Слёз больше не осталось, глаза были совершенно сухими, хотя Мария и находилась на грани истерики. Она сжала до боли зубы, пытаясь совладать с собой, и только стискивала сыновей, чувствуя, как тают и кусками отваливаются от её спины корки тяжёлого льда…


…Существо, крадучись, покинуло свой спасительный угол, и остановилось в середине пещеры, нервно подёргивая хвостом. Глаза его налились ещё большей густой краснотой, превратившись в две яркие звезды; лапы поднялись, растопырив пальцы; хвост угрожающе взметнулся вверх…

Уже ЗНАЯ, что сейчас произойдёт, Мария сильно, боясь вновь потерять, прижала лица сыновей к своей груди, и закрыла глаза…


…Молния полыхнула перед её опущенными веками и, пробившись сквозь них, залила глаза белым светом.

Мария инстинктивно зажмурилась ещё крепче, и судорожно сжала мальчишек обретшими неимоверные силы руками…


…Они простояли так, казалось, очень долго, пока зажатые ею сыновья не задёргались, пытаясь вырваться.

Мария открыла глаза, и, поражённая увиденным, опустила руки…


…Было утро. Сбоку в разбитое окно комнаты вливались яркие лучи солнца и освещали сверкающие тысячами блёсток осколки стёкол на полу.

Мария стояла с сыновьями посреди детской и чувствовала, как в её изрезанных ступнях начинает просыпаться боль. Она с удивлением обнаружила, что на ней только длинная, испачканная в саже, ночная рубашка.

Мария стыдливо прикрыла руками дыру на груди и со словами «- Я сейчас!» выбежала из детской.

В большой комнате было темно, её окна оказались почему-то закрытыми снаружи ставнями. Мария на ощупь порылась в шкафу и нашла там кое-какую свою одежду. Выйдя в сени, она сбросила с себя влажную от её пота ночную рубашку, и, ёжась от утренней прохлады, быстро оделась.

Ткнувшись во входную дверь дома, она с удивлением обнаружила, что та тоже закрыта, и почему-то — снаружи.

Мария пошла на кухню, скудно освещённую только бьющими сквозь щели в ставнях лучиками солнца, и взяла веник. Она поискала совок и, найдя, вернулась в детскую.


Когда она вошла в неё, мальчишки, неестественно притихшие, сидели рядком на кровати, и молча глядели в изуродованное окно.

— Вы чего это тут расселись, мужики?!. — наигранно — ворчливо спросила Мария. — А работать кто за вас будет?! Ну-ка, давайте все вместе наводит порядок! Сначала сделаем нужные дела, а потом будем разбираться, кто из вас всё это тут натворил!

Она сунула Сашке в руки совок с веником и молча указала на пол.

— А ты, — обратилась она к Вовке, — быстро вылезай наружу и открой все ставни — кто-то тут без нашего позволения ночью баловал…

Мальчишки послушно слезли с постели и вдруг замерли, глядя на мать широко открытыми глазами.

— Что?!. — испугалась Мария выражений их лиц. — Что со мной такое не так?!.

Она схватилась за своё лицо пальцами и с удивлением почувствовала под ними широкую, идущую через всю правую щеку и лоб полосу то ли грязи, то ли коросты.

Мария сделала шаг к зеркалу и увидела своё бледное лицо, покрытое множеством, неведомо откуда взявшихся больших и маленьких, уже полузаживших царапин и ссадин.

— Мама, а что это с тобой?.. — почти одновременно спросили изумлённые сыновья.

Мария, не отворачиваясь от зеркала, пожала плечами.

— Не знаю… Поцарапалась где-то…

Она снова повернулась к мальчишкам.

— Ну, всё, хватит бездельничать! Быстро за дела! А я пойду, приготовлю нам всем завтрак!

Сашка тут же нагнулся и стал сгребать звякающие стекляшки в совок, а Вовка осторожно полез через густо усыпанный осколками стёкол подоконник наружу.

— Что тут такое было-то без нас?.. — ворчливо проговорил он. — Что это за дела такие?.. А мы-то сами — где были?..

Мария окинула хозяйским взглядом детскую, заметив странные тёмные закорючки возле осколков аквариума, попыталась вспомнить, что это такое и почему, но не смогла, и пошла на кухню.

Там уже было светло — Вовка снаружи открыл ставни, и в лучах солнца посверкивали мелкие летучие пылинки.

Мария нашла спички, растопила печь, сняла стоявшую на ней тяжёлую, закрытую кастрюлю, и подняла её крышку.


…В нос ударил тяжёлый тухлый запах. В кастрюле было что-то серое, хорошо замаскированное плотным слоем плесени, и издающее ужасное зловоние.

Мария удивлённо хмыкнула, и временно поставила кастрюлю под умывальник, закрыв крышкой, чтобы не отравляла атмосферу.

На столе всё лежало в своём обычном порядке и только одно обстоятельство поразило Марию: стол был покрыт тонким слоем пыли, как будто в кухню не заходили как минимум недели две…

Мария потрогала ладонью свой взмокший от волнения лоб и внимательно оглядела родную кухню, будто попала в неё впервые…


…На всём в ней лежала печать Времени. Хлеб в пластмассовой хлебнице превратился в камень, а цветы на подоконнике высохли и поникли. Воды в ведре было на донышке, и та уже основательно зацвела. Мария машинально сняла висевшее на верёвке полотенце, с удивлением обнаружив, что оно пропитано высохшей кровью. Дом задавал ей всё больше своих вопросов, пока не давая ни одного ответа на её…


Вывел Марию из застойной задумчивости запыхавшийся Вовка, вбежавший в кухню.

— Мамка! — крикнул он. — Ставни я открыл все, а дверь на замке! И ключа нигде нет!

Она отрешённо взглянула на него и погладила сына по голове.

— Ну, ладно, тогда давай всё — пока через окно. Возьми ведро, сполосни его, и принеси свежей воды.

Вовка схватил ведро и выскочил в дверь.

Мария открыла на кухне окно, чтобы ему было проще передать ей ведро с водой, и выглянула наружу.

Сын бежал к колодцу, размахивая позвякивающим пустым ведром. Мария посмотрела по сторонам и с очередным удивлением обнаружила их рассёдланного Огонька, пасущегося рядом с домом, и почему-то — за его забором.

— Странные дела творятся в мире… — сказала она задумчиво. — И кому всё это было нужно?.. И зачем?..


Пришёл Вовка с полным ведром воды. Его тяжесть перекосила мальчишку на один бок, но он терпеливо держался, высунув от усердия язык.

— Спасибо, — сказал Мария, поощряя, погладив его по лохматой голове. — Иди, помоги брату, а я пока тут с завтраком разберусь.

— Ага! — Вовка выскочил из кухни и торопливо затопал ногами по деревянному полу.

Шум, доносившийся из детской, стал вдвое громче: братья усердствовали, как никогда.

— Ну-ну… — Мария, довольно улыбаясь, покачала головой. — И что это вас на такое сподвигло? И надолго ли вашего пыла хватит? Посмотрим… Посмотрим…

Мария быстро настроилась на утренний режим, и захлопотала в привычной для неё обстановке, точно забыв о тех странностях, которыми был наполнен дом…


…В какой-то момент сердце Марии неожиданно и больно кольнуло непонятное, но нехорошее предчувствие. Она непроизвольно охнула, повернулась к печи спиной, и застыла с ложкой в руке, превратившись в статую, и обратившись в слух…

Через минуту она поняла, что её встревожило.


…Тишина в доме… Только что там шумели браться, а теперь дом не издавал ни звука…

Память коротким, но ярким отголоском вдруг обрушилась на Марию, заполняя опустошённое в ней прошлое…

В вернувшемся к ней Ужасе Мария уронила ложку, и с остановившимся сердцем сделала почти неживой шаг в сторону двери кухни…


…В детской что-то оглушительно и победоносно рухнулось с высоты на пол, и вслед за этим послышались знакомые до боли звуки привычной мальчишеской потасовки…

Мария попятилась от двери обратно к плите, споткнувшись о табуретку, почти упала на неё, прижав к груди сжатые в побелевшие кулаки руки, с наслаждением слушала драку сыновей, и по её заживающим щекам почти ручьями текли слёзы умиления, хотя Мария никогда не верила в то, что можно плакать от Счастья…