Как попало мое изображение на страницу, да еще в виде иллюстрации к идее разновременно-одновременного бытия? Разве книга была написана только для меня? Нет, сколько мне помнится, на столе тогда лежало много экземпляров. Я взглянул на последнюю страницу: тираж сто пятнадцать тысяч. Фамилии редактора и двух корректоров: Сведения о том, когда книга была сдана в набор и подписана к печати.
Мне стало не по себе.
Надев пальто и шляпу, я отправился на Большой проспект в книжный магазин, где оставляла для меня дефицитные новинки знакомая пожилая седоволосая продавщица Мария Степановна.
За прилавком вместо седоволосой Марии Степановны я увидел его, Диккенса,
— Разве вы здесь работаете? — спросил я.
— Да. Мария Степановна ушла на пенсию. И меня направили сюда. Надоело, знаете, ходить по вагонам электричек.
Он говорил спокойно, обыденным и ленивым голосом. И при этом улыбался ласково, чуточку двусмысленно, одновременно как бы одобряя и осуждая меня. Он, конечно, уже знал, зачем я пришел в магазин.
Подошла старушка-покупательница, и Диккенс, услужливый и расторопный, стал ей показывать новинки.
Старушку смущали цены.
— Нет, это для меня дороговато, — повторяла она. — Это мне не по карману.
— Вот уцененная, — сказал Диккенс, показывая ей какую-то книгу, — Видите, старая цена перечеркнута, а здесь обозначена новая. Эта книжка даже школьника не разорит.
Все еще полная сомнений, старушка стала просматривать иллюстрации. Одна из них привлекла ее внимание.
Я ощутил на себе взгляд продавца. В нем было что-то настороженное и в то же время игривое. Взгляд указывал мне на раскрытую старухой страницу.
Взглянув, я увидел на странице самого себя. Старушка вздохнула, закрыла книгу, сказала продавцу:
— Заверните. Беру.
Странное, дикое ощущение охватило меня, когда она протянула продавцу чек и взяла покупку. Мне казалось, что она унесет сейчас с собой часть меня самого. Что-то во мне словно оторвалось. Старушка пошла тихими негнущимися подагрическими шагами.
Диккенс наклонился и шепнул:
— Догоняйте. Унесет. Там ваше прошлое и будущее.
Я кинулся вслед за старухой, толкнув в дверях девочку, и даже не оглянулся.
Дурной сон. Нелепая сцена в плохой кинодраме. Все мелькало, спешило, торопилось, как я сам. Подскочил автобус. Старушка стала садиться. Я вырвал у нее из рук книгу. Она вскрикнула. Я отпрянул. Несколько прохожих кинулось за мной.
В сквере я остановился и перевел дыхание.
Мой профессорский облик, казалось, спорил с очевидным фактом. Но подошли дружинники, чтобы быть арбитрами в этом споре нелепости с действительностью.
— Кто вы такой? — спросил один из дружинников.
Я назвал свою ученую степень.
— А по мне хоть бы и академик. Вы что-то вырвали из рук пожилой гражданки и пытались скрыться. Предъявите документ,
Я протянул ему паспорт. С замедленной и углубленной внимательностью он стал изучать мою фотографическую карточку, приклеенную к обложке паспорта, потом перевел настороженный взгляд на меня. На карточке я был без бороды и усов, в других очках, а главное, моложе себя на пятнадцать лет.
— Это ваш документ?
— Мой.
— Идемте.
— Куда?
— Рядом. Там разберутся.
Меня взяли под руки два великолепных, наполненных до краев здоровьем и сытой упругой жизнью, парня. На их лицах играло убеждение, что они поймали крупного рецидивиста с международной репутацией, работавшего с чужими документами и выдававшего себя за доктора исторических наук.
Они вели меня, пробиваясь сквозь густую толпу.
— Интеллигент, — сказал густой голос, — а стащил мелочь. Стоит ли вести? Дать ему звонка, чтоб в голове загудело. И так будет помнить.
— Тут не рынок, папаша, — ответил дружинник, — чтобы самосуд устраивать. Да и не мелкий жулик, а крупный авантюрист. Понятно?
Просмотрев мои документы и записав все, что он услышал от дружинников, дежурный, лейтенант с синими глазами и черными усиками, торжественно раскрыл книгу — вещественное доказательство моего противозаконного поступка.
Он посмотрел на цену, обозначенную на обложке, и сказал, насмешливо обращаясь к моей совести и здравому смыслу:
— Что вас, гражданин, соблазнило? Ведь книгу за ее неходкость уценили. Новая цена всего тридцать копеек.
Затем он быстро перелистал книгу и вдруг заинтересовался иллюстрацией.
По-видимому, иллюстрация ему показалась еще более подозрительной, чем мое фотографическое изображение на паспорте. Он посмотрел своими синими глазами на меня, потом снова на иллюстрацию.
— А вы как попали в эту книгу?
— Не знаю.
— Отнекиваться будем после. А сейчас скажите, вы это или не вы?
Я взглянул и увидел себя на странице, себя и мальчика — тоже себя.
— Вы это или не вы?
— Это действительно я.
— Ну, а как вы попали в книгу из инопланетной жизни? Насколько я представляю, это научно-фантастический роман?
— Роман.
— Отлично. Курите?
— Благодарю. Некурящий.
— Если хотите знать, этот роман даже больше удостоверяет вашу личность, чем паспорт. На паспорте фотоснимок не совсем совпадает с вашей личностью.
— Может, это и есть мой действительный документ?
— Шутить позже будем. А сейчас нужно выяснить вашу личность. И объяснить, каким путем попала к вам в руки книга. Молчать дома будем. А здесь надо отвечать на вопросы.
Я с выжидающим видом промолчал.
— Допускаю, книга оказалась в вашей руке нечаянно. Чего не бывает при спешке. Но зачем же вы побежали? В вашем возрасте бегать очень вредно, особенно без причины.
— Я остановился почти сразу.
— Допускаю. Но книга-то ваша или пожилой гражданки?
Я не ответил.
— Вы не знали, что в пакете книга, — продолжал лейтенант, и синие глаза его стали еще светлее, еще прозрачнее, — да к тому же еще удешевленная. Вы подозревали, что это ценная вещь. Так или не так?
— А не находите ли вы, — ответил я, — что существеннее другое.
— А именно?
— Каким образом в книге оказалось мое изображение?
Лейтенант нахмурился.
— Это не ваше изображение.
— А чье?
— Не ваше. Вероятно, того, кто описан в романе. Какого-нибудь героя!
— А вы раскройте книгу и посмотрите.
Лейтенант стал листать, но рисунка не было. Он куда-то исчез.
Да, теперь я не сомневался, что он исчез. Я чувствовал это по себе. У меня было такое чувство, что ищут не мое изображение, а меня самого.
— Что за ерунда, — сказал тихо дежурный. — Ведь оно же было, это изображение, или его не было?
Лицо его вдруг стало утомленным, словно после бессонной ночи.
— Вам все-таки надлежит, — сказал он, сердито отчеканивая каждое слово, — удостоверить свою личность.
— Позвоните в институт, где я работаю.
— Успею. А вы мне объясните, зачем вы присвоили чужую книгу, а сейчас пытаетесь присвоить чужое изображение? За героя романа себя выдать хотите?
— Но роман ведь фантастический, — сказал я.
Лейтенант усмехнулся.
— Даже очень фантастический. Больше чем надо. Но объяснение найти я все-таки должен. Наличие, а потом исчезновение рисунка. Это раз. Почему вы, хорошо обеспеченный человек, соблазнились удешевленной книгой? Это два. Почему уклоняетесь от прямых ответов и хотите спрятать себя в этот роман? Это три.
— Не я хочу спрятать себя в эту книгу, а кто-то…
— А кто именно? Прошу уточнить.
— Диккенс.
— Диккенс? Допускаю. Рассказывайте все по порядку.
Я терпеливо и не вдаваясь в излишние подробности, рассказал все, что со мной было, начиная со знакомства со странным продавцом и кончая встречей с покупательницей-старушкой.
— Допускаю и это, — сказал дежурный. — Но зачем было вырывать из чужих рук не принадлежащую вам вещь? Знаете, как это называется?
— Знаю.
Он снова стал листать книгу. Листал медленно, сосредоточенно, подолгу держа и рассматривая каждый перевернутый лист. Я смотрел на его пальцы с надеждой, что рисунок вернется на своз место. Дежурный перевернул последнюю страницу и громко вздохнул.
— Путаница. Беспорядочек. Ничего нельзя объяснить ни начальнику, ни даже себе самому.
Я вспомнил содержание книги и подумал: дежурный милиционер-это представитель земной логики, которая сейчас в тупике перед загадочным феноменом.
Лейтенант, словно угадав мою мысль, спросил:
— Вы знаете содержание книги?
— Знаком, — ответил я. — Эта книга своего рода экзамен.
— Всякая книга — экзамен. Если, конечно, она идейная и ставит воспитательную цель.
— У этой книги цель особая, — сказал я.
— Какая?
— Провалить на экзамене вас, меня и все человечество.
Дежурный рассмеялся.
— Это вы, наверное, ставите всем одни двойки. А книга добрая. Злую книгу не пропустит редактор.
— Злые книги тоже нужны.
— Смотря кому. Нарушителям порядка? Вернемся к делу. Не убедили вы меня.
— Перелистайте и убедитесь.
— Нет времени читать. Не имею права. Я на работе.
— Интересно, — сказал я, — есть ли там та иллюстрация?
— Какая иллюстрация?
— Ну та, которая только что была здесь и вдруг исчезла.
Лейтенант посмотрел на меня, и лицо его снова стало усталым и подозрительным.
— В конечном счете я начинаю сомневаться, что она была.
— А что я здесь, вы еще не сомневаетесь?
— Пока не сомневаюсь.
Он снова стал перелистывать книгу. Вдруг радостное изумление мелькнуло на его лице.
— Смотрите! Нашлась. Вот она, на месте!
И он показал мне иллюстрацию.
— Страницы слиплись. Вот и вся загадка.
Лейтенант был очень доволен, словно уже распутал дело, Я тоже был рад, что рисунок нашелся. Правда, у меня не было уверенности, что он опять не исчезнет. Дежурный тоже, по-видимому, этого опасался и теперь уже не закрывал книгу, держа на раскрытой странице тяжелую ладонь. Он внимательно рассматривал изображение, сличая его со мной.
— Сходство, конечно, есть, — сказал он, — но это несущественно. Художнику понравилась ваша физиономия, и он срисовал вас украдкой, а потом использовал набросок, иллюстрируя это произведение. Так или не так?
Его мысль ему явно понравилась своей строгой логичностью и последовательностью, и, хотя меня она не убедила, я не стал возражать.
— Ну, что ж, — сказал лейтенант, — подведем итоги. Вряд ли такого крупного ученого можно заподозрить в злом умысле. Можете идти. Книжку я оставлю у себя на тот случай, если за ней придет потерпевшая.
Он улыбнулся, все еще не спуская ладони с раскрытого листа, словно боясь, что рисунок снова исчезнет.
— Идите домой. И не повторяйте поступков, которые трудно объяснить. Поймите и наше положение.
Придя домой, я взял с полки книгу, чтобы узнать, на месте ли рисунок. Я с нетерпением раскрыл тот самый экземпляр, который приобрел на лекции Черноморцева-Островитянина. Рисунок был на месте.
Со страницы смотрело на меня мое изображение, загадочным образом попавшее в роман, повествующий о далекой планете Ин.
Лейтенант милиции выдвинул интересную гипотезу, чтобы объяснить, как мое изображение оказалось в чужой книге. Опираясь на свою безукоризненно последовательную логику, он пришел к выводу, что художник, иллюстрировавший роман, где-то незаметно для меня набросал мое лицо и фигуру в альбом для зарисовок, а затем коварно воспользовался этим рисунком в своей работе над оформлением книги, выполняя поручение издательства.
Трезвый ум сотрудника милиции пытался очистить пока еще загадочный факт от всего сомнительного, противоречившего той логике, которую создало человечество почти за миллион лет своего существования. И мне очень хотелось положиться на трезвость и строгую последовательность лейтенанта, избавив себя от всяких сомнений и тревог.
