкостями ухода за детьми.

— Значит, у вас нет постоянной работы, — заметил я, зная, что это весьма рискованный статус в нашем городе.

— Была. В семье атташе, но когда ООН перебралась в другой город, моя работа тоже улетучилась. Так что я гуляю по улицам.

— Но у вас есть машина.

— Правительственная. Ее перевезли сюда, когда я приехала из Швеции. Первое, чего я лишусь, если дела не пойдут лучше. За автомобилем последуют водительские права и допуск в гостиницу. Как вы выражаетесь, упадок обслуживания.

— Мне жаль это слышать, — посочувствовал я.

— Ничего не поделаешь…

Мы долго наблюдали, как пара мойщиков окон ползет вверх по стеклу крытого портика над вершинами комнатных ив, и постепенно все оконные переплеты светлеют и становятся чище.

Наконец она засобиралась. Я вдруг сообразил, что пялюсь на нее, ощущая при этом спокойствие, какого не испытывал все последние недели. Она тоже смотрела на меня, и глаза ее наполнялись… нет, разумеется, не слезами, а чем-то совсем другим, вроде света, а может, и легкостью. Я вышел вместе с ней.

Мы брели, сами не зная куда, и неожиданно снова оказались рядом со школьным двором. Нори сказала, что проходила здесь минут за пять до массового убийства.

— Все было таким обычным, — добавила она.

Она успела отойти на несколько кварталов, когда это случилось, и услыхала обо всем от прохожих под раздирающий уши вой сирен. Потрясенные люди, спешившие убежать от места происшествия, таращились на нее. Очевидно, в те минуты пустая коляска казалась им чересчур зловещим совпадением.

Мы перешли улицу. На площадке так никто и не появился. Мы встали у ворот. Ветер дул нам в спину. Сетчатая ограда и школьная стена образовали настоящую аэродинамическую трубу. Я положил руку на коляску и подтолкнул ее вперед. Нори задохнулась от неожиданности. Пальцы судорожно вцепились в ручку коляски. Другая рука крепко сжала мою ладонь.

Мы медленно пересекли опустевший макадам по диагонали, шагая к дальнему выходу и толкая перед собой пустую коляску. К этому времени убийство, вероятно, стало главной темой всех новостей. Но здесь, рядом с нами, съежилось, почти забылось. Мы словно оказались по другую сторону.