— Присаживайтесь, хватайте меню и говорите, чего вам хочется. Можете не торопиться — официанта пока что не видно.
Девочки принялись изучать длинное меню, с трудом вспоминая уроки французского.
Трейси читала вслух.
— «Глясе» — это мороженое, верно? А «шоколат» — это шоколад. Надо же, французский, оказывается, намного легче, чем я думала.
Меню предлагало так много заманчивого, что выбрать оказалось очень нелегко. Наконец, девочки остановили свой выбор на сливочном мороженом с орехами и фруктами под шоколадным соусом.
Мистер Фостер пожал плечами:
— Ну ладно, как хотите, но лично мне хотелось бы чего-нибудь более существенного. Вы точно отказываетесь от блюд, которые едят ножом и вилкой?
Белинда, пожалуй, и не возражала бы против такого блюда, однако остальные девочки твердо стояли на своем выборе.
— Папа, мы ведь приехали сюда только на три дня, — напомнила ему Трейси, — и хотим получить максимум удовольствия!
Когда все благополучно справились с едой, мистер Фостер поймал проезжавшее такси и велел шоферу совершить тур по основным достопримечательностям города.
Девочки поразились его хорошему французскому языку, однако мистер Фостер с усмешкой признался:
— Что ж, конечно, я кое-что знаю, но беда в том, что, как бы я ни старался, мой американский акцент все равно меня выдает!
Из такси девочки увидели несколько знаменитых мест Парижа — площадь Согласия, Елисейские поля, Триумфальную арку. Наконец, мистер Фостер вспомнил про покупки и попросил шофера высадить их возле одного из самых знаменитых парижских магазинов — «Галери Лафайет».
Для девочек это стало новым потрясением. Войдя в здание, они с удивлением увидели огромное открытое пространство высотой в шесть этажей, больше напоминающее театр, чем магазин. Им показалось, что они стоят на сцене великолепной оперы и глядят на ярусы золоченых балконов, над которыми высится разноцветный стеклянный купол.
— Кла-асс! — воскликнула Трейси.
— Итак, Холли, с чего начнем? — спросил мистер Фостер.
Они стали обходить на сверхзвуковой скорости различные отделы, пока Холли не обзавелась фланелевой рубашкой, зубной щеткой и тюбиком пасты.
Купив все необходимое, они собрались выйти на улицу, но тут мистер Фостер взглянул на часы и воскликнул:
— Боже, неужели уже так поздно? Послушайте, девочки, побудьте тут еще пару минут, а я позвоню к себе в офис. Завтра утром у меня намечена важная встреча с клиентом, и я хочу сейчас найти телефон и обговорить детали. О’кей? Я скоро вернусь — никуда не уходите, а то потеряетесь!
Девочки послушно дожидались его, стоя возле крутящихся дверей главного входа, сквозь которые беспрерывно входили и выходили толпы покупателей.
— Твой папа очень приятный — мне он очень понравился, — сказала Холли.
— Мне тоже, — присоединилась к ней Белинда. — Хорошо, что нам показывает Париж такой человек, как он. Теперь мне очень хочется увидеть Эйфелеву башню.
Пока они ждали, мысли Холли постоянно возвращались к странной встрече в вагоне-ресторане с загадочным незнакомцем и к тому моменту, когда она поймала его взгляд. В какую-то долю секунды она увидела вспышку такой ледяной ярости, такой злости, что даже при воспоминании об этом ее пробирала дрожь. Она надеялась всем сердцем, что их дороги больше никогда не пересекутся, но ее не оставляло жуткое предчувствие, что это все-таки произойдет.
Прошло десять минут. Девочки терпеливо ждали.
— Мне очень жаль, — извинилась Трейси за своего отца. — Типичная картина — папа уходит звонить, говорит о делах, и это всегда тянется дольше, чем он думает.
Еще через несколько минут Белинда предположила:
— Вероятно, он не может найти телефон? Или это он сам заблудился и не может нас найти?
— Нет, все о’кей — кажется, я его вижу. — Трейси помахала рукой отцу. — Вон он идет. Могу поспорить, что он широко улыбнется и скажет: «Вот видите — я же говорил, что быстро вернусь, верно?»
Однако, когда мистер Фостер подошел к ним, на его лице не было улыбки.
— Простите, что задержался, — пробормотал он. — Все затянулось дольше, чем я предполагал.
— Что-то случилось, папа? — спросила Трейси. — Какие-то осложнения?
— Можно сказать, что так. — Отец немного помолчал, потом сказал: — Давайте поднимемся на верхний этаж. Я слышал, что там очень приятное кафе — посидим за чашечкой чая.
С верхнего этажа открывалась чудесная панорама города. В кафе было самообслуживание, так что они постояли в очереди, взяли чай и пирожные на четверых, а потом устроились за свободным столиком.
Трейси налила всем чаю, и за столиком воцарилось молчание. Ее отец был чем-то очень озабочен, а девочки с беспокойством наблюдали за переменой в его настроении.
Холли попыталась завязать беседу и сказала:
— Вероятно, это один из лучших видов на город, да?
— Пожалуй. — Мистер Фостер поставил чашку и спокойно сказал: — Вообще-то, это одна из причин, почему мы сюда поднялись. Мне хотелось, чтобы вы посмотрели на Париж — потому что, боюсь, больше вам не удастся его посмотреть.
Девочки онемели от неожиданности, а Трейси спросила:
— Что ты хочешь этим сказать, папа? О чем ты говоришь?
— Я не знаю, как сообщить вам эту новость — но мне придется это сделать… Сейчас, когда я разговаривал со своим офисом, мне сообщили неприятную вещь. Мне очень жаль, но планы переменились. Вы скорее всего этого не знаете, но мое агентство работает над рекламной кампанией одного из крупнейших виноделов Франции — со следующего сезона он собирается наладить экспорт своей продукции в США.
— Да, — подтвердила Холли, не понимая, что из этого следует. — Трейси говорила нам что-то об этом.
— Тем лучше. Ну и вот, что получилось: глава этой фирмы должен был встретиться с нами на этой неделе здесь, в Париже; однако человек он немолодой и неважно себя чувствует, и моя группа решила, что мы встретимся с ним завтра утром не в Париже, а в Бургундии. Это около двухсот миль отсюда. Вообще-то, они хотели, чтобы я поехал туда прямо сейчас, но я отказался.
Мистер Фостер немного помолчал, потом прокашлялся и продолжал:
— Так что сами видите — обстоятельства оказались сильнее меня. Как ни прискорбно, но мы проведем вместе остаток дня, а завтра утром мне придется посадить вас на первый лондонский поезд и ехать на совещание… Мне ужасно жаль, но выбора у меня нет.
Девочки переглянулись — сначала они застыли от неожиданности, но потом Трейси произнесла онемевшими губами:
— Мы уезжаем из Парижа завтра? Но папа…
Он потер лоб, словно его мучила головная боль.
— Боюсь, что так. Послушай, дочка, мне обидно не меньше, чем вам, но это не мое решение — я должен ему подчиняться…
Не успел он закончить фразу, как Трейси заявила:
— Папа, это означает, что наши каникулы практически закончились, не успев начаться!
— Я понимаю. — Мистер Фостер сжал руку дочери и спокойно произнес: — Я понимаю, что вы сейчас чувствуете, — но поскольку этот старый француз платит немалые деньги, то он, как говорится, и заказывает музыку… Наша группа едет туда ночью на поезде, и я должен, в принципе, поехать с ними, однако мне позволили немного задержаться, чтобы я мог отправить вас утром в Лондон… Мне очень жаль.
— Да, конечно, — ответила за всех Холли. — Мы понимаем, что тут нет вашей вины.
Белинда поддержала ее:
— Холли права. Тут ничего не поделаешь — зато мы проведем в Париже хотя бы один вечер.
— Конечно! — печально улыбнулся мистер Фостер. — И я обещаю вам, что это будет такой вечер, который вы никогда не забудете.
Девочки постарались изобразить ответные улыбки, и он продолжал более бодрым голосом:
— Ладно, сначала мы заедем в отель и снимем для вас номер — а после этого подумаем, как нам провести вечер!
Взглянув напоследок на панораму города, они спустились на лифте вниз.
На улице мистер Фостер опять взял такси, и через несколько минут они уже ехали по оживленным улицам. Холли и Белинда снова припали к стеклам, чтобы как можно лучше разглядеть Париж. Трейси сидела, погруженная в свои мысли.
Заметив ее необычную сдержанность, отец спросил, хорошо ли она себя чувствует, и она кивнула.
— Да, конечно, — все в порядке, папа, — ответила она. — Я вот только думаю… Наш номер в отеле забронирован на три дня, да?
— Насчет этого не беспокойся, — сказал отец. — Я могу получить компенсацию, если…
— Я не это имела в виду. Когда ты закончишь свои переговоры и все уладишь в Бургундии, ты ведь вернешься в Париж, верно? Возможно, даже послезавтра?
— Возможно — все зависит от того, как все сложится. Впрочем, да, я надеюсь вернуться сюда послезавтра… А что?
— Ну… я только подумала — мне ужасно жалко, что пропадут все наши усилия… А что, если мы останемся в Париже и дождемся твоего возвращения?
— Эге, попридержи коней! — Мистер Фостер выставил перед собой ладонь. — Не увлекайся фантазиями… Неужели ты всерьез рассчитываешь, что я оставлю вас, трех девочек, в Париже на три дня?
— Почему бы и нет? — подключилась к разговору Холли. — Мы в состоянии позаботиться о себе пару дней — и обещаем не совершать никаких глупостей.
— Все это замечательно, но я отвечаю за вас, пока вы находитесь в Париже. Ваши родители никогда мне не простят, если…
— Я уверена, что мои родители ничуточки не стали бы возражать, — вклинилась Белинда. — К тому же, мы очень самостоятельные — и они это знают!
— Вы можете оставить нам свой телефон в Бургундии, на самый крайний случай… — предложила Холли и поспешно добавила: — Хотя, конечно, все будет в порядке.
Однако мистер Фостер покачал головой:
— Нет, нет, не могу. Я никогда себе не прощу, если что-то случится. Я знаю, что вы обидитесь на меня, но, к сожалению, я отвечу нет. Сегодняшний вечер мы постараемся провести как можно интересней, но завтра утром мы попрощаемся на Северном вокзале. Зато я обещаю в следующий раз, когда я прилечу в Европу — это может быть Италия или Испания, — возместить вам это огорчение… Так что считайте, что наше путешествие просто немножко откладывается, лады?
