— Может быть, — сказала Карина. — Только они вовсе не недоумки. Они ничуть не глупее нас. Многие из них говорят по-артолийски не хуже, чем мы с тобой. А некоторые читают и пишут получше многих наших. Просто у них бедная страна, и они приезжают к нам на заработки, а все приличные места уже заняты — нами.

— Зато они хитрые гады, — возразила Марен. — Зачем они придуриваются? Зачем эти зверские рожи: "зарэжу"?

— Так их, наверное, меньше обижают… Не знаю я, Марен. Ничего не знаю.

— И ничего не ешь, — подхватила Марен. — Ну-ка, возьми пирожок.

— Не могу, — ответила Карина. — С утра тошнит, и голова кругом.

— О боги! — воскликнула Марен. — О Создатель всего сущего! Только бы не то, о чем я думаю!

— О чем ты думаешь? — равнодушно спросила Карина.

— Сколько ты с ним живешь? Три декады? Ничего себе! Быстро! Ох, дуреха, дуреха непутевая… У твоего горного орла телефон-то в машине есть?

— Ой, — сказала Карина. — Я совсем забыла.

Марен махнула рукой. Подскочил официант.

— Нужен телефон, — сказала она.

— Понял, — кивнул тот. Через минуту он снова стоял у столика, протягивая миниатюрный аппарат.

— Для госпожи — за счет заведения, — сказал официант и исчез.

— Чем ты его приворожила? — удивилась Марен. — Первый раз такое вижу.

— Я знаю два слова на его языке, — бледно улыбнулась Карина.

Она набрала номер.

— Артан, здравствуй, — голос ее дрожал, она не знала, что сказать.

Марен выхватила у нее трубку.

— Здравствуйте, вас зовут Артан? Это Марен, подруга Карины. Подруливайте к кафешке "Синий филин", возле нашей конторы, вы знаете. Так быстро, как сможете. Мы ждем.

И отключилась.

--

Через пятнадцать минут перед дверью завис зеленый флаер с красными горохами. Артан выскочил из кабины и бегом влетел в кафе, шаря взглядом по залу. Увидел бледную Карину и незнакомую артолийку, держащую ее за руку. Ринулся к ним.

— Что стряслось? — он говорил тихо и стоял в почтительной позе, чтобы не привлекать внимания, но голос его звучал требовательно. У столика моментально возник официант, взглянул на Артана, усмехнулся и заклекотал по-турепански. Артан ответил, криво улыбнулся, хлопнул официанта по плечу. Карина разобрала знакомое слово "алезт".

Они вышли из кафе из забрались во флаер; Карина хотела по привычке сесть вперед, но Марен решительно пихнула ее на заднее сиденье, а сама устроилась рядом с водителем.

— Двигайте куда-нибудь, где можно спокойно поговорить, — скомандовала она.

--

Когда ты спишь, тихонько дыша мне в ухо,

Я гляжу в потолок,

Низкий, серый, в трещинах и щербинах,

И вижу черное глубокое небо,

Усыпанное белыми звездами,

А по краям -

Розовое зарево моего беззаконного счастья.

Оревалат Аартелинур

"Счастье"

из сборника "Отрывки из жизни"

--

Артан привез их на озеро. Карину укрыли одеялом и оставили на заднем сидении флаера, где ее сморило по дороге и где она теперь тихо всхлипывала во сне.

Марен вытащила турепанина подальше от машины. Он явно беспокоился и не хотел оставлять Карину одну. Это отчасти примирило Марен с его коричневой рожей и белыми глазами.

— Садись, смотри на свое корыто и слушай. Я буду вкручивать тебе мозги, — заявила она, когда, по ее мнению, они отошли достаточно, чтобы не разбудить Карину. — Я не люблю вашу нацию, как всякая порядочная артолийка, но я люблю Карину, а она, как это ни глупо, любит тебя. Поэтому я готова пересмотреть свое отношение к некоторым белоглазым. Да не дергайся ты! Турепня несчастная. Если боги тебе дали смазливую рожу и шустрый член, это не значит, что надо ломать вековые традиции! Но уж коли ты этим занялся, терпи. Она чудесная девочка, добрая, светлая… Молчи! Ты это знаешь, я это знаю, но люди вокруг этого знать не хотят!. Она влюбилась в тебя — так уж тебе повезло, коричневая морда. Но для нее это несчастье, и теперь она начала наконец понимать. Квартирная хозяйка ее выгнала…

— Я там был, — проворчал Артан.

— Сегодня ее выгнали с работы. Чего только она не наслушалась о позоре нации, о своем порочном поведении, о грязи на своем подоле и так далее! Только за то, что твои белые глаза ей милее, чем зеленые или карие плошки какого-нибудь хмыря из высшей расы. Мало того! Она ничего не понимает и ни о чем не догадывается, но сегодня утром ее тошнило, а мне это очень не нравится. Может быть, это от нервов — уж очень ей было паршиво сегодня, дурехе, но если, не дай боги, ты наградил ее коричневым младенцем…

Глаза Артана вспыхнули. Марен передернула плечами:

— Короче, парень: я злобная и мстительная артолийка, упрямая и дотошная. Если у тебя достанет подлости бросить Карину, я тебя из-под земли достану и замучаю твои тухлые кости.

Артан грустно улыбнулся.

— Ты меня удивила, воинственная белая женщина, — сказал он. — Я-то думал, ты будешь долго бить меня, чтобы я бросил твою подругу и не портил ей жизнь омерзительным фактом своего существования… А теперь послушай меня. Так вышло, что я, подозрительный тип, дикий турепанин с Северных гор, увешанный побрякушками, тупой от рождения — ну и так далее, сама знаешь все приличествующие случаю выражения, — так вышло, что я люблю твою подругу, чистую белую косточку, всей моей черной душой. Ты хочешь, чтобы я поклялся тебе страшной клятвой, что не оставлю ее? Что тебе мои варварские клятвы? Хотя, к слову, мы слишком дикие и суеверные, чтобы нарушать слово, если уж даем его, не то что ваши высококультурные артолийцы. Я люблю ее, она для меня все. Пока я жив, я никогда ее не брошу. Это ты хотела услышать?

Марен посмотрела в его страшные белые глаза, что-то в них увидела и медленно кивнула. Потом похлопала Артана по плечу и встала.

— Мы друг друга поняли, белоглазый. Ей сейчас трудно, работы она лишилась, значит, тебе придется пахать на твоей колымаге, чтобы прокормить двоих, а может, и троих, если предчувствия меня не обманывают. Ей не следует оставаться одной, а ваши, я думаю, смотрят в ее сторону так же косо, как и наши. Хотя они, пожалуй, не безнадежны — мне понравился тот официант в кафе. Рожа тупая, а сердце на месте, как положено приличному человеку. Короче, слушай. Сейчас мы летим туда, где вы с ней живете. Ты валишь возить своих пассажиров, и не вздумай принести в дом меньше десяти динариев! А я побуду с ней, наговорю ей какой-нибудь чепухи, чтобы встряхнулась и не ревела весь день. Если, не дай боги, она и впрямь залетела, ей вредно волноваться.

— Разве тебе не нужно вернуться на работу? — спросил Артан, рассматривая эту решительную девицу. Первый раз он встречал такую широту артолийской души: при всех предрассудках она готова была смириться с его позорным существованием, потому что принимала и любила свою подругу такой, какая она есть.