Наш полк с казанскими кирасирами в авангарде, оставляя за собой кровавую просеку, рассёк армию Зарубина на две части и вышел им в тыл. Однако воплотить вторую часть плана, замысленного Михельсоном, нам не удалось. Потому что в тылу нас встретили отлично обмундированные и вооружённые солдаты с современными мушкетами, выстроенные в три шеренги. Командовали ими офицеры в зелёных мундирах незнакомого покроя, синих шароварах и, отчего-то, картузах с незнакомыми эмблемами на околыше. Унтера, по всей видимости, были из казаков.
Офицеры вскинули сабли, загремели барабаны. Как во сне я услышал команды. «Первая шеренга, на колено!». «Повзводно…». И тут запели трубы. Мы рванули коней в разные стороны, ибо атаковать изготовившихся к стрельбе мушкетёров плотным строем, форменное самоубийство. Но, не смотря на это, потери наши были чудовищны. Пули выбивали кирасир и карабинеров из сёдел, убивали под ними коней, многие пребывали в позорном смятении.
– Прекратить панику! – прогремела команда оказавшегося каким-то образом рядом со мной секунд-майора Брюсова. – Собраться для атаки! Трубачи, уснули, что ли?!
Словно, и вправду, проснувшиеся трубачи выдули длинные трели из своих инструментов. Услышавшие привычные звуки люди позабыли о панике, сработали выработанные годами тренировок рефлексы, мы развернули коней и направили их на примкнувших штыки и ждавших нашей атаки солдат. Назвать их казаками или там рабочими с крестьянами язык не поворачивался. Это были солдаты – хорошо экипированные и подготовленные солдаты. Куда лучше, чем пресловутые казаки сотоварищи в крашенных кафтанах и железных шлемах под шапками.
Я с наскока рубанул по выставленному штыку, сломал его у самого основания, но мне тут же пришлось увёртываться от удара солдата второй линии. Получить пол-аршина стали под рёбра не хотелось, так что пришлось проявлять чудеса вольтижировки, хотя штык и пропорол мне мундир на боку. Я наотмашь рубанул по мушкетам солдат второй линии, даже сломал пару, однако был вынужден отступить – первая линия тоже не спала. Грудь моего коня уже окрасилась красным, на ней красовались несколько порезов.
– Ирашин! – подскочил ко мне секунд-майор Брюсов. – Бери свой взвод и возвращайся. Кто-то должен ударить казакам в тыл. Сибирцев там прижали сильно!
– Есть! – коротко козырнул я левой рукой, натянув поводья, и крикнул: – Взвод, галопом, за мной!
Заряжать карабины времени не было, поэтому мы сразу ударили в палаши. Казаки, видимо, не ожидали, что мы, связанные боем с регулярной пехотой – а как ещё назвать этих солдат? – не сможем эффективно действовать в их тылу. И они были во многом правы, приказ Брюсова был изрядной авантюрой, но ведь и драгун Сибирского полка надо спасать.
Мы обрушились на тылы казаков, рубя направо и налево, вновь прокладывая кровавую просеку. Однако и кони наши уже подустали, да и сами мы вымотались от длительной рубки. Поэтому продвижение наше, через ряды казаков замедлилось, а вскоре мы и вовсе завязли в сбившихся в плотную людскую массу телах. Живых и мёртвых. Я лихорадочно работал палашом, рубил направо и налево, позабыв об усталости. И медленно, шаг за шагом, продвигались мы к правому флангу, где насмерть дрались в окружении драгуны Сибирского полка. Их зажали пешие бунтовщики и башкиры, осыпающие их тучами стрел.
– Вперёд, орлы! – кричал я, обрушивая тяжелеющий с каждым взмахом клинок палаша на головы казаков. – Поднажми! Надо драгун спасать!
И мы продирались вперёд, словно через некие заросли Южной Америки, о которых я читал в книгах в детстве. Казаки стали представляться мне чем-то вроде густейшего терновника, после каждого удара ветви его сыплются наземь, а сам он рвёт мой мундир и моё тело острыми колючками.
Но всё же нам удалось прорваться к драгунам, хотя руки уже я лично не чувствовал – и как сражаться дальше представлял с трудом.
– Прорвались, всё же, – сказал мне залитый кровью драгунский офицер. – Молодцы! Придержите казаков, а я возьму пару взводов и попробую башкир отогнать. А там обратно рванём.
– Вас понял, – кивнул я. – Карабинеры, к отражению атаки!
Взвод выстроился в две шеренги, и мы вместе с двумя взводами драгун принялись рубить казаков, лезущих на нас. Однако приходилось постоянно пятиться, так как казаки, ввиду своего численного превосходства постоянно норовили обойти нас с флангов, а допустить окружения мы не могли. Правда, долго драться в обороне, что было не свойственно нам, как кавалерии, не пришлось. Драгуны, уехавшие бить башкир, вернулись очень быстро.
– Пикинеров на башкир пустили, – объяснил мне всё тот же офицер. – Теперь пусть лёгкие всадники их гоняют. А нам обратно надо. – Он вскинул окровавленный и порубленный палаш. – Вперёд, драгуны! Бей, руби!
– Карабинеры! – поддержал его я. – Не отставать от драгун!
– Рискнём, карабинер? – спросил у меня драгунский офицер.
– То есть? – не понял я.
– Ударим широким фронтом, – пояснил он.
– Опасно, – покачал головой я.
– Война, вообще, опасная штука.
– Людей можем положить.
– На войне, вообще, часто убивают. Главное, за что сложим головы.
– Хорошо, – сдался я. – Бьём широким фронтом.
– Повзводно! – скомандовал драгунский офицер. – В две шеренги!
– Карабинеры! – не отстал я. – На левый фланг!
И мы ринулись обратно в толпу казаков.
Из-за пресловутого широкого фронта продвижение наше замедлилось ещё сильней, чем когда мы прорывались на этот фланг. Однако и казаков с рабоче-крестьянами убивать стали куда больше. Мы прокладывали уже не просеку, а широкую кровавую колею, заваленную трупами и ранеными, истекающими кровью. Но и мы несли потери – чем дальше, тем больше. Падали драгуны, несколько раз тот или иной унтер, а то и рядовой подхватывал эскадронный штандарт. Да и мой взвод таял, как кусок сахара во рту. Мои раны отчаянно болели, кровь лилась на ноги и конский круп, держался я, как и все мы на чистом упрямстве и осознании того, что драться надо. За себя, и за своих товарищей, сражающихся рядом с тобой. Опустишь палаш ты, не только сам погибнешь, но других за собой на тот свет потянешь, тех, кто бьётся вместе с тобой, кто рассчитывает на тебя и твоё оружие. Вот и вскидывал я тяжеленный палаш раз за разом. И ведь вроде бы всего ничего весом – фунта два с половиной – а как помашешь им столько времени, так он уже с полтонны весом покажется. Неподъёмный совершенно.
